Танец дыма

Интуитивное стремление облачать испытанное мной в реальности «нечто» в закономерность на этот раз подарило мне четыре звука, которые каждый день (и даже чаще) я могу понимать или расшифровывать по-разному. Всё зависит от непростой игры собственных воспоминаний и украшения их ассоциативным рядом, а также чувственным опытом, что складывался на протяжении определённого количества времени.

Идею дать литературную жизнь этому великому коду я обрела, послушав квартет Лютославского[2 - Квартет Лютославского. Струнный квартет (1964) польского композитора В. Лютославского.]. Тяжёлый, пустынный, скрипучий, порой до ломоты в костях одинокий и до одури пустой – ты теряешься в пределах намеченного пространства. Казалось бы, все параметры тебе даны, просто пройди путь, а так сложно. Я слушала это произведение впервые, потому было страшно. Вроде бы открываешь приятную дверь (новый такт), а там – неизвестность, пока не появится ещё пара звуков, отголосков знакомого прошлого и его правил. Хочется порой ощутить силу законов уже понятого, принятого, пропущенного через себя и успевшего полюбиться искренно. В общем, квартет довёл до температуры кипения моё эмоциональное состояние, желающее взорваться и оставить свои части на других.

Каждый новый знак несёт в себе информацию к последующему и в то же время – предыдущему, без этой взаимосвязи не существовало бы пусть даже и пространства одного квадрата. Почему живёт «Чёрный квадрат»? Огромное количество знаков до времени его создания несло в себе подготовительную информацию. После создания знаки будут призваны отсылать нас к квадрату в нужное время, помогут не забыть и подготовить себя к новому. Эти знаки, может показаться, существуют в хаотичном порядке, так как возникают по своей воле.

Символ пытаются понять скорее не для радости своей жизни, а развлечения сознания. Загадка, дающая пищу уму, отбирающая одну клеточку пустоты из бездны. Клеточка наполняется вашей информацией, кислородом, цветом, который вы понимаете, она буквально вырывается из всеобщего контекста «паутины» пустоты и продолжает обитать в организме. Сложность в том, что порой хочется делиться находкой, и не знаешь, как лучше. Слово ли, звук, образ на сцене не сможет передать природную натуральность, воссозданную именно вашим нутром (тело, душа, энергия и т. д.).

Сегодня я расшифровала DSCH один раз. Мне хватило на несколько дней вперёд. Так случается порой с любым произведением искусства: хватает редкого с ним соприкосновения, так как влияние его энергии и заложенной информации нужно пережить (не важно, понравилось это событие или нет, в любом случае, всё это новое!)

Композитор врывается в устоявшийся порядок восприятия вашей жизни вами. Но раз он ворвался, значит, дверь была открыта, и работа миллиардов знаков хотела подвести к визиту гостя, настоящего человека, скорее, его идей и законсервированной им жизни в пределах не просто «пространства», а границ своего «я» в части пути. Комната, как одно произведение. Ваша квартира становится квартирой художника.

Работа знаков никогда не прекращается. Иллюзия – сон. Веду повествование об очевидностях, и всё же.

Две встречи с людьми в разное время дают мне один звук. Эти звуки сами по себе независимы и в другой комбинации могут восприниматься иначе. Повторюсь, сегодня они открылись так. Почему? Знаки так подвели, сознание дышало подобным воздухом, близким к жизни подобных тактов. Уж это позвольте не анализировать (неподготовленное погружение в метафизику тождественно опьянению).

Тон. Колебания звука заставляют нас резонировать, то есть отвечать, выражаясь языком современных заимствований: мы делимся фидбэком, точно пищей, приготовленной под действием внутренней печи.

Комбинация DSCH экстравертна, она стремится наружу, так же как и сознание под её тяжестью. В начале такта первой строчки я находилась в автобусе, дальше – безжалостно была перенесена в поток уже несуществующих дней, с целью сделать их реальнее и значительнее. Я стремлюсь из автобуса наружу, а не наоборот. Самое интересное, это тот факт, что дни вылавливаются вдруг. Когда мы сидим у речки и в руках крепко держим удочку, мы не думаем о том, что сейчас клюнет рыбка такая-то под своим именем или иная (обратите внимание, живая, значит, и дни, которые прошли, где-то имеют место быть настоящими). Я же вообще призываю отпустить в конце концов всех рыб обратно в воду.

Те дни уже прожиты и скрыты природой воды. Процесс вашей рыбалки искусствен. Вы поймаете дни, но вне своей среды, они сдохнут. Чтобы не насыщать их осадком, отпустите. В Петербурге воды слишком много, и потому есть вероятность погрязнуть в каналах дней, они постоянно о себе намекают (видом, запахом, журчанием).

Так или иначе, я всегда возвращаюсь к анализу прошедшего и держу удочку наготове, мне мало что даёт рыбалка, но встретившись с рыбой, я говорю ей спасибо. Когда я занята ловлей, я нахожусь на одном месте – движения ноль. Просто наслаждаюсь общностью, масштабом водной глади, что содержит в себе прошлое. Суть в том, что существование не есть бесконечная рыбалка. А даже если она случается, то многим не достаёт сил её принять такой, какая есть, и потому берут с собой спирт, рабочий, замедляющий движение реки, жизни, всего прочего… «Медленно» – залог продления дня.

Но я сегодня всё видела и слышала так, как есть.

Почему четыре звука? Потому что в автобусе мне вспомнились восемь человек, так получилось. От одного звена (состоящего из двух полутонов) я переходила к следующему, видела закономерность, чувствовала, что приближаюсь к чему-то важному, а в результате осталась на улице – пришло время моей остановки.

Моё понимание монограммы DSCH в один из весенних дней, похожий на зимний.

Этюды.

«D»

Автобус наполнен помятыми людьми – на удивление. Вторник ведь, первая половина дня, самое безобидное, если удобно – девственное время, к тому же общественный транспорт, а куда ни посмотри, везде лица, точно скомканные салфетки. Нет, накануне праздника не было, этим объяснить всеобщее похмелье невозможно. Тогда что?

Я заняла место у окна в передней части салона. Довольно быстро мелькали здания и каналы. Аничков, Дом Елисеевых, Думские часы. Очень хорошо. Я обожаю путь из одной точки в другую, можно ничего не делать (и совершенно оправданно), только наблюдать за жизнью в Петербурге.

Остановка – зашёл маргинал. От него дурно пахло, лицо было кем-то побито, следы ещё не успели зажить, и он волок их за собой в салон.

«Только не ко мне, не ко мне» – повторяла я про себя. Тщетно – всё же сел.

Мужчина болел насморком, его нос не переставая тёк. Как мог, пассажир успокаивал свой организм – шмыгал, шмыгал и шмыгал протяжно. Я посчитала: раз в три секунды, стабильно. Пассажир тоже наблюдал за Петербургом.

Ощущение от соседства с этим человеком показалось мне знакомым – точно, вчера вечером мне было так же неприятно сидеть рядом с одной девушкой.

Я уже перестала думать о побитом пьянице, мои мысли ожили во вчерашнем дне. Любимое место, длинная стойка, много знакомых лиц, в основном рекламщиков. Мы отдыхаем после тяжёлого рабочего дня. Все вместе порой обсуждаем в режиме кратких замечаний-набросков блюда, коктейли, квартиры в Петербурге. Я заметила сразу, что на противоположном конце сидела высокая белокурая барышня. Короткие волосы, алые ногти, тяжёлый взгляд. Длинное бежевое платье, по всей видимости, кашемир, на груди брошь в виде двух сердец.

Взгляд рассеянный, притом не теряющий лукавства. Рядом с девушкой заканчивал кубок пенного огромный боров. Они обменялись телефонами, девушка не теряла градус игристого внутри, но её взгляд бегал по сторонам и часто смотрел в противоположную сторону.

Кто же там был? Приятный мужчина в очках. Отличный бадлон, лёгкий аромат дорогого одеколона, приятный взгляд, напротив него «Новый русский», уже початый. Мужчина смотрит в глубь стакана, вертит его медленно. Порой отвлекается посмотреть, что происходит в телевизоре – там транслируют очередной футбольный матч, не очень значительный, зато футбольный. Подпер рукой подбородок.

– Она дала Никите номер, – сказал невзначай бармен, протирая бокал для портвейна.

Тот кивнул, будто ожидал подобного расклада.

Девушка вдруг решила пересесть. Место по левую руку красивого человека оказалось свободным.

– Ну что? Мне долго ждать? – она села грудью на стойку.

Её маникюр был отличным, дорогим, и кольца мне сразу понравились, хоть золото и не люблю, а на её руках украшения смотрелись роскошно. Бежевый, красный, золотой, соломенный оттенок волос – тепло с яркими акцентами, почти Сафари.

Парень и глазом не моргнул, всё так же продолжал вертеть стакан.

– Ты угостишь меня или нет? – допытывалась она.

Все держали паузу. Неприятно смотреть на фигурку из Сафари.

– Налей ей что-нибудь такое, – парень слегка поморщился (ему явно не хотелось никого угощать) и понизил голос. – Недорогое.

– А почему ты не добавил меня в друзья? – обратилась барышня к бармену.

Мы старались не обращать внимания на Сафари, хоть девушка всех перебивала, в конце концов она устала и через несколько минут решила покинуть заведение, не понимая, зачем пришла. Ей было лет тридцать. Хреновая жизнь.

Мой сосед продолжал шмыгать носом, и это раздражало так же, как присутствие Сафари рядом.

«S»

Я наблюдала за девушкой и одновременно была замешана в разговор бармена и другого гостя.

– Раньше я панковал. Лет десять назад даже дреды носил. Да, весёлое было время. И всё принимал, всё.

Я кивнула, будто понимала его печаль.

– Какие отличные наркотики тогда были… А сейчас что?

– Мне кажется, теперь их можно спокойно продавать в супермаркете, настолько они безопасные, откровенно дрянные, – улыбнулся бармен.

Все расхохотались: походит, представили себе оборот наркотиков в магазине.

– Мои друзья специально ездят в Доминикану за хорошим порошком. Раз в полгода.

Он упомянул эту страну, и я вспомнила, как две недели назад в другом баре встретилась с парой, Ромой и Тимой. Они рассказывали о том, как периодически наведываются в Доминикану, но не сказали, зачем именно. Теперь поток мыслей ушёл назад ещё на две недели.

– Смотри, какой ролик рекламный нашёл, – тот, что постарше, протянул мне телефон. – Только до конца.

Один из модных парижских домов снял смешное видео, в конце которого все протяжно выли французское банальное слово. Рома повторил.

– Прелесть! – я вернула телефон.