Огонь посредине зимы

Столичный особняк фон Алексаи насчитывал не одно столетие – его возвел еще родоначальник семейства. По слухам, он выиграл земельный участок в карты у тетки. По официальной версии, земля была пожалована дедушкой-королем. С тех пор дом несколько раз перестраивался и видоизменялся по последней моде. К примеру, при отце Рудольфа туда провели водопровод – неслыханную роскошь для того же Сайратина. Трехэтажный, с двумя флигелями, разнообразными службами, разбитым в пейзажном стиле садом, парадным фасадом он выходил на Королевский бульвар – самую аристократичную и фешенебельную улицу столицы. Дома на ней стоили баснословных денег. Все потому, что завершался бульвар оградой королевского дворца. Взамен на опустошенные кошельки обитатели здешних мест могли рассчитывать на тишину, безопасность, уличное освещение и возможность наблюдать из окон за королевской семьей во время конных прогулок.

– Постой, что это?

Евгения была уже в дверях гостиной, когда ее остановил суровый окрик брата. Пришлось вернуться.

Нахмурившись, Рудольф вертел в руках какую-то бумажку.

– И?

Пристав на цыпочки, Евгения пыталась рассмотреть, в чем же дело. Под ложечкой защемило, но она отогнала от себя панические мысли. Никто не знал, не мог знать! И уж точно не стал бы скреплять личной печатью.

– Долговая расписка за подписью отца. Платеж просрочен на полгода. Ты что-нибудь об этом знаешь?

Сжимая злосчастное письмо в руке, Рудольф взглядом пригвоздил сестру к полу.

– Понятия не имею, – растерянно пробормотала Евгения и протянула руку, забрала бумагу.

– Выдать подателю сего… – быстро читала она, забавно наморщив носик. – Под честное имя… Срок уплаты… Я ничего не понимаю, Ральф!

Евгения подняла голову; державшие расписку пальцы чуть подрагивали.

– Отец… Ему незачем было брать десять дукатов, тем более у иностранца!

– Почему ты думаешь, что Рамон Иварса иностранец?

Он пытался подловить сестру, понять, притворяется она или действительно ничего не знает.

Дело серьезное. Проблема вовсе не в десяти дукатах – даже с набежавшими процентами не слишком большая сумма при его доходах, а в поддельной подписи отца. На первый взгляд она ничем не отличалась от настоящей, но на второй в глаза бросалась прерывистость линий, иное написание гласных. При этом личная печать подлинная, тайно воспользоваться ей могли только члены семьи, дворецкий Рафус, поверенный и врач.

Предатель. От одного этого слова рот наполнялся горечью.

Проще закрыть глаза, заплатить этот долг, но Рудольф хотел докопаться до сути. Кто и почему пошел на преступление?

– Ну… – замялась Евгения. – Имя у него странное – Рамон.

– Эжени?

Рудольф требовательно посмотрел ей в глаза.

– Да не знаю я ничего! – взорвалась сестра. – Нет у меня этих денег! Были бы, давно сбежала. Или думаешь, будто я их под подушку положила, до лучших времен?

– И то верно, – неохотно признал ее правоту Рудольф.

Однако его не покидало ощущение, что Евгения темнит и тот самый таинственный Рамон ей знаком.

– Хорошо, – он забрал у нее долговую записку и сунул в карман, – сегодня же я напишу ему и все выясню.

Рудольф искоса наблюдал за сестрой. Сейчас она всплеснет руками, в страхе выкрикнет: «Не надо!», но Евгения задумчиво изучала потолок.

– Рамон… Рамон…

Она вновь наморщила носик.

– К нам как-то наведывался иностранец, сюда, когда мы с матушкой приехали на бал. Кажется, речь шла о каких-то бумагах. Может, это он?

– Может. Я сообщу тебе, как только что-то узнаю.

– Сделай милость. А пока я пошла. Попытаюсь обустроить свою одиночную камеру.

Приподнявшись на мыски, Евгения, как в детстве, чмокнула его в лоб и скрылась за дверью. Рудольф проводил ее недоверчивым взглядом. Это письмо, резкая перемена в поведении, поцелуй… Уж не припрятала ли сестра в рукаве очередную тайну?

Рудольф не любил откладывать дела в долгий ящик, поэтому, даже не переодевшись с дороги, уселся за ответ господину Иварсе. Представившись, он просил о личной встрече. Мол, как наследнику, ему требовалось прояснить некоторые моменты. О поддельной подписи не упомянул. Сначала он взглянет на таинственного господина Иварсу, выслушает обстоятельства дела, а потом уже решит: выплатить долг или подать на него в суд.

Промокнув написанное, Рудольф несколько раз перечитал текст письма, запечатал и позвонил в колокольчик.

– Отправить с вечерней почтой!

– Как прикажете, ваше сиятельство.

Ледяные пальцы на мгновение обожгли, забрав из его рук письмо.

«Надо сотворить еще парочку спиров», – мельком подумал Рудольф. Вот и занятие на вечер нашлось – глушить смерть отца в вине претило, а так все польза. Слуг действительно не хватало. Одно дело – приглядывать за домом, пока хозяева в отъезде, другое – обсуживать двух исвердов. Где, к примеру, взять горничную для Евгении, не из людей же нанимать!

* * *

Рассеянный зимний свет, блеклый и тусклый, падал через высокое окно в потолке на каменный стол в лаборатории. По традиции, ее обустраивали подальше от жилых покоев. Так в столичном доме Алексаи под нее отвели мансарду садового флигеля.

Рудольф снял сюртук, тщательно расправил и повесил его на спинку высокого стула. После покосился на блок из чистейшего речного льда, который доставили менее часа назад. Не всякий материал годился для создания спиров, надлежало все тщательно осмотреть, проверить на посторонние вкрапления и сколы.

Поставщик не подвел, дорожил своей репутацией, Рудольф остался доволен. Сегодня он работал один, хотя пора бы уже научить созданию живого из неживого сестру. Рудольф заходил к ней. Утомленная дорогой и ссорой, Евгения спала. Подложив кулачок под щеку, она напоминала себя прежнюю. Рудольф потихоньку вышел, не потревожив ее сна, и направился прямиком во флигель.

Физический монотонный труд – лучшее лекарство от всех бед. Когда творишь, не думаешь о мелочах. Этой истине когда-то научила Рудольфа мать. В отличие от отца, она часто работала со льдом. Прежде он не задумывался, почему именно мать отвечала за создание и починку слуг, а теперь понял, что за внешним семейным благополучием скрывалось много проблем. Сдается, Фердинанд унес под крышку гроба не только свои измены, но ворошить прошлое Рудольф не собирался.

Сегодня он изваяет горничную.

Прикрыв глаза, Рудольф представил будущее творение и взялся за инструменты. Он смело работал пилой и топором, не боялся отрезать лишнее.

Когда черновая работа была окончена, пришел черед долота и молотка.

Разгоряченный работой, Рудольф засучил рукава, избавился от жилета. Потом и вовсе расстегнул рубашку: ему не хватало воздуха.

Исвердам не требовалось филигранно выверять каждую деталь, достаточно наметить общие контуры, остальное доделает магия. У традиционных скульпторов на каждое творение уходили недели, а то и годы, Рудольф справился за пару часов.

Высеченная изо льда фигура пока отдаленно походила на женщину. Ростом она чуть уступала Евгении, зато крепкая, коренастая – задача горничной не ублажать взор, а без устали трудиться.

Рудольф скептически оценил свое творение: отшлифовать, или приступить к оживлению?

– Да, растерял, растерял былые умения! – покачал головой он.