Время любить. Сборник рассказов и стихов

«Гостья?» – Инна подошла ближе, ей не показалось это некрасивым или неловким, она повиновалась простому и ясному порыву, вызванному любопытством и чем-то еще – мистические натуры назвали бы это чувство интуицией, но Инна в интуицию не верила.

– Знаете, Виктор Вениаминович, я – я просто потерялась, мне кажется…

– Боже мой, Геля, какой вы еще ребенок…

Инна шагнула вперед из-за своего укрытия. Виктор стоял около стремянки, которой пользовался, чтобы добраться до верхних веток, обнимал и очень ласково гладил по голове невысокую женщину в ярко-зеленом платье с крупными белыми цветами. Рядом стояло ведро с ранетками, почти полное, и на траве вокруг лежали круглые спелые, золотистые с красными бочками яблочки. Инна шагнула обратно и осторожно ушла в дом. Те, двое, так ее и не заметили.

– Инна, чай горячий, да? – Геля в нерешительности остановилась на пороге. Инна молча подвинула ей стул, достала зеленую чашку, налила густой заварки – травяной дух приятно щекотал ноздри.

– Выпей, хорошо успокаивает, – Инна села напротив и бесцеремонно стала ее разглядывать.

Без косметики, без прически, в каком-то мешковатом сером одеянии (Инна подумала, что платье явно чье-то, не по фигуре, что было удивительно, – за годы знакомства Инна встречала Агнию только в ярких платьях) Геля выглядела девочкой. «Интересно, ей же сейчас где-то около сорока или уже сорок?», – подумала Инна. А память снова нарисовала ту картинку, из прошлого, и, дзинь, будто порвалась где-то в сознании тонкая металлическая нить. Дзинь. Инна поморщилась, в голове противный звук еще оставался, и из-за этого было больно и тревожно.

– Ты как? Тебе плохо, может, лекарство? – Геля забеспокоилась, подскочила. – Где у них аптечка? – начала суетливо открывать шкафы.

– Тихо. Не маячь. Пройдет, – Инна откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Звук стал утихать. Инна почувствовала у себя на лбу мягкую и теплую Гелину ладошку. Маленькая ладошка с тонкими пальчиками – она лежала на плече Вити в тот вечер, где-то ближе к шее, на его светлой футболке. Инна открыла глаза, сказав себе, что глупо думать ТАК о Вите теперь. Раньше надо было. До свадьбы с Анной, до его встречи с Гелей.

– Инна, познакомься. Это Агния Алексеевна, Витина коллега, – Анна Петровна величаво указала рукой на молодую женщину, которая сидела в углу дивана в гостиной около торшера и листала семейный альбом Ивановых.

– Инна.

Девушка приподнялась и открыто улыбнулась:

– Здравствуйте! Очень приятно. Меня можно попросту – Гелей.

Когда сели ужинать, Инна исподволь наблюдала за гостьей. За тридцать или около того, симпатичная, но не красавица, хорошие волосы – кудрявые, с легкой рыжинкой, большие глаза, серо-зеленые, очень подвижное лицо: удивляется, хмурится, смеется, тут же становится серьезной. Инна отметила, что Витя с явным удовольствием слушает ее, хорошо так, по-доброму улыбается, подшучивает над гостьей, но как-то очень уж заботливо, нежно и осторожно.

После ужина, когда Инна отправилась мыть посуду, а Анна, по своему обыкновению, составила ей компанию, чтобы порассуждать о несговорчивых соседях и неприятно удививших счетах от жилуправления (когда-то, попервости, Инна сделала вывод, что Витина жена считает, что с ней можно говорить исключительно о бытовых темах, и спокойно поддерживала мнение хозяйки – так было проще), Инна приспросилась о новой гостье.

– А что это за девушка приходила? Коллега Виктора, ты говоришь?

– Да, работает в издательстве при университете – уже не первую монографию ему помогает готовить к печати. Милая, в общем, девушка. Ты знаешь, я не очень люблю чужих в доме – ты, естественно, не в счет (Инна хмыкнула – «не в счет, это про меня – и не в бровь, а в глаз»). Но Геля у меня совсем не вызывает неприятных эмоций, – Анна положила в рот маленькую конфетку и изящно стала ее пережевывать.

– Виктор ей явно симпатизирует, – Инна обронила фразу как бы невзначай, и стала ждать реакции. Но реакции не было. Инна удивилась, она знала, насколько ревностно к своему праву жены быть всегда в центре внимания Виктора относилась Анна.

Геля выпила травяной чай, но чашку из рук не выпускала, вертела в руках, она внимательно смотрела на что-то, что было за спиной Инны. Инна даже обернулась, чтобы поглядеть, что же там, за окном, в облетающем яблоневом саду, так привлекло внимание Гели?

– Будешь еще чай пить?

– Нет. Спасибо, Инна. Спасибо, ты так поддержала меня в эти дни.

Инна удивилась:

– Да ничем особенным…

– Нет, ты нас всех тормошила, чем-то озадачивала, не давала тупо сидеть и реветь, – Геля чуть ей улыбнулась. – Но тебе-то, пожалуй, похуже других будет?

– С чего это?

Геля пожала плечами:

– Анне Петровне, конечно, не просто – но у нее есть воспоминания, есть счастливая жизнь в прошлом. Будет вспоминать. Тем и спасется.

Инна поморщилась, вот оно как. А ей, Инне, и вспомнить нечего. И резко ответила:

– А ты? Тебе что – тоже есть, что вспомнить, что-то особенное?

Геля взглянула ей прямо в глаза, и Инне показалось, что глаза эти заглянули глубоко-глубоко в ее душу, туда, где в самом укромном уголке плакала настоящая Инна, а не та, что смотрела на нее каждый день из зеркала в прихожей. Невольно Инна отстранилась, Геля опустила глаза.

– Я не хотела тебя обидеть. Мне тоже вспомнить будет особенно нечего. Даже так – я бы сказала, что так и придется помнить о том, что не сказано и не сделано.

Геля встала и вышла из кухни.

Инна услышала, что она заговорила с Анной Петровной – тихо, ласково, как говорят с ребенком.

Инна была удивлена, узнав, что у Гели есть муж и двое детей. После первого знакомства Инна сразу повесила на Гелю ярлык «воздыхательница профессора Иванова» и решила, что Геля из ряда тех дам, которые не раз встречались Виктору на пути – молчаливых обожательниц. Они приходили на его лекции, выступления, писали ему. Инна часто подшучивала над ним, мол, когда ты успеваешь вообще что-то читать и писать, если ты все время любезничаешь с поклонницами? «С ученицами…», – всегда поправлял Виктор и весело смеялся.

– У него был особый дар, – Инна сама не заметила, как стала потихоньку размышлять вслух, – и даже не его литературное чутье, не его слог, не его чувство слова. Нет! … другое что-то – более ценное, редкое….

Инна услышала шаги за спиной и обернулась, Геля стояла рядом у окна и тоже смотрела в сад, на яблони, ронявшие красные, рыжие и желто-зеленые листья под внезапным порывом ветра.

– Его было так удивительно радостно любить….

Они еще долго стояли молча, слушая в тишине редкие всхлипывания Анны, шелест штор, вдыхая аромат последних спелых яблок этой осени.

Наталья Коваленко

Родство душ

– Алло, алло… Ты слышишь меня? Раечка умерла сегодня… В десять утра. Что мне делать теперь? – телефон донес дрожащий голос любимого дядьки, маминого брата.

– Дядь Саш, держись! Это действительно большое горе. Чем тебе помочь? Мы тебя очень любим. Это жизнь, тебе надо жить дальше… Да, без нее. Сколько ей было лет?.. Восемьдесят восемь – это много. Она прожила долгую интересную жизнь. С тобой. Я понимаю, как тебе больно, и знаю – вы были счастливы вместе. Но тебе еще далеко до этого возраста. Тебе надо жить. У меня нет слов, чтобы тебя утешить…

У меня действительно не было нужных слов. Я не могла представить, как дядя Саша, вечный весельчак, балагур и жизнелюб будет жить один. Без нее. Они прожили вместе пятьдесят лет. И это был необычный брак. Не как у всех.

Я не могла к нему приехать, но старалась поддерживать: мы часто разговаривали по телефону и переписывались в мессенджере, он даже научился общаться по видеосвязи, и я могла видеть плотный ежик седых волос, очки и иногда полностью лицо, когда ему удавалось правильно расположить камеру на ноутбуке. Но чаще мы вели разговор переписываясь. Время от времени среди разных сообщений появлялись такие:

«Сегодня ровно месяц, как нет с нами Раюши. Очень горько и обидно. Никак не могу смириться».

«Если взрослый человек может ощутить сиротство, то оно сейчас относится ко мне в полной мере».

«В десять утра сегодня было ровно шесть месяцев, как не стало моей Раечки. Прости, что напоминаю…»

Мне было больно от того, что он так тосковал и считал дни и даже часы с момента ее ухода. Я очень переживала за него, хотелось обнять, поговорить, сидя рядом, но он жил в другом городе, и я только через год смогла уговорить его приехать к нам погостить, провести медобследования – в его возрасте всегда найдутся проблемы. Он пробыл у нас две недели, и каждый вечер мы сидели допоздна за столом, пили чай и разговаривали обо всем – и конечно, о Раечке, о которой он мог говорить бесконечно. Один вопрос, немного пикантный, интересовал меня особенно, потому что в нашей семье было много перешептываний и домыслов на этот счет. В последний вечер я собралась с духом и наконец спросила:

– Расскажи, как тебе удалось познакомиться с ней?

– А это очень просто случилось, – дядька оживился, вопрос, который все стыдливо обходили стороной, ему явно доставил удовольствие. – Я тогда работал на заводе и подрабатывал внештатным корреспондентом в «Крымском комсомольце». Газета такая была. Мне дали задание – написать статью о Симферопольском музее. В редакции меня снабдили бумажкой с фамилией и именем главного хранителя. Это была Раиса Иванова, а вопросы, сказали, подготовь сам, но чтобы деятельность музея осветить.