«Вылезай!» – вдруг требует он, но не касается меня. Хотя мог бы – руки у него длиннющие! А ладони – совсем рядом. Я даже чувствую их тепло. Голос у дядьки низкий… Бархатный… Переливистый… Как будто мурчащий. Только не как у моей Китти, а как у льва, в гости к которому мы заглянули, когда недавно были с дедушкой в зоопарке.
«Не вылезу!» – грозно отвечаю я и как угорелая верчу головой.
«Прекрати! – требует он. – Слетит!»
«Кто?» – удивлённо спрашиваю я, замирая как мышка в своей норке.
«Не кто, а что. Твоя голова, – усмехаясь отвечает он. И снова требует: – Дай руку! Я помогу».
«Нет!» – сердито отвечаю я.
Теперь я сержусь на него. «Знатно», как говорит бабуля. Сержусь так сильно, что чувствую, как сами собой прищуриваются глаза и даже морщится нос.
«Надо же, какая грозная амазонка!» – негромко восклицает дядька. Не сердито. Скорее весело. И немного удивлённо.
«Я не мазонка! – возмущаюсь громко. И добавляю: – Меня зовут не так!»
«А как?» – спрашивает он, усмехаясь.
Уголки его губ чуть дергаются и слегка ползут вверх. Как у льва, который мне «улыбнулся» в зоопарке. «Улыбнулся» перед тем, как прыгнуть к решетке, рядом с которой я тогда стояла. Но лев не тянул ко мне лап, а дядька тянет. Хоть и не прикасается.
«Так как тебя зовут?» – спрашивает он снова.
«Это секрет! Понял?»
«Понял», – тихо откликается он.
Вдруг его голова и плечи заныривают в мой чулан глубже. Я не успеваю вовремя отстраниться, и цепкие пальцы обхватывают меня за плечи. Не больно, но довольно крепко.
«Пусти», – шиплю я и закрываю глаза. Я всегда так делаю, когда страшно. А мне теперь страшно. Страшно так, как не было за все пять лет моей жизни. Я боюсь, что дядька достанет меня из этой норки и унесёт с собой.
Мой коварный мозг, видимо, решает проявить милосердие, и «кадр» с цепким дядькой исчезает с глаз долой. Но только затем, чтобы смениться другим…
Снова вспышка и перед глазами проявляется комната.
Она похожа на кабинет. Я видела такой, когда мы с дедушкой ходили в школу, в которой я буду учиться в подготовительном классе. Столы в два ряда и большой – в центре, у доски.
В памяти в подробностях воскресает яркий солнечный день.
На мне длинное платье. Мама велела мне его надеть, потому что его подол надежно прикрывает коленку, и я выгляжу не «раненным лазутчиком, а кроткой воспитанной девочкой – настоящей леди». Так она говорит, туго заплетая мне косу. Она всегда плетет ее туго – так, что волосы сильно натягиваются у висков. У бабули получается не так туго, но этим утром бадули рядом нет. Мама сказала, что ночью она попала в больницу. Дедушка тоже куда-то уехал, а папа еще не вернулся из командировки. Поэтому мы с мамой сегодня вдвоем. И это грустно.
Я вижу, как мы выходим из дома и идём. Пешком. Она куда-то ведет меня за ручку.
«Куда?» – мысленно задаюсь я вопросом и тут же слышу свой детский голос:
«Куда мы идём, мам?»
«В офис. Тебя не с кем оставить. У бабули гипертонический криз, а дедушка уехал в командировку», – терпеливо объясняет она.
«Что значит «офис», мам?»
«Место, где я работаю».
«А ги… ги—пор—та—ни—чи—кий—рис? Его что не сварили?»
«Что не сварили?» – растерянно спрашивает она.
«Рис?»
«Не рис, а криззз, – поправляет она, делая акцент на звуке «з», – Ги—пер—то—ни—чес—кий. Это болезнь такая».
«Бабуля заболела? Почему?»
«Так бывает».
«А другое слово, мам?»
«Какое другое, Котенок?» – вздыхая, уточняет она.
«Дедушка уехал в кодировку – это куда?»
«В ко—ман—ди—ров—ку. По делам он уехал. Скоро вернётся».
«Когда скоро?»
«Скоро, дочь. Послушай меня внимательно!» – строго говорит она.
Мы останавливаемся. Она присаживается на корточки и смотрит мне в глаза
«В офисе ты будешь сидеть тихо, как мышка, поняла?»
«Надо ходить на цыпочках?»
«Лучше вообще не ходить, а сидеть за партой. Тебе же скоро в школу, так?»
«Так».
«Вот будешь тренировать усидчивость».
«Что такое «усичивась»?
«У—сид—чи—вость» – произносит мама по слогам и объясняет: – Будешь учиться сидеть смирно. Как на уроке, поняла?»
«Поняла», – отвечаю я и разочарованно вздыхаю.
Мы с мамой идем дальше.
«Чего загрустила, дочь?»