– Ты глупый, что ли? Какая мне разница? Нам всего хватает, дддажжже на отпуск откладывввалллиии, – еще пуще расплакалась Марина, осознав, что отпуска у них уже не будет в любом случае – они же разводятся.
– Я такие глупости говорила, прости меня дддуууурууу!
Как можно злиться на ревущую в три ручья жену, которая замерзла, просит прощения и нипочем не пускает его рисковать? Ну, никак не получается, хоть он честно попытался вспомнить, какие там у него были претензии. А у нее?
– А! Я ж курю и все провонял дымом! – наконец сообразил он.
– Ты о чем? Кури на здоровье! Ой, то есть здоровье как раз портится! И у меня тоже. Я же думала, что если ребенок… Пассивное курение…
– Какой ребенок? Ты что, беременна и мне не сказала? – возмутился Андрей. Он хотел вернуться в свой мерзко-противный самому себе тон, повозмущаться от души, но Марина покачала головой.
– Нет, что ты! Я бы никогда от тебя такое не скрыла. Я мечтала, понимаешь? А теперь… А теперь все пропало!
– И ничего не пропало! Чего это еще? Я все равно как-нибудь открою эту проклятую дверь!
– Да нет, мы… Мы же разводимся. Ты забыл?
– Забыл! Забыл я, Маринка, заявление подать. Да и пошло оно… Может… Может, еще раз попробуем, а?
– Если выберемся… – по-детски потерла глаза Маринка.
– Когда выберемся! – поправил ее Андрей. Странно, как много сил появляется, когда есть ради кого бороться. Он решительно поднял треснутое кресло, прикинул, как и куда можно ударить, шагнул к двери и увидел… Абсолютно ясно и четко он увидел ухмылку на морде Примуса, который, стоя на столе около балконной двери, осмотрел его с креслом, беззвучно фыркнул и уперся головой в ручку балконной двери.
– Марина, посмотри! – почему-то шепотом позвал Андрей. – Он нам дверь открывает.
–?Вот клянусь, если они сейчас зайдут и станут снова ругаться, я покусаю обоих! – Примус боднул головой последний раз, дверь распахнулась, в комнату влетел ветер и заскочили замерзшие хозяева.
– Первым же делом вызову мастеров и застеклю балкон! Курить буду только тут в открытую форточку. А если того… Ну, если что, так вообще брошу! – Андрей притянул к себе Марину. – Так что первым делом застеклить! В смысле, первым делом иди в ванну и отогревайся.
Марина в ванную едва дошла, так замерзла. Чуть там не уснула, когда пришел муж и вытащил ее из горячей воды, пара и полной осоловелости.
– Не-не идем на кухню! – рассмеялся он.
Посреди стола стояла миска, прикрытая чистым кухонным полотенцем.
– Это чего? – осторожно уточнила Марина.
– Это тесто! Муся, убери лапы! – скомандовал Андрей любопытной Мусе, потянувшей к себе полотенце.
Марина поджала губы. Зря она расслабилась. Ничего не изменилось! Он опять издевается.
– Знаешь, у меня оно получается легко – меня бабушка учила. Я тут подумал: в конце концов лучшие шеф-повара в мире – мужчины. Так что в следующий раз, когда мне захочется пирогов, тесто за мной! А начинку ты делаешь бесподобно! Договорились?
Маринка закивала, а потом торжественно объявила:
– Я точно знаю, что ты у меня самый умный и у тебя получится тот проект, который ты сейчас рассчитал. И все остальные тоже. А если что-то не получается, то оно нам просто не надо. Договорились?
Примус едва успел пошевелить усами и стряхнуть с морды ухмылку. Нечего людям лишнее демонстрировать, а то еще привыкнут.
–?Муся, ты чего? – удивился он торжественному виду кошки.
–?Оно опять тут! Я его чувствую. Оно снова вернулось домой. Наше тепло!
–?Конечно! Оно же зависит от людей, – снисходительно покосился на них кот.
–?И от нас, да? Мы же помогли им? – запереживала Муся.
–?Еще как помогли! Мы так здорово их проветрили! – довольно кивнул Примус, забираясь на руки к Марине и наблюдая, как Андрей наглаживает разомлевшую и счастливую Мусю. – Они, когда непроветренные, такие глупые становятся, оказывается! – пофыркал он, устраивая морду на плече хозяйки. – Ну, ничего-ничего, теперь-то я сам буду следить за вами, чтобы ничего не удумали! – решил он.
Ночью он отправился проинспектировать миски – проголодался от дневных переживаний, а потом, устроившись на кухонном подоконнике, уставился на звезды, такие близкие с его семнадцатого этажа.
–?Эх, люди-люди… Как котята несмышленые! Ну, теперь-то за вами есть кому присмотреть! – кивнул он сам себе, ощущая, как в доме потихоньку ступает мягкими и неслышными шажками самая загадочная и удивительная вещь – то самое людское тепло, которое называют любовью.
Ломовая лошадь
Елена тоскливо раздумывала над словами директора:
– Мы решили расширяться! Будем строить производственные мощности. Цех будет в Подмосковье, я уже присмотрел площадь. Да, и договор с китайцами, ну, который вам не нравился, я подписал! И, да, надо готовить документы на получение кредита. Перечень того, что надо банку, у вас на почте, я только что переслал. Еще…
На этом в ушах Елены зашумело, ей показалось, что в голове щелкнул какой-то предохранитель и отсек дальнейший поток указаний и заданий, последним усилием утопающего попыталась было напомнить:
– Егор Дмитриевич, а сотрудники? Ну, вы обещали подумать над расширением бухгалтерии… – с трудом выговорила она. – И юрист… и кадры…
– Елена, ну как же вы не понимаете… Сейчас расходы вырастут, а вы и так прекрасно справляетесь! Немного попозже, ладно?
Это «немного попозже» она слышала уже давно. Нет, надо было бы возразить, поругаться, пригрозить увольнением, но сил не оставалось совсем – только-только сдала квартальный отчет и в глазах темнело от усталости.
– Нет, это за окном уже темнеет, – догадалась она, с трудом сфокусировавшись на окне. – Пора домой. Не могу больше!
Обычно, сдав отчеты, она устраивала праздники! Покупала что-то вкусное, подарки семье. Сейчас силы закончились настолько, что можно было только идти к метро и смотреть себе под ноги, чтобы не рухнуть.
Когда четыре года назад умер муж, Елена поняла, что надо зарабатывать больше. Еще больше! Столько всего было нужно. Пашка в школе – надо столько всего! Дома ремонт нужен… На даче забор валится. Хорошо родители помогают – живут прямо рядом со школой, и когда она задерживается на работе, то забирают Пашку к себе. Правда, постоянно говорят, что нельзя столько работать. А как иначе-то? Она и ломается на этой работе только потому, что выхода нет!
Все эти доводы она регулярно себе приводила, и обычно помогало, но вот сейчас почему-то никак не срабатывало! Даже идти сил уже не оставалось – в голове крутились новые проблемы:
– Обособленное подразделение, регистрация в налоговой, дополнительные отчеты, охрана труда, проклятый договор с китайцами! Его нельзя было подписывать в том виде! Это же сплошной ужас! Кредит? Более четырехсот ведомостей, расшифровок и табличек. И каждую надо вручную для них трансформировать! Мне головы некогда поднять, я ничего не успеваю. Я же и за главбуха, и за юриста, и за кадровика… А еще и это: «Посадите меж цветов сорок розовых кустов и пока не подрастут, поливай дорожки тут»?
Позвонила мама, отчиталась, что Пашка сделал уроки, поужинал и смотрит какой-то фильм, привычно попеняла на дурацкую дочкину работу, пожелала спокойной ночи, а Елена все так и сидела, обессиленно уставившись в окно.
– Надо идти домой. Хотя… Какой смысл? Можно и тут остаться. И всю ночь работать, потому что я нипочем не успею подготовить документы с этом проклятым кредитом!
Елена вдруг поняла, что сейчас в голос зарыдает. Безнадежно и бессильно.
– Охрану напугаю! Надо идти.
Пустые вагоны метро были так знакомы. Она часто возвращалась поздно. Иногда так, чтобы успеть перед закрытием станции.
– Ну вот… Осталось совсем немного. Чуточку! И я дома! – пересечь темный сквер и войти в подъезд, там уже можно будет и поплакать. Она не боялась темноты, поэтому совершенно бестрепетно шагнула под деревья, дошла до ближайшей скамейки и неожиданно обнаружила, что силы-то закончились. Ну, то есть совсем.