Чухонская повесть

– Могу предложить на выбор три даты: 6 мая, 10 мая и 30 мая.

"Уже май, – пронеслось у Веры, – а мы думали, что справим свадьбу зимой. Вот как все затянулось. Еще говорят, что в мае только маяться. Мы уже достаточно помаялись".

– Ну что ж, берем май, – вслух сказала Вера. – Вопреки всему. Больше ждать не будем.

– А число какое?

Вера посоветовалась с Ари, ему было все равно.

– Тогда самое раннее: 6 мая. Сколько можно ждать. А вам огромное спасибо!

Когда пришли домой, Вера посмотрела в календаре: 6 мая – День Георгия-Победоносца. Так победим! Пора было готовиться к свадьбе.

Лирическое отступление

Прабабушка Домна безумно любила своего мужа – Вериного прадедушку Федора. В данном случае «безумно» отнюдь не преувеличение и не образ. Федор погиб во время Первой мировой войны на Германском фронте совсем молодым. Домна дожила почти до 100 лет. Вера смутно помнила парализованную безумную старуху, называвшую меня «пацаненком». У прабабушки после смерти мужа началось воспаление мозга, после которого она выжила в прямом смысле слова, но «выжила из ума». Она не помнила кто ее дети, внуки, правнуки, какого они возраста и пола. Путая и забывая всех и вся, она, тем не менее, помнила подробности совместной жизни с Федором, мельчайшие черточки его характера, слова, когда-то сказанные им. Бабуся (как ее называли домашние) была очень набожной, во время православных постов она сидела только на воде и хлебе, не позволяя себе ничего лишнего. Она никогда не снимала с себя огромного серебряного креста, который ее дочь, бабушка Веры – жена партийного руководителя, хотя и крещеная, после смерти Домны прятала в ящике комода, и который – так сложились обстоятельства – все-таки надела незадолго до смерти. Бабуся в последние годы своей жизни не вставала и даже шевелилась с трудом. Вера помнила замолкавшие при ней или переходящие в шепот, отчего казавшиеся еще более зловещими, разговоры о пролежнях бабуси.

Все, что интересовало Домну, это ее воссоединение с Богом и Федором. Фотография погибшего мужа стояла на комоде в другом углу от кушетки, на которой лежала парализованная бабуся, и достать портрет со своего места она никак не могла. Тем не менее, каким-то непостижимо-мистическим образом к несказанному удивлению окружающих фотография прадеда оказывалась у Домны под подушкой. Бабушка Веры забирала ее оттуда, расправляла и ставила обратно на комод. Через какое-то время фото опять оказывалось у прабабки. Она была верна своему Феде всю жизнь и любила его до самой смерти.

Эту фотографию Вера потом привезла с собой в Финляндию. На ней – двое, оба в военной форме царских времен, в головных уборах с надписью «4.Ф.». Один – красавец-брюнет со щеголеватыми усиками, второй – блондин с простоватым лицом и мелкими чертами. Прадед Веры – конечно, первый. Видимо, эта фотография так долго и часто была у Веры перед глазами, что в молодости ей нравился только такой тип мужчин. Второй служивый никогда особо не привлекал внимания Веры, и она всегда впадала в крайнее недоумение от вопроса знакомых: «Кто из них твой прадед?».

У Веры хранится увеличенное и слегка обрезанное фото, хотя на оригинале была надпись «Uleaborg» . Это шведское название города Оулу. Фото сделано там. Удивительное дело, прадед служил в Финляндии, в городе Оулу, а Вера тоже побывала там неоднократно, даже гостила у своей подруги. Такую необычную петельку проделала судьба ее рода.

На фото у прадеда забинтован палец, бабушка рассказывала, что Федор поранил его о косу. Вот так предок «прокосил» Вере дорогу в Финляндию.

Глава 4

На дворе стоял 1993 год, когда "по холодильнику каталось одно яйцо", как говорила мама Веры. Ари это очень быстро понял, и только в первый свой приезд он приехал с пустыми руками. Получив на завтрак это катающееся по холодильнику яйцо и ничего больше, в следующие свои заезды он привозил целые сумки еды.

Так договорились и на этот раз. Поскольку гостей на свадьбе будет немного – человек десять, а с едой и деньгами в России – проблематично, Ари привезет закуски к столу из Финляндии. Все остальное Вера взяла на себя. Оставив непотраченные 150 марок, Ари уехал на месяц, чтобы встретиться с невестой уже на свадьбе. Его родственники на торжество в Россию не собирались, поэтому, по крайней мере, эти хлопоты не стояли на повестке дня.

Времена были трудные для всех, поэтому, составив список гостей, Вера договорилась с ними, что вместо подарка каждый из них внесет свой вклад в подготовку к свадьбе. Это всех очень устраивало. Получилась этакая свадьба в складчину: мама оплатила прокат свадебного платья для невесты, папа – свадебный торт, супружеская пара свидетелей предоставила свою машину для поездки по городу – во Дворец, на Стрелку Васильевского острова, к Медному всаднику и домой. Кто-то купил украшения к платью, кто-то оплатил прическу и макияж, кто-то приготовил что-то к столу. В общем, все получилось без помпы, но мило.

Приехавший Ари счастливо осматривал красавицу-невесту и все, приготовленное для торжества.

Вера практически не спала накануне свадьбы, ей мерещилось, что заведующая Дворца находит новые придирки, чтобы их не зарегистрировать: или длина платья не та, или кольца не подходят, или в день свадьбы надо бежать за получением еще какого-нибудь документа. Да, кольца у них, действительно, были не те, вернее, те же самые – помолвочные. Видимо, Ари так поиздержался на все эти поездки в Россию (тогда Вера еще и представить не могла, как он поиздержался), что предложил купить обручальные кольца попозже. Надо сказать, что это попозже так никогда и не наступило. Всегда, когда они вспоминали про обручальные кольца, предстояла какая-то более насущная покупка.

Не смотря на мнительность Веры, церемония бракосочетания прошла замечательно, поездка по городу была запоминающейся, фотографии получились качественные и красочные (тоже чей-то подарок). Праздничный стол оказался отменным, благодаря готовившим гостям, финскому сервелату и прочим экзотическим в ту пору для России финским закускам. Правда, подружки сидели немного грустные. Нет, не завидовали, многие из них уже были счастливо замужем, а просто понимали, что Вера уезжает, если не навсегда, то очень надолго, и уезжает в неизвестность. Одна из них так и сказала Вере:

– Ты хоть знаешь, куда ты едешь? Ты же только по фоткам все видела. Он их мог наснимать где угодно. Вот тебе и машина, и дом, и вся бытовая техника, а приедешь – там каморка Папы Карло с грязной тряпкой на стене. И что ты будешь делать?

– Слушай, это же не Арабские Эмираты или Турция, а Финляндия. Не надо меня пугать. Я доверяю Ари, и все у нас будет хорошо.

Совсем хорошо не было уже в первую брачную ночь. Вера принципиально не соглашалась на секс до свадьбы, а жених хотел только того, чего хотела Вера. И вот это состоялось. Что Вера могла сказать? То, что если бы это случилось до свадьбы, то никакой свадьбы не было бы. Оправдывало Ари то, что Вера, судя по всему, была его первой женщиной. Вера опять испытала к нему чувство какой-то щемящей жалости и решила: "Все. Мы летим в одном космическом корабле, и выхода из него нет. Будем работать над этим вопросом".

К счастью, время подумать на тем, как она будет работать над этим вопросом у нее не было – Ари уезжал на следующий день. А Вера должна была собрать необходимые документы типа свидетельства о крещении с переводом на финский язык, которое, по сути, потом не понадобилось, так как они не венчались, заверить апостилем свидетельство о браке, оформить отпуск и многократную визу как жене финна и приехать к Ари через месяц, в июне, знакомиться с местностью и родней. Окончательный ее переезд в Финляндию они с мужем запланировали на осень.

Научно-производственное объединение, в котором работала Вера, как-то держалось на плаву, искало новые коммерческие заказы, благодаря которым выживало. Основным направлением деятельности были приборы для ювелирной промышленности, геофизики, метеорологических служб. Закончилось время просиживания рабочего времени, каждый специалист был на счету. Верина лаборатория программирования занималась программным обеспечением для всех этих приборов, Вера стала руководителем целого направления и отвечала за функционирование одного из приборов вместе с программами. Непосредственный начальник Веры, узнав о ее браке с иностранцем, опечалился, но отнесся к этому философски.

– Верочка, ты сейчас уходишь только в отпуск на месяц, а потом до осени на тебя все же еще можно рассчитывать?

Проходивший мимо начальник отдела, болезненно реагирующий на слово "отпуск", вскинулся:

– В отпуск никто не уходит, пока не сдадим все три прибора.

Непосредственный начальник деликатно взял начальника отдела за локоток и отвел в сторонку, после чего заявление Веры об отпуске было завизировано.

– Что вы ему сказали? – не могла скрыть удивления Вера.

– Я ему сказал, нужен ли нам в дополнение к нашей критической финансовой ситуации еще и международный скандал. Он – человек разумный и сразу решил, что это ни к чему. Когда едешь, Верочка?

– Первого июня. – Вера расцеловала своего начальника, к которому всегда испытывала чувство благодарности и симпатии. Через пару лет после этого он сам уехал в Америку, и они с Верой поддерживали уже финско-американские связи.

Вера поехала до Лаппеенранты, так было проще всего и дешевле. Ари ждал ее там. Вера увидела шикарную машину и с облегчением вздохнула:

"Даже если будет каморка Папы Карло, можно будет первое время пожить в машине, а потом ее продать". Она и не подозревала, как близка была от истины.

Путь предстоял не ближний – около 700 километров на север Финляндии.

Вера не смогла дремать, всю дорогу она смотрела в окно, хотя пейзаж и не отличался разнообразием. До этого Вера ездила в турпоездки в Болгарию, Польшу, Чехословакию, в капиталистическую же страну попала впервые. Все ей было интересно. И озера, и леса, и дороги – все ей казалось капиталистическим: слишком чистое, ухоженное, хотя и сделанное с заботой о природе и человеке.

Ехали долго. И по всем прикидкам Веры давно должны были приехать. Все-таки дорога утомила, хотелось уже выйти из машины хоть где-нибудь. Муж молчал. Они свернули с асфальтовой дороги на грунтовую, а потом в какой-то неприметный двор. Справа стоял совсем не новый деревянный дом желтого цвета, слева – обшарпанный красный сарай, за ним – еще один. Во дворе неопрятно лежал какой-то инструмент и инвентарь. Рядом не было никаких построек и соседних домов. Похоже на заброшенный хутор.

"Ну вот, – подумала Вера. – Вот оно, начинается".

Муж по-прежнему молчал, несмотря на ее вопросительные взгляды. Из дома вышли мужчина и женщина, Вера узнала по фотографиям – отец и мать Ари. Начался «радушный прием», в течение которого Ари практически не проронил ни слова. Потом уже Вера узнала, что такова манера общения в этой семье, по крайней мере, с ее мужем – говорят отец и мать, а Ари слушает, ест, пьет кофе, чинит машину и практически ни о чем не говорит. Фразы, если и произносятся, то весьма и весьма лаконичные. Потом уже Вера приноровилась общаться со свекром и свекровью, но сейчас-то она совсем не понимала, о чем они говорят на своем саволайском диалекте, Веру же на курсах учили финскому литературному языку и хельсинкскому произношению. Да и о чем говорить с практически незнакомыми людьми? Они что-то говорили про кофе – "kahvi" – это слово она знала. Вера спросила про туалет и где помыть руки. Оказалось, что туалета в доме нет, та вторая сараюшка за обшарпанным гаражом и была "биотуалетом" – дырка в деревяшке. "Хорошо, что июнь месяц, а не зима", – подумала Вера.

Горячей воды тоже не было. Веру проводили в сауну, соседствующую с туалетом, там из ковша муж полил ей на руки горячей воды из подогретой бочки.

Вера уже ни о чем не порывалась спросить мужа, а просто анализировала в уме ситуацию: "Интересно, нам предстоит здесь жить? Как долго? Каково финансовое положение моего мужа, если родители живут в такой нищете?"

Она покорно пошла в избу тоже не образцового вида. Там на столе стояли чашки и огромный красивый самодельный торт. За всю дорогу они с мужем толком не поели, и Вера немного удивилась, что их после долгого пути встречают такой едой, но делать было нечего – очень хотелось есть, и она съела огромный кусок, чуть ли не четверть всего торта. Как оказалось, зря. Потому что после того, как чайно-кофейные принадлежности были убраны, на стол стала подаваться нормальная еда: помидоры, огурцы, хлеб, картошка, мясные шарики-котлеты. Вера уже есть не могла, поэтому с завистью смотрела на мужа, который после двух чашек кофе и миниатюрного кусочка торта с удовольствием поедал котлеты и все остальное.

За столом родители постоянно что-то говорили, но Вера уже утратила способность воспринимать их язык, знакомые слова практически не попадались, да и скорость речи, не смотря на анекдоты про заторможенность финнов, была довольно высокой.

Вера уже устала улыбаться и кивать, ужасно хотелось спать, по крайней мере, отдохнуть, но как это сделать, она не знала.

Тут муж стал жестами ей показывать на машину. Вера подумала, что надо пойти выгрузить вещи. Оказалось, что надо куда-то ехать еще. Она с облегчением распрощалась с родителями, попозировав перед фотоаппаратом свекра в разных комбинациях то с Ари, то со свекровью, то одной, и села в машину уже в полной прострации. Никаких вопросов в ее голове больше не возникло, она доверилась ситуации полностью и теперь ждала, что же будет дальше.

Дорога заняла еще часа полтора. Была уже поздняя ночь, когда они въехали на комфортабельную стоянку перед новеньким двухэтажным многоквартирным домом в небольшом поселке городского типа. Ари взял вещи, и супруги поднялись на второй этаж. То, что увидела Вера, было наградой за весь напряженный день пути – совершенно новая, чистая, удобная, прекрасно обставленная однокомнатная квартира, кухня со встроенной мебелью со всем необходимым инвентарём, туалет и душ – ура! – Вера первым делом рванулась туда с выданным ей мужем полотенцем. Она мылась под душем и смеялась, пела и ликовала. Сейчас и здесь она была счастлива, еще не подозревая, что ее ожидает в ближайшем будущем.

На следующий день они пошли в полицию. Цель визита была Вере не очень понятна, но после счастливого завершения вчерашнего дня, она стопроцентно доверяла мужу. На всякий случай Вера прихватила с собой два словаря, финский и английский, как оказалось, не напрасно. Беседа затянулась на два часа. Женщина-полицейский Туула, с которой в дальнейшем через пару лет Вера оказалась в одном учебном заведении и подружилась, проявила редкостное терпение. Она пыталась втолковать Вере на обоих языках попеременно, что нужен ее паспорт для оформления ей вида на жительство как жене финна сроком на полгода с дальнейшим продлением. Вера же ни в какую не хотела отдавать паспорт, боясь, что ей его не вернут в нужный срок, и она не сможет уехать после окончания отпуска в Россию. В конце концов, договорились, что Вера и в следующий раз приедет по многократной визе, а вид на жительство будет оформлять уже осенью.

Потекли дни, похожие один на другой. Ари вставал в 5 утра, ехал к 7 на работу в соседний городок. Он работал гидравликом на большой фармацевтической фирме. Чем он там занимался, Вере было не очень понятно, "что-то руками" – объясняла она себе, а когда ее кто-то спрашивал, кто по профессии ее муж, она так и отвечала "гидравлик", с удовлетворением отмечая, что другим это тоже не о многом говорит.

Вера, блаженствуя, спала допоздна, отсыпалась за многие годы работы в России. Все ей здесь доставляло удовольствие: сесть на чистенький унитаз, открыть "евростандартные" краники в душе, легкими прикосновениями регулировать воду, намыливать финский шампунь на забрызганные волосы, обматываться огромным свежим банным полотенцем, ставить на плиту финскую кастрюльку, кипятить чайник, пить из грубоватых финских чашек, убирать со стола, покрытого клеенчатыми узорными салфетками. Вся еда ей казалась здесь другой, необычайно вкусной, один вид упаковок вызывал аппетит.

Потом она делала уборку или перебирала вещи, или шла гулять. Времени от подъема до прихода с работы мужа проходило незаметно. Ари заканчивал работу в 15 и около 16 был уже дома. Они вместе пили чай-кофе, а потом или шли на пробежку или ехали кататься на велосипедах, после этого ужинали, смотрели телевизор, и сразу после девяти вечера Ари ложился спать. Выспавшаяся Вера долго бодрствовала, бродила по квартире, любовно прикасаясь ко всему, смотрела с наушниками телевизор или читала русские книжки.