Копье Судьбы

С его-то занятостью – на уроки.

С его-то отвращением к паркам и озерам – на пикники. Да Ади же не выносит природу, ненавидит купаться. Никто никогда не видел его в купальном костюме, он может только пройтись по берегу и помочить в воде ноги, и на лице его появляется брезгливое выражение. И вот ради своей племянницы он плюет на собственные привычки и предпочтения!

Любовь. Любовь к Гели…

«Зачем же он приходит ко мне? – Ева сглотнула подступивший к горлу комок и уставилась в потолок, стараясь сдержать закипающие горькие слезы. – И говорит добрые слова, и ласково смотрит, и дарит подарки. Зачем?! Наверное, чтобы Гели ревновала. Точно! Как же он сходит по ней с ума! А я… я ничего для него не значу…»

– Ева, вы понимаете, – Эмиль накрыл ее руку своей широкой ладонью, – через несколько лет фюрер может получить пост рейхсканцлера. Для вас это тоже уникальный шанс! Вы можете стать женой такого человека, понимаете? А мне нужна Гели, никто ее не заменит. Нам надо объединить усилия, мы союзники, и цели наши совпадают. Вы слышите меня?!

Она послушно кивала, соглашалась. Зачем-то обещала написать девушке письмо с просьбой оставить Ади в покое – как будто бы оно могло исправить эту ужасную ситуацию.

Рейхсканцлер, власть, политика. Влияние, положение.

Если бы Эмиль только знал, как мало значит для нее все это. А очень дорого, безумно важно – уставшее лицо фюрера, его чарующие глаза.

Глаза-глаза-глаза.

Пропасть, омут. Других таких не найти! Нет сил думать о том, что они смотрят на другую женщину, что их целуют другие губы.

Нет сил думать – и не надо, ни к чему травить себе душу. Да это же очевидно: Ади просто запутался. Он поймет и сделает правильный выбор. Придется только очень постараться, позаботиться о том, чтобы толстая брюнетка с квадратной челюстью исчезла из жизни фюрера.

И Ева старалась.

Остригла пепельно-русые волосы, которые спускались ниже плеч, сделала короткую, как у Гели, стрижку. Стала носить вульгарные платья с глубоким вырезом, которые за стойкой фотоателье смотрелись неуместно. Начальник, вечно ворчащий по поводу и без, впрочем, не сделал на этот счет ни единого замечания, интуитивно все угадав.

Не прическа, не платье, не дурацкие туфли на очень высоком каблуке – это уже оружие в битве.

Ева боролась за сердце фюрера, Гофман – за близость к вождю, Морис – за Гели.

Объединенными усилиями действовать проще.

Генрих Гофман всегда имел полную информацию о местонахождении фюрера – и ни один приезд Гитлера в Мюнхен не проходил без того, чтобы начальник не затащил Адольфа поболтать с маленькой фрейлейн Браун.

Эмиль рассказал все о Гели. Как она кокетничает, скандалит с дядей, красит губы вызывающе яркой помадой. И курит у него, не выносящего табачного дыма, прямо на глазах.

В связи с этим надо все устроить по-другому. Пусть там, рядом с племянницей, будут нервы и боль – а здесь царят покой, комфорт, уют.

Поэтому – никаких упреков, только улыбки. Долой помаду и красный лак для ногтей. И – не курить – не курить – не курить. Хотя за долгие часы рассуждений фюрера о политике без сигареты с ума сойти можно.

«Я буду развлекать его. Веселить. Только бы он отдыхал рядом со мной. Пусть привыкнет. Пусть полюбит, – думала Ева, стараясь изо всех сил рассмешить фюрера. – Каждую минутку, которую он проводит рядом со мной, я занимаю в его сердце все больше и больше места. И вот настанет день, когда и вовсе не будет в нем Гели – зато буду я».

Она выбросила книгу Оскара Уайльда. Стоило лишь милому фюреру нахмуриться: «Слишком умное чтение. А женщина, которая хочет быть рядом с таким человеком, как я, не должна быть излишне умна. Женщинам ум вообще ни к чему…»

А еще Ева полюбила огромных злых овчарок. Ведь Ади считал, что они – лучшие друзья.

Прочитала «Майн кампф». Ничего из политических рассуждений не поняла, но многое выучила наизусть. Ведь эти строки писал дорогой фюрер, находясь в тюрьме, вдали от друзей и соратников.

Мама и подруги твердили в один голос:

– Ева, опомнись. Что с тобой происходит? Мы не узнаем тебя.

Она натянуто хохотала, удивленно хлопала ресницами, округляла глаза, приоткрывала ротик.

Отрепетированные для любимого жесты, фразы и взгляды, наверное, действительно незаметно вытеснили истинную Еву.

Ее это волновало?

Да ничего подобного!

Для нее в целом мире была одна цель, одни любимые глаза, один мужчина.

Она стремилась получить его целиком и полностью, всем своим существом, была охотницей и дичью одновременно.

Только вот ничего не выходило.

Все усилия были напрасны.

– Опять он приходил к нам на ужин с этой Раубаль, – понуро сообщил Гофман, отводя взгляд. – Глаз не спускал с Гели, разрешил даже сфотографироваться рядом с ней.

«Пущу себе вечером пулю в лоб. Да, возьму револьвер отца и застрелюсь, – мрачно решила Ева, мигом представив ненавистную соперницу рядом с обожаемым фюрером. – Грех это большой, и выглядеть буду после смерти некрасиво. Но сил больше нет за него бороться. Гели выиграла, хотя и не нужен он ей, и никому вообще так крепко, как мне, не нужен».

От невеселых мыслей отвлек адъютант Гитлера. Принес билет в оперу и сказал, что Ади просит непременно быть сегодня вечером в театре.

Спасена!

Выбрать платье, придумать шутки, наврать отцу, что слишком много работы, и поэтому придется задержаться.

А потом слушать, как он говорит о Вагнере. Смотреть на милое лицо, в котором теперь заключен весь мир. Мечтать…

Оперу Ева не любила, предпочитала оперетту, а еще лучше кино. От громких арий обычно болела голова, а в тот вечер, несмотря на присутствие обожаемого фюрера, Еве сделалось так плохо, что она невольно стала думать о простых домашних делах. Они чуть отвлекали от музыки и успокаивали раскалывающуюся голову.

Итак, домашние хлопоты. Надо пересадить цветы в длинном ящике возле окна, почистить плащ, привести в порядок платье, а еще…

Мысли лихорадочно заметались.

Платье, карманы – даже если Гели не приводит одежду фюрера в порядок сама, по карманам непременно лазит, какая женщина устоит, а это значит…

Сдерживая желание подпеть от счастья звенящему на сцене сопрано, Ева обдумывала свою идею.

Шикарная! Отличная!

Написать Ади любовное послание, подложить в карман, пусть Гели найдет и закатит ему истерику! А текст – Ева нахмурила тонкие брови, но, вспомнив, что это чревато морщинками, натянуто улыбнулась – может быть примерно таким: «Еще раз спасибо Вам за любезное приглашение в театр. Это был незабываемый вечер. Безгранично благодарна Вам за Вашу доброту. Считаю часы до момента, когда мне дарована будет радость новой встречи. Ваша Ева»[5 - А. Ламберт. Загубленная жизнь Евы Браун.].

Он не заметил, как Ева опустила написанное в уборной письмо в карман его светлого плаща, потому что в этот момент вдохновлено рассуждал:

– Природа оказывается очень жестокой по отношению к отдельному индивидууму, она безжалостно отзывает его с этой земли, раз он неспособен выдержать ударов жизни, но зато она сохраняет расу, закаляет ее и дает ей силы даже для больших дел, чем до сих пор[6 - А. Гитлер. Майн кампф.].

Как всегда практически ничего не понимая из его речи, Ева согласно кивала и ослепительно улыбалась.