Дом на горе, дом под горой. Рассказы

Настал день концерта, приуроченный к одному из многочисленных российских праздников, к Дню пожилого человека. Баба Маня не могла не поддержать Раису и не утешить в час позора, если та вдруг забудет её наставления и будет не только рот открывать, но ещё и вздумает петь.

Ансамблем руководил Петька Миронов, которому давным-давно село приклеило кличку Зашибала. Нет, не потому ему было присвоено столь громкое звание, что он злоупотреблял кое-чем, хотя и это имело место быть, а совсем по другой причине.

Бывало, в шумной копании молодые парни, доведя себя до нужной кондиции, начинали выяснять отношения. Как правило, эти выяснения плавно переходили в драку. И тут в дело вмешивался он, небольшенького росточка, щупленький и кривоногий Петька Миронов. Закатав рукава рубахи, устрашающе вращая налитыми спиртным глазами, Петька вклинивался в самый центр рукопашного боя, размахивал маленькими кулачками и грозно, как ему казалось, вопил:

– Рра-ззойдись! Зашибу!

Парни опускали свои кулаки-кувалды, дабы ненароком не зашибить самого Петьку.

Драка прекращалась. Все дружно возвращались к столу и пили мировую.

Петьку любили и парни, и девчата – Зашибала был покладистым, отзывчивым человеком и отменным баянистом.

Теперь же, выйдя на заслуженный отдых, Пётр Миронов создал из своих ровесников и ровесниц ансамбль «Русская народная песня».

– Русская народная песня «Из-за острова на стрежень», – выйдя на сцену, звонким голосом объявила Зойка Миронова, она же Петькина внучка, а по совместительству – конферансье. – Исполняет народный ансамбль нашего села под руководством Петра Ефимовича Миронова.

Ансамбль занял свои места на сцене. На певцах были расшитые в русском стиле косоворотки и кепки с лихо заломленными козырьками. Правда, картинно выпущенных завитых чубов не было, потому что завивать уже нечего.

Певицы обрядились в того же стиля сарафаны. Вышел Петька в яркой рубахе и растянул меха видавшего виды, старенького, но всё ещё голосистого баяна. И после проигрыша грянула песня.

Из-за острова на стрежень,

На простор речной волны

Выплывают расписные

Острогрудые челны.

«Хорошо поют, слаженно, – одобрила баба Маня и тут же озаботилась: – Только бы Раиса не забыла моего наказа.»

Раиса не забыла.

На переднем Стенька Разин,

Обнявшись, сидит с княжной,

Свадьбу новую справляет

Он, веселый и хмельной.

«Да все они, кобели, по пьяни свадьбы новые справляют, – вздохнула баба Маня. – А спросил ли он, варнак, согласия девицы? Нет, конечно. Полонянка, кто ж её спрашивать-то будет?»

А она, потупив очи,

Ни жива и ни мертва,

Молча слушает хмельные

Атмановы слова.

Баба Маня загрустила и отёрла непрошеную слезинку. «Бедное дитё, как же, однако, страшно ей… небось, дрожит осиновым листочком… Оторвали тростиночку от отца-матери да обесчестили. А князю-батюшке да княгине-матушке горе-то какое, не приведи господь!»

Позади их слышен ропот:

«Нас на бабу променял,

Только ночь с ней провозжался,

Сам наутро бабой стал».

«Вот паразиты! – возмутилась баба Маня. – Так и подстрекают этого ирода сотворить пакость несусветную! Из зависти, наверное, а из-за чего ещё?»

Этот ропот и насмешки

Слышит грозный атаман,

И могучею рукою

Обнял персиянки стан.

Брови черные сошлися,

Надвигается гроза.

Буйной кровью налилися

Атамановы глаза.

«Ишь, залил свои бестыжие зенки! Озверел-то как! Ну, точь-в-точь совхозный племенной бугай.»

«Ничего не пожалею,

Буйну голову отдам!» —

Раздается голос властный

По окрестным берегам.

«А чего тебе жалеть-то, сукин ты сын? Своим горбом нажитого и крохи нет, а ворованного и впрямь не жаль – ещё награбишь, окаянная твоя душа! А свою „буйну голову“ ты чёрта с два отдашь! Посулы твои – это страх потерять атаманскую власть. Во все века лихоимцы за власть борются, компромат друг на друга собирают и бунты устраивают. Разве твои головорезы – исключение?»

«Волга, Волга, мать родная,

Волга – русская река,

Не видала ты подарка

От донского казака!