Матушкины цветочки

И тут Родечка, вертевшийся у нас под ногами, выбегает из комнаты и возвращается с маленькой иконой святого целителя Пантелеимона, своей любимой, с которой он пролежал на кровати эти страшные три часа. Суёт икону врачу.

– Красивое лицо, – задумчиво реагирует наш врач и уходит.

Позже, успокоившись, я говорила детям об ангеле-хранителе: как он подставляет свои могучие крылья, когда ребёнок падает, и спасает от верной смерти.

А ещё день спустя я, стоя, как всегда, у плиты на кухне, слышу тоненький Родин голосок:

– Прыгай, тебя Ангел поймает!

Придерживая живот, бегу в детскую и вижу на том же самом шкафу маленькую Лидочку (и как забралась?) в полной готовности к прыжку.

– Стой! – кричу я и дрожащими руками снимаю её со шкафа.

Вечером провожу беседу на тему: «Не искушай Господа Бога своего».

Лепесток второй

Сказау – и сказау

Чудесный человек есть в нашей церкви. Тридцатитрёхлетний Андрей. Всех нас ласково называет сестричками, никогда никому ни в чём не откажет, ходит на все службы. Часто приходит ко мне, предлагает свою помощь.

Я, конечно, с радостью её принимаю. Батюшка целыми днями и ночами в делах и заботах, единственный мужчина в доме – четырёхлетний Родион. К тому же есть возможность человека накормить и поделиться семейным теплом (Андрей живёт один в общежитии, родители далеко).

Как-то раз, в понедельник, Андрей установил в сервант вместо разбитого детьми стекла лист ДВП и сидит на кухне, ест домашний борщ. Андрей, немного странноватый, рассказывает, как вчера ходил после службы на кладбище гулять и увидел свою могилу.

– Свою? – переспрашиваю я.

– Ну, нет. Имя, отчество – мои, а фамилия не моя. Год рождения опять мой. И так грустно стало: вместо креста на пирамидке звезда. Я написал на листочке: «Мама, поставь мне крест!» – и сунул его за табличку.

Слушать это было жутковато. А на следующий день в церковь приехали люди с работы Андрея и рассказали, что он погиб. Во время припадка (Андрей страдал чем-то вроде эпилепсии) он упал и стукнулся виском об угол стола.

Хоронили его наш приход и организация, где он работал. Причём на работе ему приобрели пирамидку со звездой, но после рассказа о том, какую записку он написал накануне, на могилу поставили большой деревянный крест, сделанный в церкви. От родителей пришла телеграмма, что приехать на похороны они не могут. Андрея все очень любили, и на отпевание и поминки собралось много народа.

Шёл Великий пост. Служба каждый день, усталость, масса дел. На девятый день помянули Андрея в трапезной и разошлись. У меня ещё мелькнула мысль рассчитать сороковой день, но понадеялась на прихожан – столько их было на отпевании.

И вот как-то в воскресенье я собираю детей в церковь, а Родион вдруг говорит:

– Вари коливу (так он называл кутью. – Прим. авт.).

– Зачем?

– Андрей говорит: «Ешьте коливу – меня вспоминайте».

– Какой Андрей? У него кто-то умер? (у нас в приходе несколько Андреев. – Прим. авт.)

– Да нет, наш Андрей. Он сам умер.

Я с недоверием посмотрела на Родю. Но всё же рассказала батюшке. Тот сказал, чтобы сварила кутью и отнесла в церковь:

– Помянуть никогда не лишне.

Я сварила и пришла в церковь с мисочкой поминальной кутьи. Там подошла к одной «церковной бабушке» бабе Шуре и спросила, когда сороковой день со смерти Андрея. Баба Шура всплеснула руками:

– Да вчера было!

– А Андрея помянули?

– Какое там! Три службы подряд, замотались.

– Ну хоть кутью-то сварили?

– Нет…

Я протянула мисочку:

– Вот, Андрей просил кутью кушать и его поминать.

Придя домой, я долго тормошила Родиона:

– Как Андрей тебе про кутью сказал?

– Пришёу и сказау! (Родечка не выговаривал букву «л». – Прим. авт.)

– Но как?

А он непонимающе смотрел на меня своими зелёными глазами и всё повторял:

– Ну, сказау и сказау.

Лепесток третий

Господи, Ты знаешь!

Родион всегда удивлял нас. Он не особый фантазёр, довольно замкнутый и молчаливый мальчик, хотя и сорванец. Но в свои три-четыре года он иногда говорил такое, что мы понимали: для него открыт мир, который для нас (да и для всех) является закрытым. Случай с Андреем был далеко не единственным.

Как-то Родя приболел и лежал в кроватке. Вообще, он болел всегда без каких-либо капризов и слёз. Тихо лежал, сложив руки на груди, держал любимую икону святого целителя Пантелеимона и приговаривал:

– Грешиу, грешиу. Теперь лежи, Родя, не греши.

Но однажды я услышала громкий плач и, подойдя к его кровати, увидела, что он просто заливается слезами.

– Что ты, Родя? Тебе так плохо?

И вдруг он начинает взахлёб просить:

– Мама, молись за бабушек!

– За каких бабушек?