Снимите меня с креста

– Вы знаете, я ничего у неё не нахожу.

Померил температуру – она оказалась нормальной. Ирина с Павлом недоумённо переглянулись.

– Может, градусник испортился?

– Счастливого вам обратного пути.

Врач по-доброму посмотрел на молодых родителей.

Совершив очередной кульбит на железнодорожном переезде, выехали за город. Натужно крепившееся пару часов небо наконец-то разразилось проливным дождём. Николай Иванович всё так же уверенно вёл машину, тем не менее, Павла обуяло предчувствие ужаса. Он вцепился в сидение, чего-то ожидая…

Вот оно. Визг тормозов. Перегнавший Ниву автомобиль резко затормозил, и столкновения было бы неизбежно, если бы последний не пошёл бы юзом и не направился прямиков в кювет.

Николай Иванович, казалось, даже не заметил дорожной ситуации и как ни в чём не бывало спокойно, не сбавляя скорости, держался за баранку со всё той же широкой улыбочкой.

– Может, нужно остановиться и помочь людям?

Ирина нервно выкрикнула фразу, дрожа всем телом и ещё сильнее прижимая к себе уснувшую дочку.

В ответ Николай Иванович лишь снисходительно процедил сквозь зубы: «Ни к чему».

Супруги оглянулись. Под ночным осенним дождём занималось зарево пожара, расплывавшееся по мокрым стёклам округлыми оранжевыми пятнами, двоилось, троилось, и больше нечего было добавить к словам, цинично сказанных человеком, от которого, Павел с Ириной очень остро ощутили это, зависела их жизнь.

Усиливалось впечатление, что поездка длится целую вечность. Где же их поворот? Но его всё нет и нет. Шоссе шуршало под колёсами. Дворники подпрыгивали на лобовом стекле, едва успевая справляться с потоками воды.

Боясь произнести хотя бы ещё одно слово, Ирина закрыла глаза, задремала. Павла тоже укачало. И только Николай Иванович вёз и вёз их куда-то вдаль, насвистывая себе под нос…

Одновременно очнувшись ото сна, Ирина с Павлом как-то странно переглянулись. Они лежали в супружеской постели. Между ними – их Леночка.

Когда дочка хворала или если она капризничала по ночам, то, само собой разумеется, Павел перемещался на диванчик в маленькую гостиную. Рядом с мамой малышка чувствовала себя спокойней и легче засыпала.

Но сегодня, как она оказалась сегодня на их кровати, между мамой и папой, которые никогда этого не позволяли, чтобы во сне ненароком не причинить малышке вреда?

Супруги встали, зябко дрожа от утренней прохлады и от едва не случившейся трагедии. Каждый думал о чём-то своём. Павел отправился в сени за дровами, занялся печкой. Ирина, брызнув в лицо холодной водой из рукомойника, принялась готовить завтрак.

Молча без аппетита проглотив полтарелки овсяной каши, Ирина вернулась к дочке в спальню. Девочка ещё спала, и у молодой женщины было время обдумать странный сон. Чтобы успокоиться, продолжила начатое накануне вязание. Дочка дышала спокойно и размеренно, умиротворённо причмокивая во сне пухленькими губками.

А Павел пошёл в церковь – подготовиться к службе, помолиться и привести в порядок мысли, навеянные ему ночным видением.

Глава 6

Несмотря на сырость и холод, в маленькой церкви было уютно.

Выдохнув изо рта на руки струйку тёплого воздуха, Павел зажёг лампадку в левом приделе. Став на колени перед распятым Христом, начал вглядываться в его лицо. Явных мук он не заметил, лишь нечеловеческое спокойствие повеяло вечностью.

Лицо мученика – не перекошено от непереносимой боли, а источает умиротворение. «Я такое не перенёс бы», – Павел нахмурился, памятуя о сне, подумал, что непременно нужно съездить в областной центр за гантелями и уделять как можно больше времени занятиям спортом.

Может, спокойное выражение лица мученика ошибка иконописцев? Они же не представляли себя на месте распятого, как, впрочем, вообще не видели ни одного распятого.

А может, Иисус просто устал страдать, впал в кому. Но при таком виде казни смерть не наступает настолько быстро, как хотелось бы распятым, и даже в бессознательном состоянии внешний вид отражал бы страдания – совсем как в том его сне.

И вот ведь напасть!

Унять греховные мысли не предоставлялось возможным. Они текли и текли, пропитывая тёмными пятнами душу священнослужителя.

Святое распятие, православное распятие. Павел вдумался в эти понятия, в звучание привычных слов и фраз. Когда Христа приговаривали к казни и когда распинали, мало кто мог представить, что тем самым Иисусу уготовили участь святого, воскрешение и поклонение.

Право, правда и слава. Чьи? Было ли у Христа право на распятие? Такое право заслуживают преступившие закон. А что он преступил? Беззакония?

И ведь рядом с ним, наравне с ним распяли разбойников. Или, может быть, его заодно с ними? Получается, что закон с беззаконием ходят рука об руку? С какой стороны посмотреть и в зависимости от того, кто смотрит.

Правда… Да, он пострадал за правду и за истину. По крайней мере, их так учили.

Слава? Чья? Его, Христа? Но он разделил свою участь с теми, кто нарушил устои человеческого общества, оказавшись сброшенным на один уровень с негодяями, о которых, однако, не забывают упомянуть при каждом удобном случае. Святого и праведного человека поставили вровень с убийцами, ворами, всеми теми, кого приговаривают к распятию. Верней, опустили к ним на дно. Распятие и прочие виды смертельных наказаний не должны быть уделом честных людей.

Но вот – стало? Православное распятие… дало Христу право на вечную славу. Хотя обрекли его на смерть люди. Сами люди, которым не было дела до того, воскреснет Он или не воскреснет. От самых верхов до черни – никто не интересовался Его судьбой.

Злорадствовали, наслаждаясь жестоким представлением, взвалившие и до сих пор навалом валящие на Него свои кресты в виде исповеди и отпущения грехов.

Кто-то громко зашептал над самым ухом Павла:

– Да не должен ты отпускать грехи. Кто позволил? Грехи не отпускаются и не замаливаются! Они искупаются поступками.

Батюшка оглянулся – никого. С ума, что ли сходит? Пока, кажется, нет.

Но шёпот продолжился, шипя змеёй:

– Никому же неохота нести такое тяжкое бремя! Совесть-то, она, хоть и подспудно, но у каждого теплится искоркой. Малюсенькой такой искоркой.

И дошло!

Совесть, вот искру чего он, оказывается, просто обязан был раздувать.

Впрочем, кресты-то, тяжёлые такие, дубовые, люди сами на себя добровольно взваливают, но всегда хотят переложить с больной головой на здоровую…

Нет. То, да не то… Так распорядился Его Отец, Всевышний!!!

Он же и воскресил Его.

А можно ли воскреснуть, не будучи распятым?

Получается, что, следуя Христианским канонам, нельзя? Сначала нужно проповедовать что-то праведное, к чему никто прислушиваться не хочет, чтобы это деяние признали беззаконным и обрекли на смерть, мучения, воскрешение, поклонение, на вечное распятие, хотя с учётом ежегодных инсценировок на распятии находится Иисус не более трёх суток в году.

Так это и с ним, Павлом, могут поступить аналогично, если станет усердствовать.

Хорошая перспектива, однако!

Тёмные пятна в душе поплыли перед глазами тёмными кругами.