Путаница в представлениях приобрела угрожающие размеры, но остановиться Павел не мог.
Православное распятие – образец того, как распинают за правду, за истину?
Чтобы выпутаться из поймавших его сетей, Павел попытался помолиться, но молитвы не шли на ум. Он возвращался к тем тревожным снам и продолжал размышлять.
Если на распятие Его назначил Его отец, то …Павел представил себя на месте Всевышнего, – тот факт, что он, Павел, смог бы пожертвовать своей единственной дочкой, не привёл отца земного ребёнка в восторг. Скорее Павел пожертвовал бы собой, перенеся незаслуженные унижения, чем отдал бы на поругание плод своей любви, возвышенной земной любви, очарование которой несравнимо ни с какими иными благами.
Кощунство так думать?
Тёмные пятна в душе и круги перед глазами превратились в свору чёрных кошек, которые тут же принялись точить коготки о натянутые нервы.
Но молодой батюшка и на этом не закончил свои греховные рассуждения.
Кого же он любит сильнее? Разве можно выбирать между Богом и близкими родственниками? Ирина и Леночка – в них смысл его жизни.
Если с ними что-нибудь случится, не дай Бог, конечно, вот тогда Павел всецело посвятит себя тому, существование которого не отрицает и которому верит искренне, на чью защиту уповает.
Павел и молится-то в первую очередь всё больше о здоровье жены и дочери. Они нуждаются в его заботе, в его мужском надёжном плече.
С такими молитвами он ложится спать и встаёт рано утром.
С такими молитвами просил и просит хранить своих родных.
По-другому молодой батюшка не мыслит.
Просить у Творца… как попрошайка…
Последняя мысль Павлу не понравилась, но ведь многие просят то, чего сами в состоянии добиться.
А он сам разве не мужчина? Нужно всё-таки съездить в город за спортивными принадлежностями.
Глава 7
– У Ленки вашей температура, батюшка Павел.
Задорный мальчишеский голосок колокольчиком прозвенел под невысоким сводом.
Лёнька – местный хулиганистый паренёк, переводя дух от быстрого бега, уставился в первую попавшуюся икону и стал её разглядывать. Порог церкви он переступил самостоятельно первый раз после своего крещения, события, десять лет назад возвестившего громкими воплями о приобщении ещё одной души к христианским обрядам, но, отнюдь, не к ценностям общечеловеческим, по причине несоблюдения взрослеющим мальчишкой элементарного уважения к чужому имуществу.
Лёнька мог запросто залезть в чужой огород полакомиться свежей клубникой или малиной, за что бывал неоднократно бит своей матерью, рано овдовевшей гулящей женщиной. Особое удовольствие ему доставляло воровать в открытую – заходил в чужой огород через калитку и на крики хозяев отвечал зловредной ухмылочкой.
Повлиять на него не мог никто: ни участковый милиционер, дядя Вова, ни учительница крошечной средней школы, все возрастные категории учеников которой вольготно размещались в двух классах, Любовь Ивановна, ни уж тем более мать.
Павел вздрогнул, окинул церковь внезапно помутневшим взором.
– Дядь Паш, а можно мне здесь побыть?
Две черносливины лукаво блеснули из-под густых бровей.
Павел не мог отказать мальчишке в такой неожиданной просьбе, всецело уповая на то, что в святом месте подросток будет вести себя подобающе:
– Лёнь, только ничего, пожалуйста, не трогай. Ты уже взрослый. Я тебе всецело доверяю. Да сбегай прежде к Петру… передай, что пусть службу сам проведёт… или нет. – Павел, ни разу не пропустивший ни одной службы, начисто позабыл, что в таком случае подобает делать. – Пусть не проводит… на его усмотрение. Так нужно.
И по всю прыть, которую от себя не ожидал, припустился домой.
– Тётя Глаша посоветовала свозить Леночку в поликлинику. Скоро за нами приедет машина.
При этих словах Ирины супруги переглянулись.
За окном послышался сигнал автомобиля.
– Паш, сходи, глянь, что там за водитель.
Супруги переглянулись вторично.
Павел вышел за дверь и, вернувшись через минуту, побледневший и изменившийся в лице, не сказал, а прошептал:
– Николай Иванович. Это какой-то новый.
Супруги обменялись взглядом в третий раз.
– Я с ним не поеду, – Ирина истошно закричала, – с нашей дочкой всё в порядке. Я видела это во сне.
– Ирин, я тоже видел это во сне.
Они продолжали ещё пару секунд разглядывать друг на друга, недоумевая, как обоим одновременно могло присниться одно и то же.
– Тем не менее, нужно ехать. Николай Иванович не сделал нам ничего плохого, да и водитель он надёжный. Ты помнишь?
– Помню, помню. А может быть всё и так обойдётся?
Но девочка металась, горела и бредила. Срочно требовалась квалифицированная помощь доктора.
– Поехали. Всё это, конечно, странно. Может быть, ради ребёнка… если ребёнок, конечно,…всю дорогу молиться буду, – глава семьи не знал, успокаивает ли он себя и супругу или же усыпляет подозрения в том, что происходит нечто необычное.
И они решились: оделись, одели дочку и отправились навстречу неизвестности.
Глава 8
Всё остальное до определённого момента, к которому мы вернёмся немного позже, Павлу, Ирине и уважаемым читателям известно из предыдущих глав за исключением, пожалуй, того, что Павел попросил водителя заехать в магазин спорттоваров, чтобы купить всё необходимое, на его взгляд, для занятий спортом…
Ненадолго забудем о главных героях нашего повествования и перенесёмся на небо.
Уважаемые читатели не ослышались. Они приглашены именно туда, где по нашим представлениям, в наисвятейшей и наичистейшей обители пребывает Всевышний – Творец – Господь Бог. Он сидит, раскинувшись в изящном удобном кресле, инкрустированном слоновой костью, и, подперев подбородок огромной ладонью, в задумчивости взирает вниз на грешную Землю, на человечество – плод его буйной фантазии – и на последствия своего опрометчивого решения – выгнать Адама и Еву из Рая.
А ведь Ева была к тому времени беременна. Она ждала ребёнка. Это была первая беременность на свете и поэтому с непривычки переносилась из рук вон плохо – уже с третьего дня Еву тошнило. Как бы ей понадобилась амброзия, нектар и прочие диетические продукты, которых она лишилась, очутившись вне Рая.
– Эх, старый грешник. Что же я наделал?