Атлантида. В поисках истины. Книга пятая. На перекрестках дорог

Именно за это Антоний и полюбил её. Спокойную, вдумчивую, уютную. И именно это сыграло с ней злую шутку здесь в прошлом. Пара оказалась бездетной. Тихая, размеренная жизнь не давала эмоциональных всплесков, не было напряжения сил, и сон Атланта её всё не настигал.

Дафна начала медленно стареть, становилась раздражительной и несносной. Трудно стало переносить её вспышки гнева, и Антоний начал отдаляться от неё.

Дафна растеряла все свои знакомства, были разорваны дружеские связи, и сейчас, сидя в пещере в полном одиночестве у холодного очага, всё больше напоминала сумасшедшую юродивую. Она напевала слова воспоминаний, похожих на бред, чтобы слова, как навязчивая мелодия, глубже запали в её память. Она писала на всём, что попадалось ей под руку. Если не было пергамента, в ход шли листья дуба, густой кроной нависающие над входом в пещеру. Камни и стены пещеры. Когда голод не давал ей покоя, она шла в город просить милости.

Дафна пыталась продать истории из будущего, выдавая их за пророчества. Несколько раз сказанное ей сбывалось. Дафну объявили Кумской сивиллой, и к ней потянулся народ, жаждущий предсказаний.

– Апполон явился ко мне, юной деве, и просил моей девственности в обмен на любое желание. Я выбрала бессмертие! – рассказывала каждому второму Дафна историю древней пророчицы, заученную ей наизусть.

– О чем же вы мечтаете сейчас, почтенная Сивилла? – тоненьким голоском спросила её малышка, сидя, на большом тёплом камне у входа в пещеру.

– Смерти…я хочу умереть, – равнодушным старческим голосом твердила она.

Частенько только об этом и твердила старая пророчица, но никто не уходил от нее с пустыми руками. В обмен на принесенные дары они находили в пещере и около разбросанные ветром обрывки предсказаний. И тем были довольны.

В год правления Тарквиния Приска Дафна собрала все девять томов предсказаний и захотела продать их ему.

– Триста денариев ты дашь мне за книги пророчеств! – выкрикнула старуха и бросила мешок с книгами перед собой.

– Почему ты решила, что я куплю этот бред? За триста динариев я день смогу кормить войско, – разозлился такой дерзости Приск. Может быть, убогая нищенка и вызвала в нём жалость, но дерзкая старуха – нет!

– С Запада будет война грозить великая людям. Крови потоки стекут с берегов в полноводные реки. Желчь будет капать по капле в долинах. Помощь с Заката придёт – и смерть властелину! – как безумная вещала Сивилла.

– Гнать прочь! – приказал он слугам в ярости.

Сивилла тоже взвилась, она была в гневе. Достав из мешка три книги она сожгла их у нижней ступени лестницы. Солдаты, как и простолюдины, знали ценность её пророчеств и застыли в оцепенении, а как только старуха развернулась и пошла, кинулись спасать остатки пророчеств.

Сивилла чувствовала приближение смерти. Силы покидали её, как едкий, солёный пот, просачивались они сквозь поры и стекали тонкими струями под ноги. Она решила во чтобы то ни стало вернуться в Атлантиду. Спустя три дня она снова явилась во дворец Тарквиния Приска. Он принял её в надежде, что та смиренно будет умалять его, падая на колени. Но нет, Сивилла как и прежде выкрикнула своё:

– Триста динариев! – повторила она, прося ровно столько, сколько и в прошлый раз. Видя недовольное лицо Приска, она заговорила снова, вытягивая вперед морщинистую шею и заглядывая прямо в глаза непонятным, пугающим Приска языком пророчеств.

– Что тебе надо, грома раскат, чтоб прислушаться к Богу?

Долго продлится ли день, пока ты в безумстве пируешь. Тьма окутает мир, и разверзнется земля от порога. Жизнь или смерть ждёт тебя впереди, знать ты не будешь! – как старая морщинистая черепаха прогундела она. Но Приск тоже был упрям:

– Всех нас… ждет смерть… в конце пути! Выбросить с-с-таруху! – с пущей злостью, проглатывая слова, приказал он.

– Вижу я статуи и даже кучи камней, что лежат при дороге, много нелепых вещей, о которых и молвить позорно. Боги, ведут неразумных да смертных коварно, лживые их уста смертоносный яд источают. Но перед тем Кто, есть жизнь, и вечный свет негасимый, радость роду людскому, сладостней меда щедро дает, перед ним лишь главы преклоняйте. Вижу я, ваш помутится рассудок в безумии тяжком, и за ваши дела придет к вам жгучее пламя! – не унималась та, то ли пророчествуя, то ли пугая нерешительного правителя.

Сивилла нисколько не испытывая сомнений, демонстративно сожгла на ступенях ещё три книги, и, опираясь на клюку, пошла через площадь, планируя вернуться завтра снова.

– Остановить…! – в бешенстве крикнул царь солдатам охраны. Когда советники, обступив его, стали умолять приобрести ценные пророчества, заплатив её цену, он сдался в бессилии перед суеверном страхом пророчеств Сивиллы, кинув ей под ноги мешочек с серебром.

Сивилла подняла деньги, бросила тут же мешок с оставшимися тремя книгами и медленно заковыляла через площадь.

Каким же тяжелым был тот мешок, что, бросив его под ноги царю, она испытала дикое облегчение и страх, что душа вот-вот покинет землю, освободясь, наконец, от тяжкого груза.

Больше ничего не держало её здесь, в этом мире. С трудом добралась она до своей пещеры и поняла вдруг, что сон или смерть вот-вот овладеют её телом.

В дальнем углу пещеры стоял огромный каменный кувшин, наполовину утопленный в земле, и Сивилла, из последних сил переметнув тощие ноги через край кувшина, крепко прижимая к себе гравилор, улеглась на дне.

Через час к пещере прискакали ребятишки, иногда приносящие дары из села у подножия горы, и, услышав пыхтение Сивиллы в глубине кувшина, глянули туда:

– Что ты делаешь там, в кувшине, почтенная Сивилла?

– Умираю…затворите кувшин и заприте вход в пещеру, чтобы никто не тревожил мой дух и моё тело! А кто посмеет проникнуть сюда, на того прольется карающий огонь Зевса! Он нашлет болезни на всю страну и в вашей деревне вымрет каждый второй…– тихо в бреду бубнила она последние устрашающие пророчества.

Дети с трудом подняли рядом прислоненную рассохшуюся дубовую крышку и водрузили на широкую горловину кувшина. Побросав тут же принесённые Сивилле дары, они побежали в селение сообщить о смерти пророчицы.

Пришедшие к пещере крестьяне завалили вход камнями. Стук булыжников эхом разносился по пещере, теребя струны Сивилиной арфы, под звуки которой пела она свои сумасшедшие пророчества, которые порой, казалось, не имели никакого смысла. У пещеры крестьяне поставили охранительные знаки, говорящие пришлым людям о том, что здесь находится захоронение, таящее в себе опасное проклятье, и посадили у входа молодой дубок.

Глава двадцать седьмая. Холм Мерлина

Когда бросились на поиски Филиппа Вулла, пришлось сканировать все холмы в долине реки Кэмэл в графстве Корнуэлл. Приборы показывали местонахождение его гравилора предельно размыто и фокусировались на холмистой местности в районе реки.

Эти холмы являлись частью старинных горных выработок. Здесь в разные времена добывали руду, и во многих холмах были полости и пещеры естественного происхождения. Что-то мешало сигналу пробиться сквозь толщу породы. Приборы, что не говори, не были созданы как источник излучения, часто теряли большую часть своей силы, и отыскать «спящего» всё чаще становилось проблемой. Они словно искали Камелот в туманах Корнуолла, но не находили. Несколько попыток окончились неудачей, прежде чем Джордж вручную не исследовал километры холмов с датчиком в руках. Словно искатель воды с тонким ореховым прутиком обошёл он местность шаг за шагом, пока не наткнулся на сигнал гравилора.

Сигнал уходил в трещину скалы, и если приглядеться, там, в глубине, можно было увидеть тёмную полость пещеры. Джордж вызвал команду спасателей, и полдня они выгребали камни и щебень, пытаясь проникнуть внутрь пещеры.

Еще совсем немного времени они бродили лабиринтами: из одной дыры сырной головы в другую, плутая в непокорных лабиринтах холма, когда вдруг наткнулись на спящего. Он излучал слабое свечение, скрытое под покровом балдахина. Когда Джордж сдёрнул балдахин, все зашлись чихом и кашлем – ткань просто рассыпалась прахом, распылив в воздухе облако мелких ворсинок.

Мужчина около сорока лет парил невысоко над ложем. Это был не Филипп. На глазах традиционно лежали две золотые монеты, упругая жилка билась на шее, и слабое дыхание говорило о том что он жив. Несомненно, он был «бессмертным».

Джордж поднёс фонарь ближе, долго рассматривая лицо незнакомца, пока не воскликнул:

– Мерлин! Сынок!

Джордж заплакал, гладя руку сына.

– Откуда у него гравилор Филиппа? – удивился Колесов.

– Возможно, он отдал ему его. Тогда проблематично будет найти Филиппа.

– Ну и дела! Мерлин.

– Всё здорово усложняется! – усмехнулся Тиренций.

Глава двадцать восьмая. Португалия – история успеха.

1453 год. Турки завоевали Византию и, захватив в свои руки торговые пути, отрезали Европу от Великого шёлкового пути. А ведь Европа была сейчас на экономическом подъёме. После серии захватнических войн на Востоке образовалась большая прослойка богачей среди бывшего рыцарства, европейский царский двор разросся, привыкнув к восточным товарам: экзотическим шкурам и перьям, восточным специям, шелкам, ярко окрашенным тканям. Они и являлись основными потребителями таких товаров.

Наступил кризис и Европа искала новый способы проникнуть в богатый, золотой Восток.

Хесус Рамсес Калво и Эмерико Гонсалес Молино, бывшие торговцы и компаньоны на Великом шелковом пути, мечтали разбогатеть, жениться и осесть на побережье в собственной богатой вилле, наслаждаясь солнцем и пузатыми детишками. Теперь они окончательно разорились. Пришлось продать последнее имущество и уйти из города, где раньше, в хорошие времена, компаньоны владели целым зданием, в котором находилась контора их компании Молино&Калво.

Теперь они отправлялись в самый бедный район, туда, где люди живут по старинке – в пещерах. Хесус тащил на себе мешок с инструментами, а Эмерико тележку с пожитками. Они обошли уже множество пещер, но все они были заняты или требовали неимоверных усилий, чтобы хоть как-то расширить внутреннее пространство.

– Вы не подскажете, сеньор, есть тут что-то подходящее для жилья поблизости? – остановил Хесус проходящего мимо старика.