Вихрь переправ

– А что в том плохого? – возмущённо заверещал ящер, он уже беспокойно перебирал лапками около самого лица Матфея, отчего юноша передумал лежать и решил – пора подниматься на ноги. – Они много чего знают и смогут нам помочь. Вместе саламандры – мощь куда более ярая, чем кошки.

– Заплюют ядом, – иронично каркнул Гамаюн.

– Эр, вставай, все уже на ногах.

Виктор на ощупь подобрался к стонавшему, правда, уже тише, другу и, подхватив его под руку, помог подняться. Тот сильно шатнулся и едва не упал, но крепыш Виктор удержал его.

– Отпусти, я смогу, – потребовал Эрик, смутившись своей временной беспомощности.

– Как скажешь, но вставать будешь сам.

С тем Виктор его отпустил, и, как ожидалось, Эрик тут же рухнул, не устояв на дрожащих ногах.

– Ребят, кажется, я вижу свет, слабый такой, вон там.

Пока Эрик предпринимал вторую попытку придания телу стоячего положения, Юна рискнула в пыльной темноте продвинуться в сторону размытого крошечного проблеска света. Наткнувшись на что-то и едва не упав, она всё ж добралась.

– Идите сюда! Это выход, – она что-то с силой одёрнула, раздался треск рвущейся ткани, и маленькая щёлочка света расширилась до треугольника высотой с девушку. – Мы в каком-то шатре, по-моему.

Тусклая, но достаточная дорожка света легла в пыль, обтекая какие-то ящики. На один из них и натолкнулась Юна. Ребята тут же подобрались к выходу и вслед за подругой вышли.

– Как я и думала, трущобы, – скривив губки, вымолвила Луция. – Ладно, горе – не беда, скоро базар откроется. Маргел, отыщи дорогу на базар. Мне нужно переодеться, да и остальным не помешает.

Какаду всё также безмолвно, взмахнул крыльями и покинул плечо хозяйки. Он быстро удалялся, вскоре став чёрной точкой в розовевшем небе. Рассвет уже нежно румянил восточный горизонт, предрекая нарождавшемуся дню знойность. Тёплый ветер, точно сонный пастух, лениво подгонял пышнотелые, в золотисто-ржавом канте облака, подсвеченные разбуженным солнцем.

Ночь ушла восвояси, мир преображался, множился, расцветал.

Друзья в изумлении всматривались в голубоватые домики, налепленные друг на друга и друг к дружке, простиравшиеся всюду, куда хватало глаз. Их было так много, что соты в улье. А за спинами новоприбывших возвышался некогда яркий, цветастый, теперь блёклый от солнца и ветра громадный шатёр. Его парусиновые бока – впалые щёки – едва трепетали от легких касаний ветерка.

– Понятно, это Раджастпур – голубой город, – с важным видом объявил Гамаюн, когда солнце неспешно выпятилось на горизонте, и округа наполнилась истинными красками. – Интересное местечко. Кстати, самое занятное, этот город всего лишь пригород Дханпура.

– Как нижний или средний город Кошивы? – решил уточнить Матфей.

– Почти, но не совсем. В Кошиве три города строились постепенно, кольцами, со строгим разделением занятий и сословий. А в Агнишандире голубой город и Дханпур рождались одновременно, один из другого. В Раджастпуре поселилась каста жрецов, что носила голубые одежды, оттого и дома их переняли лазурь, а Дханпур достался князю и его войску. В том и была заложена гармония: военная мощь и благочестие духа в добром союзе соседствовали друг с другом, оберегая границы провинции и сдерживая дурные порывы.

– Но как всегда, что-то пошло не так, и всё пало прахом, – сыронизировал Матфей, скривив лицо.

– Примерно так, молодой человек, – сухо отозвался ворон.

– О чём ты так мило беседуешь с прислужником? Могу и я узнать? – Луция так внезапно возникла рядом, что Матфей вздрогнул и тут же зашёлся сильным румянцем. Гамаюн высокомерно каркнул. Возможно даже что-то неприличное, чего союзник разобрать не смог.

– Да ни о чём таком, – растерянно проговорил юноша, – немного истории.

– О, историю я люблю, – промурлыкала Луция и, подобрав косу, перекинула на плечо туго сплетённую медь волос. – Поделишься?

– Да, Фей, поделишься с нами историей? – Юна тоже оказалась рядом и одарила приятеля таким неласковым взглядом, что краска тут же сошла с его лица.

Но он и слова не успел произнести, как воздух огласил сухой трескучий крик. Попугай возвращался. Ещё чуток и он уже сидел на плече Луции, торопливо нашёптывая той результат разведки.

– У меня от чёрных птиц мурашки, – шепнул совсем близко Эрик Горденов, оказавшийся тут как тут, – не внушают они мне доверия.

Но продолжать в том же духе он не стал, поймав на себе предельно внимательный взгляд прозрачно-синих глаз ворона. И чтобы как-то исчерпать тему и отвести от себя пристальное наблюдение Гамаюна, добавил:

– Впрочем, вороны и кошки вполне ничего.

Наверное, пернатый прислужник Матфея сокрушённо вздохнул притом, но его союзник слишком занятый, пропустил слова приятеля мимо ушей. Матфей сумел расслышать самую малость; чёрный какаду как-то странно на него косился и старательно выговаривал слова так тихо, чтобы никто, кроме госпожи, их не разобрал.

– Благодарю, Маргел, ты отлично справился, друг мой.

Довольный какаду напыжился, его хохолок, большой, из узких, длинных, закрученных назад, лентовидных перьев распушился. Тёмно-коричневые глаза птицы внимательно следили за спутниками Луции. В знак дополнительного поощрения Бавервильд провела тонкими пальцами по птичьей спинке чёрно-грифельного цвета с едва заметным зелёным оттенком. Попугай от удовольствия заурчал по-кошачьи.

– Терпеть не могу, фыр, – сквозь зубы пробурчала Сеера, но так, что услышали только Матфей да Гамаюн. – Не выношу, когда копируют. Противно слышать.

– Я могу и лучше, – с ноткой хвастовства заметил ворон, но поймав откровенно злобный взгляд кошки, тут же поправился, – но зачем это мне? Я давно не юнец какой-то, чтобы кошек дразнить.

– Нам по той дороге, – Луция указала влево в сторону от шатра. – Маргел проверил, эта дорога ведёт напрямую к базару.

– Ну, так идём, – согласился Виктор, присоединившись к рыжеволосой хозяйке какаду.

Даже так рано на улице они были не одни. Очень скоро после трех – пятерых встречных горожан улица заволновалась, запестрела и расползлась в обе стороны своего русла сотнями суетливых людей.

– Такая рань, а столько народу на ногах, – поразился Эрик Горденов. – Куда это они?

Гамаюн не ошибся в своих опасениях: в муравьиной толчее смуглых, точно кофейные зёрна, агнишаров – пусть одежды их ничем и не отличались от одёж ребят – не так просто сойти за своего, когда ты чужак, светлокожий чужак, иной культуры чужак. Даже вымажись грязью, спрячь свою бледную кожу и молчи, тебя вытянет на поверхность взгляд чужака.

– На базар, в основном, – пояснила Луция Бавервильд.

Рыжеволосая красотка успела стянуть с себя плащ и, перебросив его на плечо, что не было занято попугаем, небрежно придерживала пальцами. Открывшееся всеобщему обзору светло-зелёное платье, короткое и облегавшее достаточно откровенно безупречное тело девушки, довольно сильно подействовало на юношей, старательно украдкой бросавших косые взгляды на особо выпуклые формы Луции. Естественно, не укрылось это и от Юны, внезапно угодившей в тень рыжей бестии.

– Значит, Агнишандир, по сути Индия? – поинтересовался вслух Матфей.

– Не совсем, господин, – опередил других прислужников Рарог. – Но лишь в большинстве своём. Мы на севере, а на юго-востоке страны живут дети Дракона. Потому всё неоднозначно. Это земля благословенных.

Он наполовину высунулся из кармана куртки; Матфей предпочёл оставить верхнюю одежду, расстегнувшись, нежели тащить её в руках или на плече, как Луция. Внутренний карман с заветным конвертом теперь стал всеобщим оберегом и за ним нужен глаз да глаз.

По обеим сторонам берега уличной реки проплывали кирпичные стены домов, облицованные небесной бирюзой. В несколько этажей, обычно не более пяти, с пластинами броской рекламы на балкончиках и фасадах, здания так тесно и близко жались к улице, что её асфальтового полотнища местами едва хватало разъехаться повозкам двух рикш.

Нагнетался и сам воздух. В усиливавшийся зной незатейливо вплетался, как лента в косу, душный жар местных общепитов, чересчур щедро сдобренный пряными специями. Ещё, пожалуй, проникновенные, чувственные шлейфы благовоний змейками выползали из-за неприкрытых манящих дверей крохотных магазинчиков, торгующих маслами. Эти незримые джины щекотали нос, маслили нёбо и ласкали кончик языка, а затем ныряли в глубины тела, соблазняя, восхищая, дурманя.

Уличный поток вскоре стал так плотен, что друзья, опасались растерять друг друга в гудящей толчее, двигались вереницей, взглядом цепляясь за макушку впередиидущего.

Луция во главе шествия остановилась и взглядом дала знать, что они пришли. Девушка стояла напротив магазинчика, чья цветастая вывеска двоилась родным, вирийским, языком и загадочными восточными символами: «Великий Монгол».

– Думаю, этот подойдёт, – кивнула она то ли своему прислужнику, то ли спутникам. – Нам повезло, ещё не час пик, и мы можем позволить себе час примерки. Но не более того.

– Хм, но мы же не дошли до базара. – Эрик вопросительно изучал даль уличного движения.

– Собственно, это и есть сам базар, – одарила его Луция снисходительной улыбкой. – Забудьте о прилавках под тентами и под деревянными навесами на окраине привычных вам городков. В этой стране базар и есть сам город. По крайней мере, эта его часть.