Больно не будет

На все вопросы о физической нагрузке врач как попугай тараторит: «Поберечься». Рычать хочется! Впрочем, сквозь зубы у меня теперь иначе и не получается.

Несколько раз в день мне проводят санацию челюсти – приятного мало, но не смертельно. Теперь буду заботиться о себе сам. Спрашиваю у доброй молоденькой медсестрички, которая мне строит глазки:

– У меня клык вверху немного выбивается из общего ряда, как думаете, эти штуки могут заодно сделать «абсолют»? – приподнимаю брови.

Она хихикает:

– Не уверена, Ярослав, – грозит мне указательным пальцем. – Этот вопрос лучше доктору задать.

– Доктор у меня без чувства юмора, хоть с виду и приветливый.

– Вы поменьше разговаривайте, вам лучше поберечься.

Опять это слово! У меня пропадает интерес к медсестре, я снова берусь за сотовый.

«Рус, меня выписали! Мне нужны ботинки и ключи от квартиры!»

Набираю брата – гудки идут, мёртво! Ар-р-р! Документы лежат на тумбочке, меня благословили валить на все четыре стороны. Каждая лишняя минута в этих стенах буквально добивает! Он обещал забрать меня, мелкий засранец.

Что мне, в сланцах и носках по городу расхаживать?

Да нет, я могу. По хрен. Но в квартиру-то не попасть, если он ночует у подружки.

В дверь стучат – оборачиваюсь.

Это не брат, впрочем, даже к лучшему. Дверь осторожно приоткрывается, и мой взгляд намертво приклеивается к её глазам. Они у неё разные, клянусь, я почитал, называется гетерохромия. На самом деле не слишком заметно, только если приглядишься. Левый глаз зелёный, правый – как бы тоже, но вокруг зрачка будто голубая корона или неровный ободок. Серьёзно, не сказать, что именно броско, но внимание притягивает.

И получается, что пялишься в эти глаза, сам не понимая почему. А потом, когда доходит, уже и всё остальное нравится.

– Привет, Ярослав! – Катя заходит и закрывает за собой дверь. В розовой толстовке и свободных джинсах, прямые волосы распущены. Фигура супер, я уже изучил за эти дни всю по миллиметру. И вообще она будто своей стала, родной. Короче, меня более чем устраивает.

– Привет! – развожу руки широко, хвастаясь бодростью. – Ты вовремя, потому что меня выписали!

Она делает несколько шагов вперёд, рассматривает меня и почему-то не радуется, а хмурится.

– Но ты всё равно диету соблюдай.

– Да понятно. Шины пока не снимают.

– Хорошо. Яр, я рада, что застала тебя. Хотела сначала написать, но потом решила, что правильнее сказать, глядя в глаза.

А у меня самоконтроль сбоит, я понимаю, что адски соскучился. Вот знаю её чуть больше недели, а соскучился! Внутри горит. Не просто по женской ласке истосковался, хотя по ней тоже. Например, Марина и сослуживица Аня, что тоже навещала, немного волновали, но заглушил легко.

А вот Катя… Моя Катенька. Живая, здоровенькая, невредимая. Которая героем меня называла.

– Позже, – я подхожу и крепко обнимаю её, прижимаю к себе изо всех сил своего ослабленного пустым чаем организма. У неё даже косточки хрустят – девушка ойкает. А почувствовав, как она обнимает меня в ответ за шею, как её пальцы касаются моего затылка, проводят по нему, взъерошив волосы, я отстраняюсь от неё, чтобы через секунду впиться в губы.

Всем телом вздрагивает.

Да не бойся, не покусаю. В наморднике же.

Просто невинно целую, прижимаюсь своими губами к её. Сам глаза закрываю, закатываются они – так хорошо. Внутри не просто пожар, там взрывы и огненная буря. Обхватываю её лицо руками. Целую-целую-целую. Рот держу закрытым, чтобы не дай Бог не порезать, просто чмокаю. Не могу оторваться. Хорошенькая такая. Блть, я всё решил: хочу и дальше быть для неё героем.

Она сначала отвечает. Первые несколько раз. А потом прижимает ладони к моей груди, будто отталкивая. Я поднимаю её на руки, тащу к кровати, укладываю, нависаю сверху.

– Ярослав, Яр, перестань! – ахает она: – Что ты делаешь?! Сейчас войдут! – она паникует, глаза испуганные, мне аж неловко. Вроде же тянулась, искрило. Да я не стал бы ничего, так, побаловаться. Полежать сверху.

– Я тебя так ждал все эти дни. Так много всего хотел сказать… – шарю взглядом по её лицу. Щёки розовые, глаза блестят, ещё красивее, чем минуту назад. Голубая коронка вокруг зрачка. Целую снова в губы. Хорошо как, нравится.

Хочу её. Хочу так, что лишь о ней подумаю – в мыслях хаос. А сейчас, когда лежу сверху, когда она дышит часто…

– Яр, я…

– Что? Что не так? – спрашиваю. – Тяжело? Никто не войдёт, меня уже выписали. Все ждут, когда свалю.

– Я ж… я замуж выхожу, – она сводит брови вместе и жалобно добавляет: – Прости, что не сказала раньше. Я не думала… я должна была, конечно. Ты не спрашивал.

Вот да. Даже в голову не пришло как-то спросить.

Внутри в момент всё обрывается. Как ведро ледяной воды на голову вылили. Так зубами скрипнул, что аж заболело, как бы не сломал в третий раз. Не могу поверить, смотрю на неё: вдруг пошутила? Даже не моргает.

– Когда? – будто это имеет значение.

– В июле. Платье уже купила. Туфли, – продолжает она резать без ножей. Усилием воли гашу вспышку неконтролируемой похоти, которая при упоминании о левом мужике рядом с ней никуда почему-то не девается. Я хочу её по-прежнему. Щас пар из ушей повалит, как сильно.

– Туфли, блть? Какие ещё туфли? – сажусь ровно, позволяя ей сначала подтянуть ноги к груди, а затем и вовсе спустить их на пол. Теперь мы просто целомудренно сидим напротив друг друга и разговариваем.

Правда, на кровати.

– Когда ты молчал, нравился мне больше, – говорит она, устремив глаза в пол.

– Дак… а кто он? – спрашиваю, будто это важно сейчас. Сердце сильно колотится, на разрыв. Понимаю, что она пришла попрощаться. Храбрая моя Катя сама пришла, не эсэмэской ограничилась. Ругать её за это нельзя.

Всё это время я прикидывал, стоит ли с ней продолжать, звать ли на свидание, насколько сильно она мне нравится. А оказывается, она вообще с другим. Моё мнение не имеет значения.

И в этот момент я понимаю, что нужна она мне. Очень сильно.

Некоторое время мы молчим. Я смотрю в пол, не понимая, как такое вообще возможно. Я уже всё распланировал. Как с ней буду.

– Жалеешь, что спас? – она встаёт, отходит к окну и делает вид, что ей интересно, что там творится на улице. Обхватывает себя руками, будто замёрзла.

– Нет, просто расстроился. Почему не сказала раньше?

– Говорю же, ты не спрашивал!

– А если честно?

– Не знаю, – отвечает. И я понимаю, что это честно.