Проходит не меньше минуты, а мы так и сидим вплотную, играем пальцами друг друга и наблюдаем за этим процессом. У него крепкие большие ладони, полностью соответствуют росту и комплекции. Вдруг он вскидывает глаза, а у меня голова кружится от такой близости. Он совершенно серьёзен.
– Спасибо, что пришла, – произносит. Его губы очень сухие и будто воспалённые, он не может облизать их: язык в клетке за зубами. При мысли о его языке внутри словно затягивается узел напряжения. Его взгляд мечется с моих глаз на рот и обратно. Если бы он мог, то поцеловал бы меня прямо сейчас – я читаю его потребность по невербальным знакам. Предвкушение заставляет сердце биться райской птицей, счастливой и беззаботной. Свободной и вольной получать удовольствие.
Бесстыжее сердце.
– Ждал? – спрашиваю.
– Ждал, – не мешкая.
Он смотрит на меня, рукой ведёт по моей спине, и я напрягаюсь, немного отстраняясь. Опускаю глаза.
– Ты мне нравишься, – говорит он. – Очень. Но ты мне ничего не должна. Если не хочешь, я отстану.
– Да, так будет правильно, – отвечаю. Судя по его взгляду, он рассчитывал на другой ответ.
– Может быть, не прям сразу отстану, – дополняет, и я улыбаюсь. Он тоже, но одними губами. – Меня скоро выписывают, и я бы хотел пригласить тебя на свидание. Нормальное.
– Ярик, наверное, не стоит, – отрицательно качаю головой. Впервые называю его «Ярик». Скажи, скажи же ему. Внутренний блок не даёт, отчаянно хочется продлить этот флирт, растянуть удовольствие. В груди так вообще колотится, я такого прежде не испытывала.
– Подожди, не отказывай. Просто подумай. Я не обижу, – и смотрит.
Так смотрит! Сжимает мои пальцы – я не шевелюсь, дыхание затаила. А потом он обнимает меня, прижимает к себе и откидывается на подушку.
Совершает глубокие вдох-выдох.
– Не обижу и в обиду не дам. Даже там, в ювелирке, не дал бы. Видел в твоих глазах готовность, но я бы не позволил ему до тебя дотронуться. Никому бы не позволил, клянусь. Ждал лучший момент, чтобы подать знак снайперу. Я как тебя увидел, сразу понял, что вытащу. Вот хоть как, любой ценой, зубами им глотки перегрызу, но вытащу.
– А говоришь, что я ничего не должна.
– Не должна. Но ты потом начала приезжать… Не может быть, чтобы из одной жалости.
– У меня слабость к мужчинам с трудностями. Комплекс спасительницы, – отвечаю и зажмуриваюсь. Очень нравится потому что лежать на его груди. Чтобы гладил. И чтобы говорил что-нибудь. А ещё нравится, что он серьёзен и откровенен, наедине он всегда со мной искренний. Не спесивый, каким хочет казаться.
Он думает.
– Раз так, я могу попросить подольше не снимать шины, – отвечает, и я тихо смеюсь, поражаясь его настойчивости.
– Ты всегда такой упорный?
– Ты меня ещё плохо знаешь, Катенька, – отвечает. – Мне не нужно твоё «да», просто не говори категоричное «нет», а там посмотрим.
И ведёт рукой по моей спине. Я слышу, как колотится его сердце, кровь разносит кислород по организму. Я уговариваю себя, что это полезно: больше кислорода, питания, быстрее срастаются переломы.
Когда я через минуту поднимаюсь с кровати и иду к окну, чтобы немного охладить комнату и разрядить наэлектризованную атмосферу между нами, замечаю, что если его организм и занимается лечением двойного перелома, то в данный момент все силы бросил на оживление другой части тела, которая отчётливо заметна даже через ткань свободных штанов. У моего спецназовца эрекция. Ого-го!
– Жарко, да? – произношу я хрипло. Открываю окно почти настежь, задерживаюсь на несколько секунд, ловя порывы вечернего ветра.
Он поднимается с кровати, показывает два пальца и скрывается в ванной.
Через пару минут появляется, как и обещал. Подходит ко мне, обнимает со спины. Ничего лишнего себе не позволяет, можно даже сказать, что обнимает аккуратно, по-дружески. Его внешности, походке, выражению лица больше бы пошло сразу схватить за задницу. Я бы тогда психанула и со спокойной совестью убежала.
Не знаю, что он делал с собой в ванной и делал ли, но это не помогло. Он хочет меня. Моё лицо снова горит. Грудь ноет, хотя обычно я не терплю к ней прикосновения. Смотреть – можно, но трогать ни-ни. А тут почему-то хочется, чтобы он провёл рукой. Коснулся.
Его руки очень горячие.
– Мне пора идти, уже поздно, – произношу я.
Он прижимает меня к себе сильно, но буквально на мгновение, потом отпускает.
– Я вызову тебе такси, – говорит ниже, чем обычно. Берёт телефон. – Говори адрес, – смотрит выжидающе.
– Я сама себе вызову, спасибо, – мягко отказываю, едва скрывая улыбку.
Следом приходит сообщение о зачислении пяти тысяч рублей на карту.
– Ты с ума сошёл? Зачем?!
– Хочу заплатить за такси. И ужин.
– Который съели твои друзья?
Он кивает.
– Они нормальные парни, а поесть мы все любим. Не отказывай хотя бы в этом. Пожалуйста, Кать.
– Это слишком много, не стоило, – говорю я, – мне было приятно угостить вас.
Я понимаю, что ему это важно и не спорю. Беру плащ, сумку, он показывает пальцем на щёку, прося поцеловать себя напоследок, но я отрицательно качаю головой и убегаю как преступница.
Сердце колотится, в ушах шумит. Я ужасно хочу остаться, поцеловать его. И в щёку, и в висок. И в шею. Я всего его хочу. Целиком. Об этом стоит сказать психологу?
У всех нормальных людей после подобной ситуации развивается стокгольмский синдром, они сочувствуют бандитам, но хватаются за то, какие те плохие, и избавляются от дурацкой привязанности!
Как избавиться от привязанности к герою? Который не даёт ни единого повода себя ненавидеть.
Пока спускаюсь по лестнице, даю себе обещание, что больше не приеду. Иначе мой посттравматический стресс сломает мне всю жизнь.
Глава 7
Ярослав
Брат не отвечает ни на звонки, ни на сообщения. Неужели всё ещё спит? Впечатываю кулак в ладонь, хожу по палате. За девять дней эти стены осточертели. От запаха лекарств и хлорки подташнивает. Вид из окна на участок дороги и деревья – все мои развлечения помимо планшета. Чувствую себя диким зверем в зоопарке. Деться некуда, сижу жду, пока накормят больничной дрянью да навестят любопытные.
Марина каждый день приходит, притаскивает измельчённую еду. Дескать, пей через соломинку – вкусно. Питательно. Полезно.
Не пью. То ли из принципа, что не хочу есть ничего из её рук, то ли потому, что не доверяю – отравиться и правда опасно. Резинки, конечно, можно быстро перерезать, но это крайняя мера.
Оставляю на тумбочке, потом выливаю. Катя снова динамит. Не привык я к такому, но и злиться на неё не получается. Может, правда я её возвращаю в воспоминания об ограблении, и ей не по себе? Ладно, для меня это просто день. Для неё событие всей жизни.