F20. Балансировать на грани

Виноваты были все. Сам Олег, те, кто поверили в него, и те, кто пытались ему помочь. Увы, пострадавших было намного больше, чем виноватых.

Вероятно, поэтому Сергей, не зная, как выплеснуть раздирающие его грудь эмоции, поднял трубку и вызвал скорую, предупредив, что нужна помощь психиатра.

Возможно, если бы Олега положили в больницу, Сергею стало бы легче пережить инцидент, но я не позволила сделать этого. После разговора с врачом я увезла Олега домой, пообещав, что его никогда не положат в больницу против воли.

* * *

– Милый, сходишь за бутылкой вина?

Сегодня впервые за несколько месяцев к нам с Олегом домой пришли гости. Коротко поздоровавшись, он скрылся в спальне, погрузившись в чтение научно-фантастического рассказа, который ему посоветовала Нина, а мы с Катей и Машей остались сплетничать на кухне. К слову сказать, я впервые разговаривала с Катей после того, как Олег ко мне переехал. Она сама напросилась под предлогом того, что соскучилась по брату, ведь он редко выходил из дома в последние недели, ещё реже общался с родственниками, предпочитая их обществу моё либо книги. Не забыв посоветоваться с Олегом, я пришла к выводу, что не против визита своей бывшей лучшей подруги, но решила пригласить ещё и Машу, чтобы было кому разряжать атмосферу. Кстати, бутылка испанского вина была куплена для той же цели, правда, с количеством я не угадала. Не хватило.

Как только Олег, закутавшись в тёплый шарф, выходит за порог квартиры, в кухне воцаряется полная тишина. Отсутствие «лишних ушей» должно было лишь сильнее развязать языки давно не видевшимся подругам, но мы молчим. Потому что пришло время главных вопросов. Катя залпом выпивает бокал с красным сухим, подавившись и несколько секунд кашляя, растягивает время. Маша с энтузиазмом поглощает креветки, а я делаю вид, будто считаю, что в терпком напитке растворен смысл бытия, и, если я ещё немного напрягу зрение, докопаюсь до истины. Ну хоть до какой-нибудь.

– Как у тебя на работе? – наконец спрашивает Катя.

Вопрос мог бы показаться обычной попыткой поддержать разговор, но я сразу понимаю, что Катя имеет в виду именно события пятимесячной давности.

– Сейчас уже всё в норме.

– А отношения с начальством?

– Сергей не смог меня уволить, потому что я единственная, кто был в курсе всех деталей договора с москвичами, – усмехаюсь я, вспоминая метания шефа. – Сейчас, кажется, он стал относиться спокойнее. Страховка покрыла убытки, мы практически ничего не потеряли.

Моя способность прятать ложь за улыбкой – врождённая. Кроме того, лгать о работе я умею восхитительно: слишком часто данное умение помогало нам остаться на плаву, особенно когда компания только зарождалась.

– Мы очень боялись, что тебе придётся уйти следом за Олегом.

– Первое время было непросто находиться в офисе, но нам с Олегом нужны были деньги, я не могла просто развернуться и уйти.

– Отец предлагал помощь. Олегу следовало взять деньги хотя бы на лекарства.

– Катя, я же сказала, что мы справимся сами.

Совершенно ясно, что Катя выступает сейчас в роли разведчика, засланного её родителями на территорию «противника», чтобы выведать беспокоившую их информацию.

– Аля, нет ничего плохого в том, чтобы принять помощь от близких людей, – произносит она наставительным тоном Николая Николаевича, который всегда говорил так, словно его слова являются истиной в последней инстанции.

Вероятно, Катя долго тренировалась перед зеркалом. Представляя себе её репетиции, я начинаю злиться, не отдавая себе отчёта в том, что перегибаю палку.

– Катя, ты и твои родители можете сколько угодно навязывать мне свою «медицинскую» точку зрения, я не сдам Олега в психбольницу. Последние недели он чувствует себя намного лучше, чем раньше. Мы справимся сами.

– Да ты посмотри на себя!

– То есть?

– На кого ты стала похожа. Похудела килограмм на пять, не меньше. Постарела. – Видимо, на моём лице отражается некоторая гамма эмоций, заставляющая Катю быстро добавить: – Ты никогда не выглядела старше двадцати семи. – И продолжить дружелюбнее: – Аля, мы прекрасно знаем, насколько тяжело жить с больным человеком. Пойми, что ты не одна, мы можем помочь. Скажу больше, мы обязаны помочь, потому что он наш родственник, а ты ему ничего не должна.

– Зато он вам должен, да? – Наполненный на одну треть вином бокал пикирует сначала мне на колени, а потом на плитку, после чего звонко бьётся, раскалываясь на три части. – Несчастные родители, у сына которых поехала крыша! Проглотив позор, они вынуждены тащить на себе безнадёжного шизофреника, откупаясь от своей совести самыми дорогими таблетками, которые, вероятно, должны заменить ему заботу близких. Так, да? Ты тоже считаешь, что Олег тебе должен что-то? – взрываюсь я.

– Аля… – Катя соскакивает следом за мной со стула и начинает махать руками.

– Хочешь знать, что я на самом деле думаю? Это только вы виноваты в том, что он заболел. Когда из-за своей ошибки Олег потерял единственного по-настоящему близкого человека, вы все отвернулись от него. Переложили ответственность за его жизнь на плечи врачей, заменили любовь и поддержку нейролептиками.

– Всё, я ухожу. – Катя направляется к двери, но меня не остановить:

– Послушай меня и запомни раз и навсегда. Олег вам ничего не должен. Он мой, слышишь? Мы справимся сами со всеми рецидивами, которые нам уготованы, накопим на лекарства и решим, что для него лучше, а что нет. И ты, и твои родители можете перестать, наконец, мучиться угрызениями совести, я о нём позабочусь.

– Ты одна не справишься. – Катя резко оборачивается. – Алька, он уже подставил тебя на работе. Ваше самолечение приведёт к тому, что он забудет выключить утюг или газ, спрыгнет с балкона, наглотается таблеток или порежет вены, как это случилось в прошлые разы. Ты понятия не имеешь, с какой проблемой столкнулась. И отказываешься слушать что-либо. Мы заботились об Олеге так, как было нужно. Заметь, каким он был, когда вы познакомились, и каким стал сейчас.

– Он не ляжет в психушку, – отрезаю я.

– Ты один раз уже взяла на себя ответственность, и ваша фирма потеряла бешеные деньги. Хотя мы тебе говорили. И я говорила, и папа. Да все! Виновата только ты.

– Я знаю. Да поймите уже наконец, что это была случайность. Он всего лишь забыл сменить пароли, что могло произойти с кем угодно. Нам просто не повезло. Если бы он не болел, то никто бы и не подумал раздувать из этой ситуации скандал. Знаешь, часто я сама уже в машине пытаюсь вспомнить, выключила ли плиту, и возвращаюсь в квартиру проверить. Так давай и меня положим на пару недель в больницу?

– Аля, он обречён. Раскрой глаза. Он убил человека и никогда себе этого не простит. Это истина, которая существует независимо от того, принимаешь ты её или нет.

– Катя, абсолютно все врачи ненамеренно убивают. И я могу поставить свою душу в споре на то, что от ошибок твоего отца не раз отбывали на тот свет пациенты на операционном столе, просто об этом никто так и не узнал. Олег ошибся, в результате чего он лишился Алины, потерю которой так и не смог до конца пережить. Но ему обязательно станет лучше. Он сам так говорит, и я буду верить ему, а не вам.

– И ты думаешь, что у тебя получится что-то такое, что не получилось у лучших врачей?

Далее одновременно случаются сразу три вещи. Щёлкает замок входной двери, пронзительно звонит сотовый Маши, а мой взгляд падает на осколки разбитого бокала. Осколки моей жизни, которая крошится при соприкосновении с титановой проблемой бесконечно любимого мной мужчины. Олег появляется в дверях.

– Что здесь происходит?

– Я уронила бокал, – говорю, поджимая нижнюю губу и с трудом сдерживая слёзы.

– Аль, только не плачь. – Олег подходит и крепко меня обнимает.

В последнее время, когда у меня уже не хватает сил сдерживать слёзы, я бью посуду и рыдаю над осколками. Он верит, что причина в разбитых чашках.

Его свитер холодный, как и руки, которыми он прижимает меня к себе. Как всегда большой, прохладный, чокнутый, но самый понятный мне из всех окружающих людей. Крепче вцепившись в воображаемый мной канат, я спрашиваю:

– Ты купил вино?

– Вино? – удивлённо переспрашивает он.

И я больше не могу сдерживать рыдания.

* * *

Глава 18. Олег

Свет от настольной лампы создает причудливые тени на стене. Вернее, благодаря искусственному свету я, погружённый в темноту спальни и лепящий фигурки из бумаги, которую вырвал из моих старых дневников, созидаю театр, одновременно являясь режиссёром и кукловодом. Лучше всего мне удаётся костёр. Для этого я сминаю несколько листов вместе. Некоторое время катаю их между пальцами, чуть вытягивая вдоль, и вуаля – костёр, призванный согревать бумажных человечков и животных, готов.

Обрывки воспоминаний о моём глубоком детстве сводятся к тому, как отец обучал нас с Катей основам оригами. Много времени было потрачено на это занятие, особенно когда выключали свет в квартире и делать было совершенно нечего. Папа, по традиции игнорируя диван, садился прямо на пол, приглашая нас с Катей устроиться рядом, и мы втроём мастерили розы, кораблики, драконов, собачек и прочих участников задуманных событий, а потом с помощью фонарика инсценировали представления. Какими бы ни были сюжеты наших историй, рано или поздно главные герои попадали в беду и были тяжело ранены, например, в результате сражения с динозавром. И каждый раз, в самый последний момент, когда надежды на спасение не оставалось, появлялся я, то есть мой бумажный человечек. Он был врачом, как отец, в смысле мой отец. Отважный доктор, преодолевая мыслимые и немыслимые препятствия на своём пути, добирался до места схватки, быстро расправлялся с врагами (если враги не хотели, чтобы мой герой с ними быстро расправлялся, я начинал громко жаловаться, после чего мама приказывала, чтобы папа с Катей сделали по-моему) и вылечивал остальных героев. У меня всегда была цель – помочь, спасти, именно ради неё совершались подвиги. Я бредил врачеванием лет с трёх, как говорит мама. Мечтая стать похожим на отца, я бинтовал Катиных кукол и прикладывал к их пластмассовым телам стетоскоп, заметьте, настоящий.

– Олег, ужинать будешь? – Магию момента развеивает свет из коридора, когда Аля распахивает дверь спальни.