F20. Балансировать на грани

– Не сейчас. Я занят, – отвечаю не грубо.

– Чем же? – Она плотно прикрывает за собой дверь и подходит.

– Смотри, что у меня получается. Перед тобой поляна, видишь? В центре неё горит костёр, – указываю на тёмную стену, освещённую неровным овалом.

– А это ящерица?

– Нет, собака.

– Совершенно не похоже на собаку.

– Вообще-то я более двадцати лет не занимался ничем подобным. Не придирайся.

– Хорошо. – Аля обнимает и прижимается к моей спине. – Ты подумал над моим предложением?

– Каким? – Я делаю вид, что не понимаю, о чём она, сам же внимательно рассматриваю собаку-ящерицу, пытаясь понять, что не так, почему у поделки получились такие короткие передние лапки.

– Насчёт бизнеса. Ты уже полгода ничем не занимаешься, а у нас свободная квартира простаивает. Помнишь, я показывала тебя приблизительный подсчёт прибыли, если мы начнём её сдавать посуточно? Местоположение удобное: хоть и не центр города, но рядом с остановкой.

– Сначала нужно сделать ремонт, обставить её, дать объявление, – говорю, прикидывая объём работы.

– Вот именно. Дел море, а я со своими проектами и без того ничего не успеваю. Машин бывший молодой человек как раз занимается сдачей квартир в аренду. Он неплохо зарабатывает.

Я киваю Але и сметаю все свои поделки в пакет, который несу к мусорному ведру. Моё главное увлечение последней пары месяцев кажется глупым и детским, когда речь заходит о деньгах. Если бы Аля только знала, как сложно думать, когда бесы в голове водят хороводы и поют песни, причём не попадая ни в одну ноту. Вероятно, это потому, что у меня у самого нет музыкального слуха. Откуда ему появиться у моих демонов?

* * *

Они постоянно шепчут что-то, причём все разом и в оба уха. Раньше они просто повторяли за мной слова по нескольку раз, создавая аналог эха, словно я говорил в пустой огромной комнате или пещере. Теперь они стали наглее. Шепчут, шепчут, шепчут, а не разобрать ни предложения, ни мысли.

Срочно позвонить и заказать банк уже давно закрыт, но нужно пойти на балкон и взять свечу.

И лишь на балконе я понимаю, что свечи мы храним в коридоре на верхней полке, а в коридоре меня осеняет, что свечи мне и вовсе не нужны. Бесы, захватившие мою душу, внушают мне свои мысли.

Я смотрю на Алю, читающую книжку на диване. Она очень похудела за последнее время, потому что я стал плохо за ней ухаживать, не могу контролировать, обедает она в офисе или нет. Даже вход в здание Flower мне заказан после того, как я забыл тем страшным вечером сменить пароли, и какие-то умельцы, которых поймали через пару недель, отформатировали наши сервера, лишив нас написанного за последнюю пару месяцев кода. К счастью, моя официальная должность в компании не подразумевала какой-либо материальной ответственности, поэтому Сергей не смог подать в суд.

Её волосы собраны на затылке мягкой резинкой в небрежный пучок, растянутые домашние штаны облегают круглую попку, приглашая погладить или даже легонько шлёпнуть. Аля лежит на животе, и пальцы её левой ноги, спрятанные под шерстяным цветастым носком, чертят произвольные фигуры в воздухе. Она хмурится и делает пометки на полях. Аля не показывает мне, что именно читает, но я и так знаю, что это очередная книга о шизофрении. В последнее время она стала слишком активно интересоваться моим заболеванием и методами лечения.

Она поднимает голову, широко улыбается мне и посылает воздушный поцелуй розовыми мягкими губами. Уже два года, как я единственный ежедневно пробую эти губы на вкус, вдыхаю аромат нежной кожи, ощущаю влажность её возбуждения. Аля мне не изменяет, несмотря на мою затянувшуюся депрессию. Она сама так говорит, и я ей верю. Пока что верю.

Улыбаюсь в ответ и опускаю глаза в свою книгу, но тут же снова поднимаю, когда Аля окунается в чтение. В груди ёкает, а в голове раздаётся хлопок, словно все мои бесы разом ударили в ладоши.

Взять со стола пульт от телевизора, и подоконник заставлен цветами, которые кричат не переставая и мешают нам спать.

Разозлившись, я хватаю пульт и решительно подхожу к подоконнику, резко отдёргиваю штору и понимаю, что там нет никаких цветов. Вообще в квартире Али не имеется растений. Оборачиваюсь и смотрю на неё. Как они могут мешать нашему с Алей спокойному сну, если их не существует? Вопрос ставит в тупик.

Слуховые галлюцинации, или, говоря проще, голоса в голове, впервые появились после того, как мой несчастный организм напичкали таблетками.

– Олег, почему ты на меня так смотришь? – Аля приподнимается на руках, она уже не улыбается.

Неужели она подмешивает в мою еду лекарства? Я делаю шаг назад, упираюсь спиной в стену и вздрагиваю. Она каким-то образом узнала, что я не пью нейролептики, и теперь пичкает меня ими тайно. О Боже.

– Олег, что случилось? Не пугай меня, пожалуйста. – Она привстает на колени, её домашняя майка сползает с плеча, практически полностью оголяя аккуратную левую грудь с напряжённым соском, но меня сейчас волнует другое. – Олег?

* * *

Глава 19. Аля

Контролем называется процесс, обеспечивающий достижение цели.

«У меня всё под контролем. А ты обещала мне верить».

Посуда в нашем доме бьётся почти каждый день. Каждый чёртов грёбаный день, когда он со мной не разговаривает, грустит, начинает вдруг говорить сам с собой.

Что есть контроль, когда нет цели? Разве можно что-либо предпринимать, когда ты не знаешь даже примерных координат пункта назначения? Я понятия не имею, в какую сторону мы движемся, и движемся ли.

«Нет ничего страшнее, чем увидеть своего ребенка в луже его собственной крови», – сказала мне как-то его мама.

Своих детей у меня пока нет, поэтому допускаю, что я не смогу до конца понять чувства Инны Викторовны, могу лишь сказать, что мне не довелось испытать в жизни нечто ужаснее, чем каждый день замирать напротив входной двери в квартиру, психологически настраиваясь увидеть своего любимого мужчину мёртвым или умирающим. Отказывающимся жить. Бросающим меня.

Каждое утро, перед тем как уйти на работу, я целую голову Олега: лоб, виски, затылок, макушку, в зависимости от положения, в котором он спит. Олег не знает об этом маленьком ритуале, но я всей душой надеюсь, что наполненные заботой касания моих губ помогут ему разгладить колючие, доставляющие дискомфорт мысли, прояснить затуманенные лекарствами эмоции.

Я живу с человеком, мечущимся от депрессии к маниакальной заботе обо мне по сто раз на дню. Как я могла раньше не замечать странностей его поведения? В какой момент его курс на выздоровление поменялся? В одну из сотен ситуаций, когда он, не думая о себе, о своём балансирующем над безумием рассудке, словно щитом заслонял меня от внешнего мира?

Разрыдаться в одиночестве – теперь самая большая роскошь, на которую можно рассчитывать. Совесть не позволяет даже снять грёбаный номер в гостинице, чтобы пожалеть себя как следует, потому что это эгоистично по отношению к нему. Каждую свободную минуту я стремлюсь провести с Олегом, чтобы он, не дай Боже, не почувствовал себя никому не нужным. Как было после потери единственного родного ему человека несколько лет назад.

Недавно он спросил, изменяю ли я ему, и мне показалось, что мой ответ ему безразличен, просто хотелось услышать правду, чтобы знать. Олег больше не показывает свои дневники, всё меньше интересуется внешним миром, замыкается в себе.

Каждый день я мысленно занимаюсь поиском виновного в возникновении его заболевания, снова и снова прокручиваю в голове известную информацию о событиях, повлёкших за собой первый рецидив. Катя сказала, что мне необходимо кого-то обвинить, чтобы избавиться от угрызений собственной совести. Пусть так, но враги были определены с математической точностью.

Очагом зарождения его «бесов» стала Алина, вернее, случившееся с этой несчастной девушкой. Изрядно подлили масла в огонь родители, которые вычеркнули своего ребёнка из жизни в момент, когда он облажался. В тот сложный для Олега период никто не задался вопросом, каково ему было хоронить жену? Всех беспокоило лишь то, что он дал ей слишком много лекарства, отчего хрупкое сердце дало сбой, а ослабленный после аварии организм не выдержал.

Подобно тому, как кошки убивают своих слабых и больных детёнышей, родители Олега перестали считать его человеком после определения диагноза. Он прекратил быть для них личностью, претендующей на собственную жизнь, личностью, способной обходиться без снисхождения.

Объединившись против всего остального мира «нормальных людей», мы строим свой собственный. По крайней мере, я стараюсь мастерить каркас, ежедневно придумывая ему причину вставать с кровати.

– Как продвигается ремонт? – Заполняю холодильник купленными в супермаркете продуктами.

– Нормально, – пожимает Олег плечами. – Мне не понравилось, как покрасили стены, завтра будут переделывать.

– Неровно? – Высыпаю из пачки в вазочку перед ним обжаренное кешью.

– Если освещение дневное, создается иллюзия, что стены идеальные, но, когда включаешь лампы, появляются светлые пятна. В общем, я не доволен.

Он берёт горсть орехов и отправляет в рот, а я, быстро переодевшись в удобную одежду, принимаюсь за ужин. Готовлю я достаточно быстро, потому что заранее налепила и заморозила котлет.

– Как на работе? – спрашивает Олег, высыпая из пакета оставшиеся орехи.

Глава 20. Олег