По краю мечты

– Мне было замечательно с тобой.

– Тогда что?

– Я хочу дышать свободно, и научить этому тебя, хочу не бояться и не прятаться от жизни, и научить этому тебя, хочу любить тебя открыто перед всеми, не прячась, и научить этому тебя.

Он обхватил её подбородок и приблизился почти вплотную, глядя ей в глаза, и тихо прошептал:

– Ты говоришь так правильно и красиво, и кажется, что это так легко, и моё сердце так хочет верить тебе.

Двейн уже устал от этого бесконечного спора. Он понимал, что они так ни к чему не придут. Слишком разные, как отчаяние и вера, оба упрямые, выжившие и выстрадавшие каждый по-своему своё одиночество и право на жизнь. Двейн пошёл в последнюю атаку:

– Да верь ты, никто не запрещает, – тяжело выдохнул он и закрыл глаза, – Но где бы ты сейчас была со своей верой, если бы в тот день ты не оказалась у меня? Вариантов три, всего три. Тебя догнали, и сейчас ты бы ублажала клиентов, стоя по вечерам в витрине публичного дома твоей родной тётки. Тебя не догнали, а ночью до смерти изнасиловали бы в какой-нибудь подворотне. И последний вариант, ты бы умерла в грязи от голода и холода.

Двейн открыл глаза и тряхнул её, сжав плечи:

– Ты понимаешь это? Маленькая наивная дурочка. Ответь мне. Ответь… И даже тогда, лёжа под каким-нибудь старым мужиком, ты тоже продолжала бы верить?

Сейчас он был противен сам себе, но она не оставляла ему выбора.

«Он прав, во всём прав». Но она не могла видеть его таким, злым, отчаявшимся и жестоким. Она одна знала, какой он на самом деле, добрый, чуткий, нежный, отзывчивый, любящий, жертвенный и бескорыстный. Ей так отчаянно хотелось, научить его жить нормально. Нет, она и сама этого не умела, хотела научиться жить нормально вместе. Но она не знала, как. Эбби запуталась и устала. От его жестоких слов и его правоты сейчас было так невыносимо больно. Она молча плакала.

И тут Вей обессиленно опустился перед ней на колени, обнял и глядя в глаза прошептал:

– Я умоляю тебя, останься со мной. Со мной таким, какой я есть. Я прошу тебя. Ты всё, что у меня есть…

Всю свою жизнь они оба выживали, но каждый по-своему, он, огрызаясь, сражаясь и цепляясь изо всех сил, а она жила своей упрямой верой в то, что всё можно изменить, что каждый достоин лучшего и счастья, и однажды всё изменится и наладится. И в этом была их личная сила, дававшая все эти годы возможность не сдаться и не умереть. Но сейчас судьба свела их вместе, дала почувствовать сладкий вкус близости, душевного тепла и сочувствия, вкус любви и такой возможной и манящей семейной жизни. Впервые в жизни обретя всё это, сейчас они оба принялись отчаянно защищать друг друга привычными им способами. Никто никогда не учил их, как нужно и можно жить, любить. Два маленьких брошенных ребёнка учились всему сами и выросли, вынеся из этого каждый свои уроки.

Видя сейчас его у своих ног, растерянного и молящего, она тихо и медленно умирала. Он прав, он во всём прав. И если бы не он судьба её была бы не завидной. И она уже была готова отказаться от своей упрямой веры в лучшее, признать, что эта жизнь всё-таки сломала её. Готова была выживать вместе с ним, только бы рядом с ним. Но единственное, чего она всё ещё не могла принять, что они будут воспитывать своих будущих детей в ненависти, вечных страхе и злобе. Пусть, они побитые и искалеченные жизнью, обретя друг друга, будут так жить. Но их дети достойны другой жизни. Они не должны жить их обидами и страхами. Она точно знала, что он будет защищать свою семью отчаянно и до конца, как сейчас защищал её, но тогда весь шлейф своих проблем, всю боль их израненных душ они передадут своим детям. Эбби окончательно запуталась и растерялась.

«Дура, Господи, ну почему я такая дура? Ну почему я не могу уступить, и быть с ним рядом? Это же так просто уступить сейчас».

Она так сильно любит его. Любит такого, каким он был только с ней, с ней одной. Сейчас она уже понимала, что таким его делает именно она. И осознав это, она надеялась и верила, что именно она сможет вернуть его к нормальной жизни и залечить его раны, отогреет душу и сердце. Но сейчас Эбби правда не знала, как это сделать. Его жестокие слова заставили её усомниться в своей правоте. Только благодаря ему, она ещё жива. Он прав. Где бы она сейчас была, если бы не он? «Что же мне теперь делать? Зачем я вообще ворвалась в его жизнь?» Как самонадеянно она хочет спасти его, если саму себя не в силах спасти и защитить? «За что ему всё это снова? Зачем ему на голову свалилась такая дура, как я? Я приняла его сердце, его жизнь, пообещала остаться с ним навсегда… Что же мне делать? Что делать? Наверное, лучше бы я умерла тогда в тот день».

Девушка разрыдалась. Сердце её рвалось на части от одного взгляда на родного и любимого человека у её ног, и она ненавидела себя такую, слабую, беспомощную, но такую жестокую в своём упрямстве.

«Зачем он только встретил меня? Зачем полюбил и доверился? Надо было слушать тётку, которая тоже была права во всём. Я не от мира сего, я урод, ничего не понимающая и не знающая жизни наивная дура. Я не имею права на него, не имею права быть частью его жизни и чему-то учить его, а уж тем более что-то от него требовать или ждать… Прости меня, прости меня, мой дорогой, любимый мальчик. Прости, что снова растоптала твою жизнь».

Она, рыдая, высвободилась из его рук, попятилась и схватив висящую у двери накидку, выбежала на улицу. А Двейн так и остался стоять на коленях. Уткнувшись лбом в пол и ударив по нему кулаком, в отчаянии он закричал, а потом с мукой простонал:

– Кто и за что меня проклял? Всё, что я просил, это оставить меня в покое и забыть про меня. Я бы справился сам… Всё. Всё. Ничего больше не хочу, не хочу так жить. Я устал бороться и каждый раз терять.

Парень поднялся на непослушных ногах, сделал несколько неуверенных шагов и с силой ударив в стену кулаком, прокричал:

– Не хочу, – и зарыдал, не чувствуя боли в разбитой руке.

Качаясь, подошёл к кухонному столу, тяжело опёрся, замер, а потом с силой опрокинул его, снова отчаянно прокричав:

– Не хочу, не хочу… не хочу… больше ничего не хочу, – тяжело дыша, он попятился и чуть не упал, споткнувшись обо что-то. Опустил глаза и увидел, что наступил на свёрток. «Она так и не открыла его». В нём было платье. Он сегодня купил его ей. Сердце сжалось от невыносимой боли. Зачем он отпустил её сейчас, зачем позволил уйти? Что он вообще хочет от неё, зачем ломает, насильно затягивая в омут своей никчемной жизни и своих страхов? Что он делает? Только не она. Он же полюбил её за искренность, веру и несгибаемость и был покорён её силой и верой. Смог бы он полюбить её покорную и отчаявшуюся? Просто, это он не достоин быть рядом с ней. Сломленный жизнью трус не мог сделать её счастливой. Ей нужен другой, сильный, уверенный, успешный человек рядом. Она, как никто другой заслуживает счастья. Он впервые в жизни дал себе слабину, позволив поверить, что всё возможно. Но теперь он точно знал, что вся его жизнь изначально была ошибкой. Он не должен был родиться. И поэтому ему не нужно было так долго и упорно сопротивляться, цепляться за жизнь. Он израсходовал все свои силы и так устал, смертельно устал. Жить дальше он уже не хотел. Но эта девочка? Он не может допустить, чтобы этот ангел отчаялся, сломался и разочаровался в жизни. Она сильнее и честнее его.

«Я должен вернуть и спасти её. Я оставлю ей этот дом, отдам всё своё наследство, а сам уйду. Она должна жить, обязательно жить и быть счастливой, пускай и не со мной». Двейн отчаянно простонал. «Как я мог отпустить её»?

Парень тут же выскочил из дома. Он знал то единственное место, куда она могла пойти. И от осознания этого сердце его чуть не остановилось…

Глава 5

Как Эбби дошла до борделя, она не помнила. Ноги сами принесли её к знакомому месту. Всю дорогу её душили слёзы, но она как могла сдерживала их, не желая показывать тётке свою слабость. На эту борьбу ушли последние остатки её сил, и когда Эбби вошла в просторную гостиную, в которой обычно встречали клиентов, она уже еле держалась на ногах. В это время суток спящий до обеда бордель оживал, готовясь к новому «трудовому» дню. Как обычно девицы наводили марафет, прислуга выставляла угощения и спиртное. Поэтому пройти к Бетси незаметно, у неё вряд ли бы получилось, но её возвращение вызвало неподдельный интерес всех обитателей притона. Они шушукались, переглядывались, тихо отпускали колкие шуточки и показывали на неё пальцами. Эбби спокойно прошла через этот оживший муравейник и прямиком направилась в кабинет тётки. Та уже ждала её. Новости здесь распространялись молниеносно.

Только получив разрешение, девушка вошла. Бетси сидела за большим столом, держа в длинных пальцах мундштук. В комнате стоял полумрак из-за закрытых тяжёлых штор на окнах и буквально физически ощущаемого табачного дыма. Эбби уже успела отвыкнуть от всего этого, и ей сразу стало нехорошо, и ухватившись за спинку стула, она непроизвольным движением развязала и сняла накидку. Тётка молча изучала её оценивающим взглядом.

Ухоженная красивая женщина лет сорока пяти, она редко позволяла эмоциям отражаться на своём лице. Жёсткое выражение лица и холодный пронзительный взгляд, подчёркивало строгое застёгнутое на все пуговицы до самой шеи тёмное бархатное платье с высоким воротом. Хотя платье выгодно подчёркивало все достоинства её фигуры, все изгибы его по-прежнему стройного тела, оно не открывало ни одного лишнего сантиметра. Хозяйка лучшего в городе притона держала себя подчёркнуто строго. О её крутом нраве ходили легенды, а многие подвыпившие и зарвавшиеся клиенты и обитатели притона не раз могли почувствовать его на себе.

Эбби не боялась тётку, но и никогда не чувствовала от неё ни любви, ни заботы. Всегда разговаривая с ней грубо, Бетси постоянно загружала девушку работой, часто высмеивала, а временами даже унижала. Особенно её бесило, что эта наглая девчонка не боялась всегда прямо смотреть ей в глаза. Молча и упрямо та сносила все обиды и унижения, терпеливо выполняя любую работу. Бетси всё время хотелось поставить Эбби на место, сломать этот упрямый и непокорный характер. Она не могла понять, откуда все эти годы эта девчонка брала силы, чтобы не сдаться и не уступить ей. Но в глубине души она знала ответ, и видела в ней себя, свои черты, свой характер и волю. И даже тогда, когда она заставляла её работать наравне со своими девками – это был ещё один способ поставить её на место. Все это время она играла с ней, как кошка с загнанной в угол мышкой. И вот, непокорная беглая мышка вернулась сама и стояла сейчас перед ней.

– Я уже и не рассчитывала увидеть тебя живой, – с усмешкой протянула Бетси, выдохнув облако табачного дыма. – Мои люди полгорода перевернули, но тебя и след простыл. Даже боюсь себе представить, где ты обитала всё это время.

Эбби молчала, опустив глаза.

– Наверное, не сладко было, раз вернулась?

– Нет. Мне помог и приютил очень хороший человек.

Тётка встала, обошла стол и подойдя к ней вплотную, нагнулась, заглядывая в лицо.

– А… – многозначительно протянула она, – Ну и как? Как спалось с этим хорошим человеком?

Эбби передёрнула плечами. Тётка всегда могла всё опошлить и свести ниже пояса. Раньше она пропускала мимо ушей все её шуточки и подколки по этому поводу, но сейчас это касалось любимого человека, от чего неприятно кольнуло в груди.

– Значит, спать с мужиками за деньги – это ниже нашего достоинства, а спать за кусок хлеба – это в самый раз?

Эбби не дала ей договорить, подняла глаза и глядя на неё в упор сказала:

– Я люблю его.

Бетси на секунду растерялась, а потом отошла назад к столу и с усмешкой спросила:

– Любишь? Ну и как оно? Любовь окрыляет?

– Тебе не понять.

– Да куда уж мне. Я всё больше по бренным телам, разве можно мне глупой рассуждать о высоком.

Девушка уже успела отвыкнуть от её грубости и желчи, а в комнате было ужасно душно и накурено. От всего этого у неё кружилась голова и подташнивало. Эбби побледнела и ещё сильнее вцепилась в спинку стула.

– А сейчас, как я понимаю, ты пришла рассказать мне о своей прекрасной и счастливой жизни и что у тебя теперь всё хорошо? То-то я смотрю твоя мордашка так и светится от счастья.

– Я пришла забрать свои документы и передать тебе дом.

Бетси удивлённо вскинула бровь.