– Я точно знаю, что ты тогда чувствовал. Много лет назад на моих руках умирала моя жена. Тогда я ничем не смог ей помочь, и, – голос его дрогнул, – прожив долгую одинокую жизнь, сейчас я уверен, что охотно обменял бы её на возможность спасти любимого человека.
Двейн молчал, а потом неуверенно тихо сказал:
– Я понимаю, что не имею никакого права просить об этом, но я всё равно прошу Вас, не бросайте её и помогите сделать так, чтобы они хотя бы ни в чём не нуждались. И пусть деньги моего никчемного отца обеспечат достойную жизнь его внуку. Не знаю, рассказала она Вам что-то о себе или нет, но от одной мысли, что она вернётся к тётке и повторит судьбу своей матери, сердце моё рвётся на части…
– Я всё знаю и понимаю о чём ты, – перебил его доктор, не дав договорить, – И я обещаю, что помогу им.
Двейн сидел, опустив глаза и сглатывая подступившие слёзы, пытался выровнять дыхание, чтобы ответить.
– Вы же видели её? Она же сама ещё ребёнок, – с полу стоном выдохнул Вей.
И сердце доктора сдалось. Не в силах больше смотреть на этого сильного, упрямого уже взрослого, но всё ещё одинокого брошенного всеми ребёнка, он подошёл к нему и в порыве обнял, прижав его голову к себе. И гладя его по волосам и успокаивая, тихо сказал:
– Я обещаю тебе, что сделаю всё, что смогу. Можешь быть спокоен, с ними всё будет хорошо. И, – голос его окончательно сел, – прости, что не могу помочь тебе.
Двейн всё-таки не смог сдержать слёз, впервые в жизни позволяя кому-то себя пожалеть. Он так вымотался за эти дни, так устал, а душа его была переполнена чувством благодарности к этому человеку, что сейчас он уже не стеснялся своих чувств. Всегда уверенный, что жалость делает слабым и унижает, сейчас он впервые в жизни понял, что она может хотя бы немного успокоить и дать сил жить дальше.
– Спасибо Вам за всё, – еле слышно прошептал он, ища утешения.
Решётка скрипнула, впуская охранника в камеру и заставив доктора отстраниться.
– Так, а теперь давай-ка, попробуем придать тебе более или менее приемлемый вид. Сегодня передам тебе чистую одежду, а то весь в крови. А Эбби у нас девочка впечатлительная, – не глядя на парня, мистер Харрис специально говорил в наигранно-шутливой манере, чтобы не выдать переполнявших его сейчас чувств.
Двейн замер и напрягся всем телом, ничего не понимая.
– Послушай Двейн, времени у нас почти нет. А для того, чтобы Эбби смогла получить твоё наследство, иметь законные права и дать твою фамилию вашему ребёнку, вы должны обвенчаться, и тогда ты сможешь подписать нужную бумагу.
Парень побледнел. Об этом он совсем не подумал. Ведь перед законом они с Эбби были друг другу чужими людьми, а их ребёнок будет незаконнорожденным.
Перехватив его испуганный взгляд, доктор быстро добавил:
– Я уже всё решил. Осталось только найти священника. И если всё сложится, то сегодня ночью, в крайнем случае завтра утром, вы сможете обвенчаться. Поэтому, красоту тебе буду наводить я, или сам справишься, а я займусь поиском священника? – мистер Харрис скептически осмотрел парня, – Не думаю, что сильно поможет, но хотя бы кровь смыть. Да и выбора у нас нет.
– Я сам всё сделаю, – Двейн еле заметно покосился в сторону скучающего в конце коридора тюремщика.
– Почему-то я так и думал, – ответил доктор, а потом перехватив его взгляд, тихо добавил, – За них не волнуйся. По крайней мере здесь тебя больше никто не тронет. Это уж я тебе могу обещать.
– Эбби знает?
– Нет. Скажу, когда всё сложится наверняка.
– А она сможет?
– Будем надеяться на лучшее. В любом случае вы должны обвенчаться.
Двейн растеряно кивнул.
– Мистер Харрис, если будут проблемы с мотивацией, – Вей устало улыбнулся, – напомните ей про «запрещённый приём».
Доктор удивлённо посмотрел на него, а потом кивнул.
– Ну тогда мне пора. И да, выпей сладкий чай, обязательно. Это я сейчас как доктор говорю.
– Спасибо.
– За последние полчаса ты мне уже раз двадцать сказал «спасибо».
– Мне так легче. Как ещё я могу Вас отблагодарить за всё?
– Выживи.
Двейн замер от неожиданности.
– До встречи, – и доктор быстро пошёл к выходу, захватив на ходу саквояж, и боясь выдать свои чувства.
Когда он скрылся из вида, Двейн устало откинулся на спину и закрыл глаза. «Как чудна и замысловата жизнь. Человек, давший тебе жизнь, абсолютно ничего в ней не значит, а другой, с которым ты познакомился всего пару дней назад, может заполнить твою никчемную, поломанную жизнь простым участием и заботой, может помочь и подставить своё плечо тебе, стоящему на краю пропасти и дать надежду на…» – Двейн сглотнул подступившие слёзы. «Но нужно попытаться придать себе мало-мальски приемлемый вид.» Сегодня утром, когда ему безумно хотелось обнять свою девочку или хотя бы коснуться её, он был благодарен провидению, что она не видит его сейчас. Двейн со вздохом начал подниматься….
Глава 9
Эбби стояла у окна в кабинете доктора и рассеянно смотрела в окно. Мистер Харрис сидел за большим столом, и то и дело бросая на девушку обеспокоенные взгляды, ждал её ответа. Эбби так вымоталась и исстрадалась за эти два дня. И хотя болезнь ещё окончательно не отступила, последние её силы забирала не она. Отчаяние и тоска сжигали душу, сжимая сердце в беспощадных тисках. Мозг всё понимал и анализировал, а сердце рвалось к нему, не давая спокойно дышать. Последние дни она жила только слабой, эфемерной надеждой. В глубине души понимая, что надеяться не на что, она боялась поставить окончательную точку, разрешив себе осознать и принять, что потеряла его навсегда.
Доктор объяснил ей всё доходчиво и обстоятельно и про наследство, и про венчание, и про будущее их ребёнка. Мозг всё понимал, и то, что иначе она и малыш не выживут, и что она должна успокоить Вея, убедив его, что с ними всё будет хорошо, что она сможет сберечь их ребёнка и обеспечить ему достойную жизнь. Она точно знала, как он сейчас изводит себя, думая о них. А сердце её рвалось на части от осознания того, что сегодня они увидятся в последний раз и попрощаются ни на месяцы и даже ни на годы, а навсегда. Казалось, что за эти дни душа её выгорела дотла от чувства вины и отчаяния, оставив невыносимо саднящее пепелище там, где раньше было её сердце.
Эбби смотрела в окно и тихо плакала, боясь произнести в слух окончательное «да». Доктор, расценив это молчание по-своему, наконец произнёс:
– Двейн просил напомнить тебе про «запрещённый приём», не знаю, что это…
Девушка тихо всхлипнула:
– Это про детей, наших детей. Однажды я упрекнула его, что наши будущие дети достойны счастья и лучшей жизни, и что мы должны сделать для этого всё возможное, а сейчас он… – она положила руку на живот и развернулась.
– К скольки я должна быть готова? – и перевела заплаканные глаза на доктора, – Спасибо, мистер Харрис, мы совсем Вас замучили.
– Мне жаль, что это всё, чем я могу помочь. Обвенчаетесь сегодня ночью. Времени совсем не осталось. И, Эбби, – доктор подошёл к ней и успокаивающе похлопал по плечу, – есть ещё кое-что, о чём я должен тебя предупредить – он замешкался, – Ты же понимаешь, где он сейчас находится?
Эбби молча кивнула и побледнела. Увидев это, мистер Харрис не стал ходить вокруг, да около, и быстро сказал:
– В общем, Двейна избили. Страшного ничего нет. Сломали пару рёбер.
Девушка стала совсем белая.
– Я подлатал его сегодня. Жизни его ничего не угрожает, а всё остальное заживёт, – доктор развернул девушку к себе и глядя ей в глаза, серьёзно сказал, – Мы нужны ему. Сейчас мы должны поддержать и успокоить его. Ты понимаешь это?
Эбби неотрывно смотрела на него широко распахнутыми голубыми глазами, а потом молча кивнула. Доктор обнял её и успокаивающе похлопал по спине.
– Не знаю, как вы с ним всё это сегодня переживёте, но, – он тяжело вздохнул, – другого выхода у нас нет. Единственное, чем я могу помочь, это пообещать, что буду рядом. Собирайся, через час мы выезжаем.
Эбби уткнулась лбом ему в плечо и закрыла глаза. Она тоже не представляла, как переживёт сегодняшний вечер.