"Ну я тебе покажу! ", – грозил он Эйнштейну. Тот дразнил его высунув язык.
Эйнштейн на джипе снился Максиму каждую ночь как напоминание о разрушенной идилии.
– Вот гад! – шипел Максимка, яростно измеряя волны кварцевых и пьезоэлектрических пластин в тазике, наполненным водопрододной водой.
Что только не перепробовал Макс, чтобы вернуть свою парковку: приезжал домой на час раньше, меняясь с напарником сменами – джип с Эйнштейном стоял на месте. Пробовал приехжать на два часа раньше —
джип стоял.
Макс даже брал выходной, сказавшись больным, и весь день не отходил от окна, вычисляя, когда уедет сосед. Как только парковочное место освободилось, Максим выбежал с подготовленной красной краской и кисточкой и прямо на асфальте крупно написал "занято!"
Вечером джип наплевательски встал на надпись всеми колесами, Макс даже чаем поперхнулся от увиденного.
– Надо было машину ставить, а не писать. Вот я дурак, – ругал себя Максим, выводя свой "Рено" с пустыря.
– Что ты мучаешься, все будет нормально, – утешал его Андрей, школьный друг Макса, единственный из оставшихся. Он был свободным художником- экстремалом и занимался тем, что время от времени запечатлевал на взятый в кредит фотоаппарат триумфы и падения кайтеров, вейкбордистов и серферов в районах Средиземного моря.
В последнее время он просто делал карандашные скетчи, поскольку один серфер разбил его камеру за то, что Андрюха утопил в шторм его доску на спор. Андрей поспорил, что прокатится на гребне волны, хотя имел слабое представление о серфинге.
Лихого Андрюху вытащили и откачали спасатели на катере, а доска потонула в пучине.
– Ты вот что, ты номера перепиши, а я отдам их одному кенту, он пробьет и узнаем, как зовут твоего Эпштейна, —
советовал Андрей Максу за кружкой пива в баре.
– Эйнштейна, – поправил Макс. Не путай, я еще не маньяк, хотя могу им стать. Как только и думаю об этом козле.
– Ну Энштейна, да какая разница, —
хмыкал художник, выливая пиво Макса в свою кружку.
– Хватит, Дюш. Ты сейчас наотмечаешься, а потом соображать перестанешь.
А нам надо задачу решить.
– Ты мне друг или физик, – слезно вопрошал художник, потрясывая опустошенной кружкой.
– Я и друг, и физик, – успокаивал его Максим. – Пошли ко мне, Андрюх, проспишься.
Затащить друга на шестой этаж оказалось делом нелегким. В лифте художник шлепнулся на пол, и обливаясь слезами заявил, что у него клаустрофобия и ему необходимо на морской берег.
Пришлось выволочь Андрея на втором этаже и пройтись пешком. Но пройтись не получилось, на свободе Андрей сник и завалился на ступеньки —
физику пришлось тащить его на себе до квартиры, перекинув через плечо, как свернутый ковер.
Дома, скинув пьяное тело на диван Макс подошел к окну. Джипа не было.
Не думая, Андрей рванулся из квартиры, не глядя прихватив куртку Андрея.
Макс бросился к лифту, но тот безжалостно закрыл двери и поехал вниз один.
Макс сбежал по лестнице и на выходе столкнулся с незнакомцем тридцати пяти лет в синем бомбере и наушниках Sony.
Бросив незнакомцу: "Извините! ", —
Макс выскочил во двор.
Джип стоял на месте.
Пнув ногой жестяную банку, Макс покосился на джип и показал язык.
По дороге домой Макс пытался понять, с кем он столкнулся в подъезде. В его мыслях росло подозрение, которое вот-вот должно было вырасти в истину.
– Да неужели! – воскликнул Макс. —
Значит, ты и есть тот самый хозяин эйнштейна. В моем подъезде живешь, гаденых.
Скрипнув зубами, Мак открыл дверь в подъезд. На него снова выскочил мужчина в бомбере и наушниках. Макс решил поговорить и помчался за ним.
– Простите, пожалуйста. Простите. Стоять! – Кричал вдогонку синему бомберу Макс, но тот только прибавил шаг и поправил наушники.
– Тьфу, – Максим с досадой плюнул в сторону бомбера и поплелся спать.
– Я не буду эту дрянь пить! – Капризничал поздним воскресным утром Андрей, вдумчиво вглядываясь в мутную жижу, будто пытаясь разглядеть в ней свое отражение.
– Пей, это абсорбенты, – убеждал физик. – Ты вчера столько пива выдул, что я тебя добудиться не мог. Дюш, поверь, хуже не будет.
– Не называй меня Дюшей, – огрызнулся художник, хрустя адсорбентами.
Я – Энди, между прочим, и не хочу слышать этого имени!
Макс смиренно махнул рукой.
– Допивай, мосье Энди. Полегчает. —
А пива нет?
Художник попытался сделать глоток, но проглотить не смог, вылил все обратно в стакан и заплакал.
– У меня душа болит. Так горько! – он дернул ногой и уронил таз с экспериментами Макса.
С кухни доносился теплый запах яичницы с колбасой.
– Я есть хочу, – всхлипнул художник.
Физик грустно взглянул на погребенные пластины, с досадой толкнул таз к батарее и пошел на кухню.
– Знаешь, я кажется видел этого джипера, – вспоминал Макс, наблюдая как Андрей хрустит пережаренным беконом.