Фрактал Мороса

– Да!

Паша принес мне белого, а себе красного.

– Когда я был маленький, я был уверен, что Земля плоская, но в детстве невозможно представить бесконечность, поэтому плоскость была ограничена, типа как пластинка или тарелка.

– Ты хочешь сказать, что сейчас стал представлять бесконечность?

– Представлять – нет, допускать – да.

– А к особому архиву префектуры тебя допустили?

– Знаешь, все в тебе прекрасно, только плоская ты какая-то.

– Иди-ка ты в жопу!

* * *

Интересно, как выглядел этот Виталик? В коробке есть фотографии: можно попробовать вычислить его физиономию.

Судя по всему, это высокий парень со светлыми волосами, этакий марфановец[11 - «Марфановец» – человек с синдромом Марфана, заболеванием наследственного типа. Основные признаки человека с синдромом Марфана – высокий рост, худоба, удлиненные руки и ноги, выступающая нижняя челюсть.].

Достаю пачку снимков. Они не в альбоме, а в черном бумажном конверте, разноформатные, цветные и черно-белые. Они не подписаны. Листаю. На меня смотрят неотрывно незнакомцы. Дети и взрослые, объединенные здесь неведомой мне силой. И вот, сомнений нет, это он. Невысокий темноволосый парень с холодными голубыми глазами цвета моря в Паланге. И черт с ней, что фотография черно-белая! Я узнаю его без колебаний. Не знаю, почему.

Он не кажется дебилом, что-то есть роковое в этом лице. Такие не живут долго. И не то, чтобы этот взгляд был похож на взгляд Че Гевары или Джима Моррисона[12 - Здесь Че Гевара и Джим Моррисон – как символы бунтарства и кумиры своих поколений. Эрнесто Че Гевара (1928–1967) – латиноамериканский революционер, команданте Кубинской революции, а впоследствии кубинский государственный деятель. Джеймс Дуглас Моррисон (1943–1971) – американский певец, поэт, автор песен, лидер группы The Doors. Считается одним из самых харизматичных фронтменов в истории рок-музыки. Входит в «Клуб 27».]… Обычный нагловатый парень, будущий преступник и нищий алкаш.

«8 «В» класс. Литература. Виталий Морос. Сочинение. Тема: «Мое будущее».

«Я был контуром человека в двухцветном мире. Там можно было двигаться и мыслить, так как движение возможно на плоскости, а мысль не имеет объема. Мои мысли, изучение окружающего и любовь к миру дали мне шанс жить сегодня. Будущее зависит от знаний. Только благодаря своим знаниям я могу решить, нужно ли будущее».

Внизу красной ручкой: «Виталий, я знаю, что ты, хоть и не хватаешь с неба звезд, но ты не шизофреник и не умственно отсталый. Если ты еще раз напишешь такой бред, поедешь к психиатру. Скажи спасибо, что я хорошо тебя знаю. Сочинение переписать! Оценку не ставлю. Мария Николаевна».

Отдельно лежит завернутый в кальку листок.

«Ли, неделю бессонных ночей мне стоило это решение. Ум говорит одно, а сердце – другое. Против сердца ничего не могу сделать. Не вижу будущего, наших детей, ничего. И все-таки я буду с тобой, V».

Подпись «V» – скорее всего «Виталий». И это написал один человек? Почерк разный, но это, судя по всему, совсем разные годы. Сочинение – в пожелтевшей тетради, школьными буквами. Записка – на белом мелованном листе, стремительным почерком взрослого.

Меня это интригует… Решение… Какое такое решение в своих любовных делах он мог принять? Бессонные ночи. Кому они теперь нужны, чего ради это все?

В моих руках клочки судьбы пропавшего, пропащего человека, не имевшего в итоге ни наследников, ни близких. Сейчас брошу коробку в мешок для мусора. И все.

* * *

Смеркается. Хочется бродить, позвякивая перочинным ножом о монеты в кармане, вдыхать влажный воздух Немана, густой и темный. Голод забивает эти желания. перепрыгнуть с дерева на балкон второго этажа, где открыта дверь и не горит свет, так просто, когда ты мальчишка, отчаянный и веселый. Упругое, гибкое тело послушно, он подтягивается, перекидывает ногу через балконный бортик.

Дверь скрипит, но Ликас не пугается, а смеется тихо, полный азарта и радости. На кухне хлеб, огурцы, а главное, холодная, но все-таки жареная курица!

Он расстилает полотенце, заворачивает добычу. Тем же путем спускается в сумерки, в соседний двор, где никого нет.

Ему двенадцать, и, будь его воля, он съедал бы в день пять таких куриц, но у матери только картошка. Только картошка.

Он обчистил полрайона, воруя по мелочи. Кое-кто подозревал его, и лазить по соседям стало уже опасно. Конечно, Ликас мечтал о велосипеде. Можно ездить хоть в Вильнюс и воровать там. Почти у всех приятелей были велики. Родители, даже самые бедные, как-то исхитрялись порадовать их. Ликас однажды заикнулся об этом. «Может, тебе самолет еще купить?! – огрызнулась мать. – Иди, зарабатывай, корячься. Если на карамельку хоть заработаешь, и то дело будет!»

С тех пор Ликас стал присматривать велосипед, самый мужской, серьезный. Он заглядывал в чужие дворы, поднимался в подъезды, но все велосипеды были приметны, хозяин легко бы вычислил воришку на соседней улице.

Ликас дочиста обглодал куриные кости, бросил под кустом полотенце и побрел в ночь куда глаза глядят, на юг, в Рокай. Он шел долго. Была уже глубокая ночь. Фонари горели вдоль пустынной улицы. Ликас всякий раз шагал в тень деревьев, когда мимо тарахтела мотором знакомая милицейская машина. Запоздалые пешеходы не представляли опасности, компаний подростков он не встретил. Звездное летнее небо было над ним, еще горел свет в окнах частных домов. Сытенькие детки отказывались от булочек перед сном и лениво играли в своих комнатах. Он никому не завидовал. Даже мысли на этот счет не появлялось у него. Ликас был уличный дикарь, ловкий, верткий, азартный. Он со скуки бы умер, посади его в детскую перед игрушечной железной дорогой.

Ну что же, вот симпатичный домик с невысоким забором. Во дворе машина, значит, и велосипед наверняка есть. На свист никто не откликнулся – собак нет. Палисадник освещает единственное горящее окно. Ликас тенью движется вдоль стены. Сарай открыт, в нем тачка, баки, стеклянная бутыль. Она радужным салютом раскидывает блики карманного фонарика по стенам. Велосипед. Вот он! Мальчик отодвигает от него сарайный хлам, выкатывает на улицу.

Дверь в доме открывается так, что сердце падает вниз. Он замирает. Можно стоять хоть в самом центре палисадника, хоть на самом виду, только не двигаться. Старик кашляет на крыльце. Достает папиросы. Он курит бесконечно долго. Ликас, застыв в неудобной позе, не может перевести дыхание. Докурил. Бросает бычок в банку. Стучит пальцами о перила крыльца какую-то глупую мелодию. Как долго! Но вот он уходит. Закрывает дверь. Ликас выдыхает. Он ведет велосипед к калитке, изнутри ее легко открыть. А дальше свобода, ветер в лицо! Ночью, через весь город. Друзьям скажет, что велик купила тетка, а родителям, что другу купили новый, а старый отдали ему! Вот оно, счастье, богатство, настоящая жизнь. Впервые собственный взрослый велосипед! И как он звенел на булыжной мостовой, как легко поворачивал…

Это была ночь восторга. Вся усталость дня слетела с мальчика. Он уже знал, что на первое время спрячет велосипед в пристроечке заброшенной кирхи. Так и вышло. Он в кромешной тьме открыл гнилую деревянную дверку, бережно поставил свой транспорт.

Ликас даже не понял сразу, что велосипед без рамы, и только утром увидел, что он розовый, женский.

* * *

– Ты чо кислый?

– Отвянь!

– Пойдем в сику играть.

– Пойдем… – Ликас поплелся за Юргисом.

Юргис был такой же нищебродный парень, как и Ликас, только родители поприличней. Играть в карты с утра у дворовых ребят было традицией уже две недели. Денег ни у кого не было, и на кон ставили всякую белиберду. Проигравший копал червей на всю компанию, и они шли на Неман ловить сырть и лещей. Если удавалось раздобыть кукурузу, можно было поохотиться на голавля.

Рыбу потом жарили и делили на всех. Всего в компании было пять ребят. Один, Шурик, приезжал в Каунас только на лето к бабушке. Остальные жили здесь постоянно. Все они были русские или наполовину русские, как Ликас. Литовские их ненавидели, дворовые драки были не реже раза в неделю.

– Был бы я постарше, я бы им кишки выпустил, – развязно рассуждал Ликас.

– Все зубы бы им выбил, – добавил Юргис, поворачивая разбитый кулак так, чтобы все видели.

– У моего деда есть трофейный пистолет, я его в следующий раз из Москвы привезу… – Шурик всегда хвастался этим пистолетом.– Айда на великах кататься!

Все подскочили. Рыбьи кости полетели в костер.

Ликас первый схватил велик Юргиса, Юргис попробовал спихнуть соперника, но Ликас двинул его под дых. Оба засмеялись, и Юргис сел на багажник. Они мчались по каменной набережной наперегонки, сбивая слепней, подражая крикам чаек. И Ликас с Юргисом, тоненьким и невысоким, не отставали от остальных.

* * *

С наступлением темноты Ликас достал из убежища мерзкий девичий велик и поехал на нем окраинами в другой район. Лишь бы только никто не увидел его на этом позорном велосипеде. Бросить его в своем районе тоже было нельзя. Ликас даже думал его закопать, но не хотел возиться.

Той ночью он угнал настоящий мужской велосипед, с ручным тормозом, вензелем впереди, а ручки его руля были похожи на мушкетерские эфесы.

* * *

Ликас сам не знал, кого душил. Он всей силой своих мышц гнул вниз шею совершенно незнакомого парня, а тот ногой пытался пнуть его, но не мог. Русских, а Ликас относил себя к русским, было пятеро, литовцев четверо. Все они казались старше, а знакомым был только Альгирдас, похожий на паука белобрысый парень. Альгирдас всегда отчаянно дрался, но сегодня был не в форме, и вся его команда быстро сдалась. Они удалялись с угрозами, оставив на земле только Ликаса, который получил больше всех.