Договор на одну тайну

Оля стояла перед четырехэтажной хрущевкой, выкрашенной желтой краской, и не верила, что пришла по адресу.

Саша Пахомова, девочка, рожденная с золотой ложкой в зубах, живет тут?

Ольга сама была из благополучной семьи среднего достатка. И в первый класс пошла нарядной. Прибалтийская форма (это был последний год, когда форма являлась обязательной) с гофрированным фартуком, гольфы с помпонами, ярко-розовый ранец и того же цвета японские наручные часы. Оля считала, что будет выглядеть лучше всех, пока не увидела Сашу. На той джинсовая тройка (старшеклассницы уже ходили в таких, но из дешевого материала и без лейбла известной американской фирмы), ажурные белые колготки, а в волосах не банты, а диковинные заколки с мордочками диснеевских героев. Но добили Олю кеды со звездами! Все девочки были в босоножках или туфельках, а Саша в немыслимых спортивных чеботах, расшитых разноцветными стразами.

– Ты знаешь, кто это? – спросила она у мамы, указав на модницу.

– Это дочка Пахомова.

– А кто это?

– Дядя за ее спиной.

– Да, я вижу дядю. Но кто он?

– Начальник отдела международных перевозок порта.

И даже семилетняя Оля поняла, что Пахомов очень крутой мужик.

С его дочкой она подружилась не сразу, зато по-настоящему. Вокруг Саши постоянно крутились желающие угоститься импортными жвачками и шоколадом или поиграть в «Тетрис». Но Ольга держалась от Пахомовой на расстоянии. Она считала ее задавакой и уж точно не мечтала о том, чтоб стать одной из ее «фрейлин». Тем более большинство мальчишек были ее «вассалами». Пусть они и льнули к Пахомовой, желая разжиться вкусностями или развлечься с игрушками, но влюблены были в Олю Крестовскую. Она и без джинсового костюма могла свести с ума любого пацана от семи до десяти лет.

Пахомова сама подошла к Крестовской, чтобы позвать ее в гости. Ее одну!

– И что мы будем делать у тебя? – подозрительно спросила Оля. Она знала, что Пахомова по уши влюблена в Лешку Земских, а он самый страстный поклонник ее, Крестовской. Ей уже мелко пакостили другие девочки, избранники которых не отвечали им взаимностью.

– Ты так красиво плетешь себе косы… Научи меня, пожалуйста.

Оля скептически посмотрела на куцый хвост Саши, но решила, что, если он преобразится в «корзиночку» или «колосок», хуже не будет.

Оля приняла приглашение, и девочки чудесно провели время, делая друг другу прически и крася мордочки французской косметикой Сашиной мамы. А на следующий день после школы вновь встретились, но теперь гостью принимала Оля. И занимались они дрессировкой кота и хомяка. Крестовские разрешали дочери заводить животных, а Пахомовы своей нет – у ее мамы была аллергия на шерсть. Вскоре девчонки стали закадычными подружками. И этому никто не мог помешать, даже Леша Земских, которого Оля терпеть не могла, а Саша обожала.

– Что ты в нем нашла? – недоумевала Крестовская.

– Он умный.

– Не дурак, но и не семи пядей во лбу.

– Красивый.

– Ты издеваешься? Он толстый и белобрысый.

– Крупный и белокурый. А еще он хорошо воспитан.

– Земских? Да он постоянно меня за косы дергает.

– Он обращает на тебя свое внимание, – рассудительно говорила Саша, судя по всему, цитируя свою маму, с которой советовалась по вопросам, касающимся сердечных дел. – А Леша тебе правда не нравится?

– Нет, – совершенно искренне отвечала Оля.

– Совсем-совсем?

– Ни чуточки.

– Это хорошо, – успокаивалась подруга.

Земских Саша продолжала любить – именно такое определение она нашла своему чувству – все школьные годы. Тогда как он с тем же постоянством ее игнорировал. Впрочем, и Оля ему нравиться перестала. Его вообще мало интересовали девчонки. Лешка вечно пропадал на пляже или в порту. Стал худым, черным от загара, а его и без того светлые волосы выгорели до льняного цвета. Как и брови с ресницами. Но такой, как ни странно, он стал больше привлекать барышень. И на выпускном балу десятиклассников Лешу Земских признали королем вечера. А Олю Крестовскую королевой. И они танцевали под Селин Дион, а Саша, глядя на них, глотала слезы.

Оля встряхнулась. Воспоминания завладели ею, и она забыла, где находится. Родной город, улица Маркса на окраине, хрущевка в четыре этажа, квартира, в которой живет дочка бывшего мэра. Ольга подошла к подъездной двери и нажала на кнопку с цифрой девять.

Раздалось пиликанье, затем старческий голос:

– Кто?

– Тетя Маня, это Оля Крестовская.

– Олечка, – обрадовалась та. – Заходи!

Дверь открылась, и Оля вошла.

Подъезд оказался чистеньким, но запах сырости и какой-то гнили проникал в ноздри. Быстро поднялась на третий этаж. Олю встречали на пороге девятой квартиры. Тетя Маня, то есть скорее уже баба Маня, распростерла объятия, чтобы заключить в них подругу своей внучки.

– Здравствуй, милая моя.

– И вам не хворать, тетя Маня.

– А я держусь.

– Да, выглядите бодро.

Она на самом деле мало изменилась. Голос стал старческим, скрипучим, а лицо такое же гладкое, румяное. Только ноги все во вздувшихся венах и волосы совершенно седые, тогда как раньше всегда были подкрашены хной.

Женщины, молодая и пожилая, крепко обнялись.

– Милости прошу, заходи, – пригласила тетя Маня гостью. Оля переступила порог и тут же увидела Сашу. Она выехала на кресле из дальней комнаты.

Если б Оля не знала, что должна встретить именно ее, то не узнала бы.

Сашка красавицей никогда не была. Впрочем, как и дурнушкой. Обычная девочка-девушка с худым бледненьким личиком и жидкими волосами, но с приятной улыбкой и глубокими карими глазами. Сейчас же Оля видела перед собой другого человека. Прежним осталось только личико, худое и бледное. Остальное – изменилось. Глаза посветлели, стали зеленоватыми. Губы сжались, как будто слиплись. А волос на голове Саши не было – она их сбрила машинкой.

– Привет, – выдавила из себя улыбку Ольга.

– Здравствуй. – Лицо Пахомовой осталось таким же суровым. Ни губы не дрогнули, ни глаза не потеплели. – Ты все так же хороша. А я-то надеялась, подурнела….

– Я поправилась, если тебя это утешит.

– По закону подлости тебе это только идет… – И наконец в глазах вспыхнули искорки!

– Олечка, она улыбается, – воскликнула радостно тетя Маня. – Впервые за долгие годы…