Исповедь отшельника

Часа два потребовалось, чтобы спуститься вниз. Вся работа по поиску путей, их исследованию и первопрохождению лежала на Марли. Владимир следовал за ней и снимал. Когда они углубились метров на пять-семь, стало ясно, что пути дальше нет.

– Возвращаемся, – сказала Марли.

– Но почему? Приключение только начинается.

– Ходы засыпаны.

– Давай разберем.

– Это опасно. Сдвинем одну балку, посыплются другие.

– Струсила?

Впоследствии Маша, проигрывая эту сцену сотни тысяч раз, думала, почему она не ответила утвердительно. Что в этом сложного? Сказать «да», признав свою слабость…

Но она всегда стеснялась демонстрировать слабости. И ладно перед товарищами-сталкерами, в компании которых не принято делить людей на сильных и слабых по половому признаку. Но перед любимым тоже. Поэтому Марли первой взялась разбирать завал. Водрузив камеру на выступ в стене, Володя присоединился к ней.

Они смогли пробиться через завал и углубились еще на пять метров. Казалось, перед ними открылся бездонный колодец. Но это были просто развалины старинного особняка с просторными погребами и подвалами. Пожалуй, Марли насладилась бы этим «погружением», если бы не бомба. Раз она упала на дом и разрушила его, где-то тут глубокая воронка.

Вдруг Владимир остановился и схватил Машу за руку.

– Смотри, что там! – И указал на раскуроченную стену в конце коридора. В стене зияло отверстие, а в нем…

Неужели?

Там стоял деревянный сундук! Небольшой, размером с допотопный катушечный магнитофон, Машина бабушка на такой записывала песни из «Утренней почты» и не позволяла выбрасывать ни его, ни катушки. Сундук, весь пыльный, грязный, покрытый плотной паутиной, буквально загипнотизировал Владимира.

– Это они, – прошептал он. – Графские «нычки», то есть сокровища…

– Может, да, может, нет, – остудила его пыл Маша.

– Да они, они, я чувствую! – Володя сделал несколько шагов вперед, но резко остановился, увидев дыры в полу. – Давай ты возьмешь сундук, а я тут останусь и буду снимать. Только будь осторожна.

– Нет, ты должен страховать меня. Тут все шатается, крошится, рушится. Мы сделаем связку. Обвяжем веревку вокруг туловищ. Если что, ты меня удержишь.

– Хорошо, давай.

Они сделали так, как хотела Марли. И она стала осторожно перемещаться ближе к сундуку.

– Лучше б тебе поставить камеру, – бросила она Владимиру, – и держать веревку двумя руками.

– Здесь некуда. Но ты не волнуйся, я начеку.

Но она волновалась, хотя и не подавала виду. Владимир был слишком беспечен… Или же? Ослеплен блеском сокровищ, которые, как ему казалось, были уже его. В случае, если б в сундуке оказались именно монеты и драгоценности, Владимир присвоил бы графские «нычки» и удалил бы отснятое. Он страстно желал озолотиться. И его нельзя было в этом винить. Каждый мечтает о богатстве. Но не всем жажда наживы застилает глаза…

Маша и думать не думала, что между ней и сокровищами Владимир выберет не ее. Но так оказалось. Когда она взяла сундук, раскуроченные дубовые перекрытия проломились, а любимый не сразу перехватил веревку. Упершись ногами в стену, он сначала подтянул к себе «графскую нычку», которую Марли выронила, а не утащила с собой. Но поскольку время было упущено и поднять Машу у него не хватило бы сил, Володя…

Перерезал веревку.

Вопрос стоял так: либо Маша утаскивает его за собой в бездну воронки, образовавшейся на месте взрыва бомбы, и они погибают оба, либо он дает ей умереть и остается в живых. Володя собой рисковать не стал. Схватил сундук и унес ноги. А Маша…

Маша рухнула на дно огромной ямы и потеряла сознание от боли.

Когда девушка очнулась, то, открыв глаза, увидела лишь черноту. Вязкую, как гудрон. Однажды в раннем детстве Маша забралась с ребятами из своего двора на стройку. Все ребята были старше, лет по десять-тринадцать, тогда как ей едва исполнилось семь. И кто-то из компании макнул ее в бочку с гудроном. Маша помнила, как увязало ее лицо в черноте, как ей казалось, что чернота засосет ее через пару минут целиком. К счастью, ребята одумались, вытащили девчонку из бочки, кое-как оттерли ее и проводили до дома, умоляя никому из взрослых не рассказывать о случившемся. Она и не рассказала. Мало ли что бывает во время детских игр. И страх перед чернотой забылся. Но воскрес, когда Маша очнулась на дне воронки.

Она закричала:

– Володя! Помоги!

Но ни единого звука в ответ не услышала.

Маша потянулась к поясу, на нем она всегда крепила фонарь и нож. Но фонарь разбился, а нож ей ничем не мог помочь. Она пошевелилась и закричала вновь, уже от боли. Одна нога точно сломана, причем в двух местах. Еще кисть. И, возможно, ребра.

– Вова! – завопила что есть силы Маша. – Где ты? Неужели ты бросил меня?

Но ответ был очевиден. Бросил. Нет, Маша не сомневалась в том, что, если б ее спасение требовало небольших усилий, Владимир бы ее спас. Но тут другая история. Требовалось рискнуть собой…

Рискнуть собой человеку, который перерезал веревку, что угрожала утащить его в яму.

Марли сдалась не сразу. Она пыталась перемещаться, чтобы отыскать выход. Ей думалось, что под этим особняком могли быть подземные ходы и если она найдет какой-нибудь, то выберется на поверхность. Но куда бы она ни ползла, везде натыкалась на препятствия: земляные или каменные. А боль все разрасталась…

Выбившись из сил, Маша упала на спину и стала ждать смерти. Но смерть не шла. Как и беспамятство. Ни боль, ни потеря крови не вызвали повторную потерю сознания. Шок держал девушку в напряжении. А темнота в страхе. Спасибо балке, которая рухнула на голову. Благодаря ей Маша смогла провалиться в блаженное беспамятство.

И очнулась уже в больнице. У ее кровати сидел мужчина. И это был не Владимир, а Бур. Он нашел Машу и вытащил. Причем один, потому что спешил ее спасти, а все, кого он позвал на подмогу, прибыли на место слишком поздно. Как рассказал Маше товарищ, Володя позвонил, сообщил, что они попали в передрягу, но он смог выбраться, а его любимая нет. Сам он здорово пострадал, и его везут в больницу, но если Бур может, то пусть попробует отыскать Марли. Вернее, ее останки. Если не выйдет, пусть звонит в полицию, потому что Володя будет в реанимации и не сможет сделать этого сам.

– Все это так странно, – качал головой Бур. – Если он вызывал «Скорую», почему не позвонил в МЧС? За твои поиски должны были взяться сразу. Ты могла от потери крови умереть. Когда я тебя нашел, ты едва дышала.

– Он бросил меня подыхать, Бур, – сдавленно проговорила Маша. – Думал, что я уже разбилась. И стал спасать свою шкуру. Когда выбирался, наверняка поранился. Но не так сильно, чтоб в реанимацию попасть. Головушку разбил или лапку повредил и поехал в больничку. А там вдруг вспомнил обо мне. И набрал тебя.

– И больше ни разу. Ты тут уже двое суток. Я звонил ему все это время, телефон выключен.

– Володя же в реанимации, – насмешливо бросила Маша.

– Марли, ты же так любила его и не позволяла никому слова дурного отпускать в его адрес… Что случилось? Да, запаниковал парень. Бывает. Но ты просто монстром его выставляешь…

– Он бросил меня подыхать! В буквальном смысле!

– Не понял?

– Владимир перерезал страховочную веревку, чтоб я не утащила его за собой.

– Я ему башню снесу! – прорычал Бур.

– Не марай рук. Прошу.

На этом их разговор прервали, поскольку Маше требовались новая капельница и покой.

В больнице она провалялась почти месяц. Вышла из нее, опираясь на костыли. Владимир, что характерно, даже навестил свою невесту один раз. Недели через полторы после того, как Маша попала в больницу. Сказал, что раньше не мог, был на грани жизни и смерти. Когда Марли провалилась, он изо всех сил пытался ее вытащить, но снес ногами стену, на него упали камни, один из них перебил веревку, он подал это так, как будто Маша не знала, как все произошло на самом деле, рассказывал, как сам едва уполз. Но до этого, конечно же, предпринимал несколько попыток по спасению любимой. И лишь когда они не увенчались успехом, стал пробираться к выходу.