Догоняя время

– Поэтому немного грустно иной раз становится. Теперешняя деревенская жизнь отличается от той, которая у меня всегда была, и я долго привыкала. Ну, потихонечку. Как в том анекдоте: наш кот сначала очень боялся пылесоса, а потом ничего, втянулся. Так и я. Сейчас в город меня и калачом жить не заманишь. Не хочу я в эти каменные джунгли. Тесно мне там. Размерчик не мой. А здесь у меня почти абсолютная свобода. Простор! Даже запахи другие. А уж виды!.. Друзья раньше спрашивали: «Ты сегодня где?». «Поеду к себе в Шушенское», – отвечала я. Они звонили и говорили: «Привет, Надежда Константиновна, а дома ли Владимир Ильич».

– На Ленина с Крупской намекали и их революционную молодость в ссылке?

– Ну, да, – рассмеялась Мила.– А потом я сказала, что переехала из Шушенского в Акатуй, поскольку посадили всякую ерунду на огороде, а она взяла и дружно выросла. Смотрю, а там уже кусты колосятся. Что это, думаю, а там баклажаны висят в огромном количестве. Короче говоря, все лето эту махину поливала, полола, перерабатывала, раздавала, в полночь заползала в дом, а в пять утра – подъем и на работу. Настоящая каторга! Говорю же – Акатуй! И не бросишь. Сначала не могла дождаться, когда же отпуск наступит, а из отпуска хотелось скорее на работу сбежать. Вот так и живу. Сейчас, конечно, по-другому, попроще. Мобильнее. За рулем уже давно. А вообще, знаешь, время так быстро летит! Как ветер. Снова скоро наступит зима… Так вот и я бегу. Догоняя время. Но оно все равно быстрее и неумолимее. Не успеваешь оглянуться, как уже – пятница, зима, Новый год…

***

– А ты хочешь все изменить?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, хочешь, чтобы все стало по-другому?

– Ну, по большому счету, может, и да. Но разве это возможно? Я ведь не жалею ни о чем. Глупо жалеть. Может быть, я рассуждала бы обо всем иначе, чем сейчас думаю, если бы моя жизнь сложилась по-другому. Осознаний таких не было бы, инсайтов, как сейчас модно говорить.

– Фу! Терпеть не могу все эти инсайты, лайфхаки, воркшопы, хайпы, тренды, лонгриды, хедлайнеры, лайки, мессенджи! Как будто по-русски нельзя все это произнести! Засорили наш живой язык донельзя! Скоро он совсем перестанет быть великим и могучим, – неподдельно возмущался Глеб.

– А—ха—ха, – расхохоталась Мила, – не могу сказать, что я в восторге от такой терминологии, но, что поделаешь, веление времени, не мы – такие, жизнь такая, как говорится. Так что жалеть мне ни о чем не стоит, – все еще смеясь, продолжила она, – Жизнь-то уже почти прошла. Дети выросли. Мне в этом году знаешь, сколько лет будет? Кстати, а зачем ты меня превратил в столь юную особу? Я уже не спрашиваю, как ты это сделал.

– Ну, так же нам легче общаться – мы на равных. Как будто и не было этих пролетевших лет, непониманий, обид. А как я это сделал – потом расскажу. Человеческая мысль ушла далеко вперед. Да и наука может многое. Хотя, в нашей жизни, конечно, вернуть себе молодость, да и то лишь внешнюю, можно лишь с помощью пластического хирурга и различных препаратов.

– Да уж. Иные так возвращают, что на них после этого смотреть страшно. И потом – ну, разгладили лицо и, как ты правильно сказал, внешне вроде бы все красиво, но возраст-то все равно никуда не денешь, даже если чувствуешь себя моложе, чем ты есть.

– Ну-ну, только не надо об этом. Это ведь все относительно. И на детей нечего оглядываться. Жизнь дана тебе. Ты понимаешь это? Те – бе. Ты ею вполне довольна? Только без рассуждений, пожалуйста. Да или нет? Не задумывайся, – добавил Глеб, видя, как Мила нахмурила лоб и прикусила губу.– Ну? Ты счастлива? Отвечай, как на духу! – шутливо приказал Глеб.

– Скорее – нет, – после некоторого раздумья грустно покачала головой Мила.

– Ты меня очень огорчила. Как же так?!

– Ну, знаешь, как-то иногда кажется, что никому не нужна, никто по-настоящему не любит, не понимает, не ценит. И никогда, собственно, никто не любил, не понимал. Так все идет как-то по инерции, по привычке. Я многое осознала, многое переосмыслила, на многое смотрю совсем другими глазами. И поступать стараюсь не так, как я это всегда делала раньше. Но…

– Видишь ли, от родного человека всегда ожидаешь понимания, а не получая его, страдаешь. Неродные люди, как бы имеют право заблуждаться на твой счёт, это нормально, они же – другие, чужие. А вот родные… Их непринятие и непонимание и тем паче внешнее равнодушие гораздо более болезненны, – продолжил ее мысль Глеб.

– Ну да. Особенно, когда многие как-то раздраженно пытаются иной раз тебя поучать или отмахиваться, как от назойливой мухи. Детей, например, вообще раздражаешь и кажется, что только мешаешь. Лишний элемент. Чемодан без ручки – нести тяжело и выбросить жалко. Если что-то скажешь – это вызывает бурю эмоций, гнев, какую-то брезгливость, пренебрежение, даже если скажешь вроде бы по делу и без навязывания своего мнения. Но ведь, если не скажешь, то тоже плохо – почему не предупредил, если знал, что может все плохо или как-то не так получиться… Короче, выходит: и так сволочь – и так сволочь, как в том анекдоте про тещу… Вкладываешь одно, а получается, вернее понимается совсем другое, иногда прямо противоположное. Забота воспринимается как назойливое авторитарное нравоучение, элементарное внимание – как грубое и навязчивое посягательство на личную свободу. Иными словами, не лезь не в свое дело! Помалкивай, знай, пока не спрашивают. Все вызывает обратную реакцию, совсем не ту, которую ты мог предположить. Остальные порой тоже либо пытаются изображать из себя гуру и что-то такое умное изрекать, какие-то давно известные истины, либо просто вдруг становятся ужасными ханжами, моралистами и лицемерами. Собственно, не становятся, а вдруг резко проявляют это в себе. В то время, когда тебе просто плохо и нужно обыкновенное дружеское участие. И пара слов всего: ну, что ты? Ничего, мол, пройдет все, чем помочь тебе и как. Подскажи, если сама знаешь. Может, просто рядом побыть? Вот и все. Хотя, возможно, я и несправедлива… и это просто хандра, сплин, простите уж за иностранное слово, – деланно извинилась она.

– Не передергивай. И не иронизируй. Я по поводу иностранных слов. Русский язык потому – великий и могучий, что вполне может обходиться своими силами. И без того, что ему навязывают. И навязывали. Всегда. Это самый глубокий язык, самый мудрый, древний. Только мы совсем забыли об этой его глубочайшей, я бы сказал, многовековой мудрости, о его совершенно необыкновенной образности, о его связи со всем сущим. Ведь ни одна буквица, ни одно слово в русском языке не случайны, ни один предмет, будь то рука человека или окружающий мир не назван просто так. Все в нем взаимосвязано и продумано! И нет и не было в нем никогда ни одной лишней буквы! Более того, это в иностранных языках есть слова, берущие свое происхождение из наших исконно русских слов, а совсем не наоборот, как нас всех приучили считать. А его просто обезглавили, обрезали со всех сторон, удаляя буквицы, имеющие важнейшее значение, исказив, уничтожив этим самую суть нашего живого, подчеркиваю, живого русского языка. Ведь буква – это своеобразный атом смысла, его единица, его суть. У каждой буквы была своя форма, свое начертание. За каждой буквой стоит своя цифра, свое число. Еще Пифагор утверждал, что у буквы и у цифры одинаковые вибрации! А когда открыли торсионные поля, то стало понятно, что поскольку каждая буква имеет свою форму, которая и создает это торсионное поле, то значит, буква содержит в себе некую информацию поля Высшего Сознания.

– То есть получается, что Азбука – это своеобразный числовой код?

– Можно сказать и так. Произнося слова, мы отпускаем их в пространство, которое откликается на них, на наши вибрации. И поэтому к нам возвращается именно то, что мы туда посылаем.

– Значит, когда переделывали, перекраивали, урезали Азбуку, мы как бы отделяли себя от какой-то части общего информационного поля и этим обедняли сами себя?

– Именно. И все это постепенно ведет к деградации человека, к тому, что он не помнит и не знает, кто он и откуда, кто его предки, каков был их уклад жизни, да и много чего еще.

– Что мы и наблюдаем сейчас. Но ты сказал еще об образности языка.

– Наши предки могли с помощью слова, звука создавать образы предметов. Они передавали вибрации этого предмета своим голосом. Со временем после всех многочисленных реформ мы утратили эту вовсе немалую силу.

– М-да… немного непонятно, но в целом…

– Да, нам часто непонятно то, что мы не можем потрогать, о чем не имеем каких-то зримых доказательств. Но ведь есть и физическое объяснение влияния звуков на человека. И на окружающее пространство. Вот смотри: звук представляет собой высокочастотные колебания. Так?

– Да, с этим не поспоришь.

– Эти колебания в мозгу преобразуются в электромагнитные излучения. Кроме того, звуковая волна вызывает искривление пространства, порождая тем самым, торсионные поля. И знаешь, что интересно? Если посмотреть спектрограмму, то можно заметить, что большей амплитудой и энергией обладают гласные звуки. Получается, что чем больше в Азбуке гласных, тем больше, и сильнее энергетика языка, а это значит, и энергетика народа, который на этом языке говорит. А теперь сравни – раньше в нашем языке было девятнадцать гласных, а сейчас?

– Десять. Это если многострадальную букву Ё считать.

– Вот-вот. Энергетика языка снизилась вдвое.

– Так вот почему занимающиеся йогой люди произносят свой известный о-о-ом!

– Ну, да. Индийские мантры содержат практически все гласные звуки. И их распевание благотворно влияет на организм. Я тебе больше скажу: каждому гласному звуку соответствует свой цвет. И вместе с этим цветом гласные влияют на внутренние органы человека, поскольку каждый орган работает на определенной частоте. И вообще, слова рождаются из наших мыслей и чувств. Какие мысли и чувства – такие и слова. И все это возвращается к нам рано или поздно.

– Как бумеранг… Я верю тебе. Ведь теперь тебе известно все. Но ты говоришь, наш язык самый-самый древний… А санскрит?

– Эх, Мила. Это такая многогранная тема. Не факт, что санскрит первичнее. Скорее – наоборот. Это вообще, по-моему, один язык, если разобраться. Ведь у русского языка и у санскрита много общего. И это проявляется даже в похожести многих слов. Также как в учениях славянских и индийских ведов. Я тебе опять-таки больше скажу – вспомни наши сказки. Ни один персонаж в них не случаен. Каждый несет свой глубочайший смысл, невероятную мудрость. Каким бы странным или примитивным не казался персонаж и его действия. Все эти Колобки, Репки, Курочки, несущие золотые яйца, Кощеи, Змеи Горынычи, Лешие и прочая нечисть – в них во всех совсем не детский смысл. Да, он несколько завуалирован, но все равно понятен. Если подумать хорошенько. И неслучайно настоящие сказки, без переложений разных деятелей от науки днем с огнем сейчас не найдешь. Это редкость большая.

– Без переложений? Что ты имеешь в виду?

– Ну, как что? Известно ведь, что и историю, и те же сказки, и даже Библию переписывали все, кому не лень. Стремясь подогнать все это под определенную политику, идеологию и даже просто под желания тех или иных вождей. Тем самым часто вытравляя из всех этих духовных сокровищ зерно, крупицу, самое главное, одним словом. Но это большая тема, а мы ушли в сторону. Ты говорила про хандру…

***

– Да. Мне иногда кажется, что я живу какой-то чужой жизнью. Не своей. Не там и не с теми. Возникает стойкое убеждение, что для многих было бы лучше, если бы тебя не было. Нет, не вообще. Иначе их чувство вины бы замучило. Поэтому пусть и была бы, но условно. Где-то… Как-то… И появлялась бы только в нужную кому-то минуту. И только на чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы выполнить свою миссию. Выполнила, и все, все – давай обратно. Без лишних и никому не нужных рассуждений. Не знаю, может, так и надо, так и должно быть и так правильно? Но вот это общение только по телефону или в мессенджерах, мне как-то не очень… не хватает его, словом. Но ведь это не их вина, что нет потребности в другом общении. Не их, а моя. Ну, может, не вина, конечно. А причина во мне. Вот что я имею в виду.

– Ты про детей сейчас?

– Ну, да. Про близких. И про детей. Да. Наверное, это естественно. Но знаешь, когда каждый твой вздох, каждое слово и действие видится и воспринимается исключительно по-своему, к тому же часто пренебрежительно, от этого поневоле начинаешь задыхаться. Убеждаешься в справедливости библейских слов о том, что нет пророка в своем отечества

– Да уж… И часто у тебя такие чувства и мысли бывают?

– Да нет, нечасто. Но иногда бывают. Отгоняю их, как могу, понимаю, что нельзя давать им волю и идти у них на поводу, но порой накрывает, захлестывает. Хочется забиться в какую-нибудь нору… уехать куда-нибудь далеко-далеко. Сидеть где-нибудь на высоком холме среди сосен и смотреть на море, слушая его равномерный шум, крик чаек и следить за уходящим за горизонт солнцем, за тем, как оно тонет в морской пучине… Наверное, я все это заслужила. Все, что сейчас получаю.

– Заслужила? Чем?

– Тем, что все в своей жизни я делала не так, не правильно. Мне казалось, что так лучше. Но это меня не оправдывает. По крайней мере, в моих собственных глазах. Я сейчас понимаю, как надо было. Но уже поздно. Все закономерно. Что посеяли, то и получаем. Закон причин и следствий.

– «Заслужила» – звучит как-то обреченно. Хотя, конечно, в чем-то ты права. Мы пожинаем то, что посеяли. Это правда. Пусть не сейчас посеяли, не сию минуту, а когда-то раньше. Но, ты права, это сделали мы сами. Но и наши близкие, и все кто нас окружает – это наши зеркала и наши учителя. Наверняка ты это понимаешь. Для этого они нам и ниспосланы, чтобы научить нас многому. И лучше поздно, чем никогда. Любой человек зеркально отражает нам то, что в нас есть плохого и что хорошего, и мы должны быть за это благодарны. А не чертыхаться по этому поводу.

– Я это понимаю. И не чертыхаюсь. Принимаю. Но как это верно! Например, дети… Они всегда были главным в моей жизни. Но в какой-то момент я поняла, что сделала для них всё, что могла, и мне необходимо отсоединить их от себя, отпустить, освободить их от моего бдительного внимания и тем более контроля. Разрезать уже эту пуповину. И не вмешиваться в ход их жизни. Да, может быть, что-то подсказывать и даже советовать, но не вмешиваться и не делать ничего за них. Хотя это и очень трудно сделать. Но я понимаю теперь, что это такое – освобождение от привязанности и почему оно важно. Ведь моё внимание на себе, а не на них, на задачах моей собственной души освобождает их души для выполнения их собственных задач. Только как-то бы еще разобраться, чему именно они нас учат, наши близкие, что хотят отразить нам и показать.

– Да все не так уж и сложно на самом деле. Неправильное в нас или в наших мыслях и действиях. Или то, чего мы себе никак не позволяем, а надо бы, и в глубине души нам очень хотелось бы позволить. Это и отражают. Причем, как раз то, что нас больше всего в наших близких бесит, раздражает, вызывает гнев, именно это нам и отражается. Потому что именно это есть в нас самих. Именно это нам и надо понять.

– То есть?

– А то и есть – почему, думаешь, нас в ком-то что-то бесит или раздражает? Как раз потому, что это есть в нас самих. И где-то в глубине души мы это все-таки понимаем. Вот только попробуй тебе кто-нибудь об этом скажи. О! Реакция предсказуема. Признаться себе в этом также невозможно, как улететь на Луну.