Догоняя время

– Ну, рассказывай, – начала Мила, когда они поели и попили крепкий душистый чай с сушеной апельсиновой цедрой, которую Мила все время мелко нарезала и высушивала на подносе, а потом добавляла в заварку для аромата.

– Что рассказывать-то?

– Ну, все с самого начала. Почему ты здесь? Как ты сюда попал? Подробнее…

– Задачку ты мне задала. Сложно будет так рассказать, чтобы ты все поняла. И чтобы не с бухты-барахты.

– Нет, ты «отключи» ученого своего. Расскажи просто.

– Та—а—а—к, с чего же начать-то?.. Надо ведь по порядку.

– Ну, ты же сам говорил – фантастика, фантастика. Вот и расскажи, как фантастику.

– А ты поверишь?

– Тебе – да. Поверю.

– Ну, все-таки давай начнем с маленького ликбеза? Как и собирались… Обо всем понемногу. А зачем я здесь… Об этом позже. Хорошо?

– Ой, боюсь, это для меня будет сложно…

– Ничего, напряги немножко свои замечательные мозги. Считается, что мы используем свой мозг всего лишь на пять-десять процентов. Представляешь? Всего-то… Как сказал в свое время все тот же академик Бехтерев, надо свой мозг всегда держать в тонусе. И вообще, мыслить крупномасштабно. И тогда обязательно достигнешь своей цели.

– Я попытаюсь.

– Слушай, почему ты не веришь в себя?

– В смысле? Что ты имеешь в виду?

– «Боюсь, что сложно», «Я попытаюсь», —передразнил Милу Глеб.– Я тебя очень прошу – поверь в свою уникальность, в свою ценность. И вообще, исключи из своего лексикона это слово – попытаюсь. Если кто-то пытается что-то сделать, он может продолжать пытаться всю свою жизнь. А надо делать! Делать хоть что-нибудь! А так – у тебя всегда есть причина для отговорки: вроде того, что моя попытка не увенчалась успехом. Поэтому – никаких попыток. «Я сделаю!» – вот что ты должна говорить. И никаких сомнений! Никаких: «У меня не получится». Все получится! И не позволяй никому убедить тебя в обратном. Верь в себя! Ну, ладно, давай начнем наш небольшой ликбез.

– Давай. С Эйнштейна?

– Да, пожалуй, с него. Ведь он – гений. Настоящий гений! Именно его теория перевернула представление о мире. Совершенно перевернула! Если бы Эйнштейн не сформулировал в самом начале двадцатого века специальную теорию относительности, ее бы сформулировали другие лет через пять-десять. Но…

– Подожди, как специальную теорию относительности? Есть еще и специальная? Я слышала про общую…

– Да. Но общая теория относительности – это нечто другое. Я это и хотел сказать. Именно она заложила основы современной астрономии, например. Так вот, если бы не Эйнштейн, то, боюсь, мы бы до сих пор не имели о многом ни малейшего представления. Я в этом уверен! Представь себе, что воображение ученого добралось до самых границ видимого Космоса! Именно теория относительности и открыла дверь в Космос, рассказала о пространстве и о времени, о телах, которые сжимались при движении, и о часах, стрелки которых замедлялись.

– А вот с этого места поподробнее, пожалуйста, и попонятнее.

– Будут тебе подробности. Я просто хочу, чтобы ты поняла – труды Эйнштейна положили начало изучению таких неслыханных явлений, как путешествия во времени, как черные дыры, гравитационные линзы, расширение Вселенной.

– И, к сожалению, бомбы, способные уничтожить весь мир.

– Да, и, к сожалению, бомбы. Но вместе с тем, следуя именно логике Эйнштейна, мы можем сейчас отправлять мгновенные послания на другой конец планеты, пользоваться GPS—навигацией…

– Ты хочешь сказать, что сотовая связь тоже как-то с этим связана?

– Конечно! И не только сотовая связь. Многое и теперь выглядит для нас весьма странно и порой непостижимо, но в этом виноват лишь наш ограниченный опыт, наши стереотипы и представления. Ведь в привычном для нас мире Ньютона и Галилея каждое событие отзывается во всем пространстве, имеет для него значение, и поэтому понятие одномоментности, одновременности имеет смысл. Оно вполне обосновано. Но в мире относительности, в мире Эйнштейна такая степень согласованности абсолютно невозможна, понимаешь?

– Да уж…

– Ну, давай попробуем разобраться. Сразу тебе говорю, буду объяснять очень коротко. Если что, перебивай, задавай вопросы. Постараюсь, как можно проще. Итак, поехали!

– Ты, как Гагарин.

– Ну, что же, в каком-то смысле я тоже первооткрыватель. Так вот, Эйнштейн объяснил, что когда два объекта движутся с постоянной скоростью, следует рассматривать их движение друг относительно друга, вместо того чтобы принять один из них в качестве абсолютной системы отсчета.

– Да—а—а… Ты слишком высокого мнения о моих умственных способностях, – расстроенно протянула Мила.

– Сосредоточься! Не так уж это и сложно для понимания. Еще раз: согласно Эйнштейну, во всех существующих системах отсчета, которые двигаются в отношении друг друга с постоянной скоростью и не меняют направление, действуют одни и те же законы. Это понятно?

Мила кивнула.

– Эйнштейн вывел формулу, которая соединила в себе энергию с массой. Эта формула знакома любому школьнику, увлекающемуся физикой, да и визуально ее узнает, наверное, любой мыслящий человек, даже если не сможет объяснить. Ты ее тоже наверняка сто раз видела. Так ведь?

– Видела, видела, – нетерпеливо вновь закивала Мила.

– А сейчас внимательно послушай: согласно теории этого гениального ученого, когда скорость тела увеличивается, приближаясь к скорости света, увеличивается и его масса. То есть чем быстрее движется объект, тем тяжелее он становится. Ясно это? В случае достижения скорости света, масса тела, равно как и его энергия, становятся бесконечными. Но чем тяжелее тело, тем сложнее увеличить его скорость. Для ускорения тела с бесконечной массой требуется бесконечное количество энергии, именно поэтому материальным объектам достичь скорости света невозможно. Это как тебе?

– Понятно, – буркнула Мила, – но ведь это как раз и опрокидывает какие-то смелые фантастические предположения.

– Слава Богу, что понятно! Но подожди немного. Итак, один из принципов теории ученого – принцип скорости света, которая одинакова для всех объектов и не имеет зависимости от скорости их движения. Это высшая скорость, и ничто в природе не имеет скорость бОльшую. Именно поэтому мы говорим, что «одновременность относительна». Если мы измеряем две вещи, которые должны произойти одновременно, то тот, кто движется с другой скоростью или в другом направлении, не сможет их измерить одинаково с нами. Это понятно?

– Ну, так более или менее…

– Ну, пойдем дальше, – недоверчиво вздохнул Глеб, – время и длина не являются абсолютными величинами. У нас есть часы, и мы умеем пользоваться линейкой. И нам кажется, что эти величины безусловны, то есть секунды и м иллиметры должны быть одинаковы как для всех нас, так и для тех, кто обитает, скажем, на Альфа Центавре. Ведь так?

– Ну, да, думаю, именно так мы и считаем. Но судя по твоему вопросу, здесь есть какая-то засада?

– Да, ты права. Предположим, некто, пусть это будет космонавт, летает по Галактике с невероятной скоростью, быть может, со скоростью света. Ну, предположим…

– А какая, кстати, скорость света? Я забыла.

– Почти триста тысяч километров в секунду, да простят меня физики за это «почти». Так вот, если этот космонавт пронесется мимо на такой скорости, и мы сравним показания наших часов и измерительных приборов, то линейка космонавта будет меньше, а часы его будут идти медленнее. На первый взгляд, это кажется невозможным, потому что человеческий глаз просто не в состоянии замечать что-либо на такой скорости. Пока наш космонавт путешествует в Космосе, ему кажется, что ничего не меняется. Эти изменения можно заметить только в том случае, если у нас будет возможность сравнить показания приборов на Земле и в космосе. Готова слушать дальше?

– Всегда готова! – бодро заверила Мила.

– Рассуждая об этих открытиях Эйнштейна, упоминают о парадоксе близнецов.

– Что это такое?

– Ты наверняка об этом слышала или видела в каком-нибудь фантастическом фильме. Просто забыла или не придала значения. Предположим, что существуют некие братья-близнецы, один из которых живет себе где-нибудь преспокойно, а другой стал космонавтом и отправляется в двадцать пять лет в Космос, где совершает свое путешествие со скоростью, близкой к скорости света. Тот самый космонавт, про которого мы только что говорили, – пошутил Глеб.– После десяти лет такого полета он возвращается на Землю. Ко времени его приземления по своим космическим часам, ну, тем, которые на его корабле, он определяет, что прошло двадцать лет. Получается, что сейчас ему сорок пять лет. Если бы он не знал теорию относительности, он бы очень удивился, увидев своего брата. Потому что на этот момент тот значительно старше.

– И какой из этого можно сделать вывод?

– А вот какой: космические путешествия на скорости, близкой к скорости света, – это путешествия во времени! Фантасты об этом пишут книги, режиссеры снимают фильмы! Но это может быть и реальностью! – восторженно заключил Глеб.