Я хочу вернуться туда…

Я хочу вернуться туда…
Ольга Яблочкина

Начало совместного бизнеса, как и начало взрослой жизни, всегда сложно, а если уж и в другой стране, то сложно втройне. Сможет ли бизнес и утонченная красавица разрушить эту дружбу? Это продолжение рассказа о приключениях двух друзей ("В другой стране").

– И это, по-твоему, красный?

Громогласно произнесенные слова заполнили если не все, то две трети помещения уж точно, после чего были десятикратно увеличены по громкости и по времени эхом, создаваемым пустыми стенами. Красноватый свет заходящего солнца, которого, впрочем, уже нельзя было увидеть из-за многочисленных высотных зданий, подпирающих само небо, заполнял наполовину серое, наполовину свежевыкрашенное помещение. Лето было в самом разгаре, и день, независимо от желаний трудяг и лентяев, был долог, а солнце вот уже вторую неделю старалось растопить не только Нью-Йорк, но и все близлежащие города.

– Я тут целый день наслаждаюсь запахом дешевой краски, и ты приносишь мне еще одну банку зеленой краски, которой у нас и так хоть на продажу выставляй, сам при этом утверждая, что это красный цвет? Или твои знания языка не позволяют отличать цвета? Ким Чонсу, ты меня слышишь?

Объект громкого возмущения стоял посреди помещения, обреченно опустив руки вдоль тела и еле удерживаясь от того, чтобы зажмурить глаза. В данный момент это пригодилось бы, чтобы не видеть рассерженного вконец и перепачканного краской друга. Если он, конечно, еще считал себя его другом.

– Слышу, – тихо ответил Чонсу.

– Так почему ты…

Он вдруг закашлялся, судорожно глотая воздух. Глаза стали бессмысленными, рука так и прижималась к груди. Чонсу подбежал к другу, вовсе не представляя, что нужно сделать, чтобы помочь. Только если по спине похлопать… Еще через несколько секунд приступ кашля кончился.

– Минкё, ты в порядке? – на всякий случай спросил Чонсу.

– Да, в полнейшем. По мне ведь это прекрасно видно.

– Иронизируешь?

– В точку. Ладно, на сегодня рабочий день окончен. Пойдем перекусим, что ли…

После дополнительных нескольких пререканий друзья все-таки отправились в привычное место, вроде как недорогое и в то же время достаточно качественное, насколько это было возможно за такую малую цену. Такие потасовки обычно и заканчивались этим привычным местом, с заветной кухни которого доносились вкусные запахи. «Прям как молодожены», – как-то раз выразился о таких стычках Минкё. Потасовки эти были далеко не в новинку, продолжаясь уже около месяца, с тех пор, как помещение на 8 Авеню, 22, что на Манхэттене, после долгих и тяжких трудов все-таки было выкуплено.

Было выкуплено… Немало трудностей пришлось преодолеть друзьям ради этого, стоит заметить. Собрав все имеющиеся и не совсем имеющиеся деньги, они пришли к неутешительному выводу, что этого совсем недостаточно. Тогда они доживали свою прежнюю жизнь и уже успели прийти к нерадостному выводу о том, что это и впрямь все давние детские мечты, которым не в силах помочь даже благодатные земли Нью-Йорка. Для осуществления своих планов кроме желания нужны деньги, как известно. Но в один прекрасный день на исходе весны, когда по телевидению передавали прогноз погоды о безоблачном небе до конца дня, а через пять минут на берег Манхеттена упали первые капли дождя, и воздух стал настолько холоден, что можно было бы подумать, что уже настала ранняя осень, а лето незаметно для глаз проскочило и исчезло где-то там, где исчезают все остальные времена года, Минкё, пропав на полдня для всего окружающего мира за исключением некоторых субъектов, появился на пороге кафе «Черный кофе и белый шоколад». Он изо всех сил старался сохранить невозмутимое и спокойное выражения лица, что удавалось ему с большим трудом, и, нет-нет, да и промелькнет самодовольная улыбка. «Я все уладил», – сказал он тогда Чонсу, как только тот освободился от трудовых официантских часов и подсел к нему за столик, наспех перекусывая. «Что именно?» – спросил Чонсу с набитым ртом, да так, что получилось едва похоже на нормальные слова. «С завтрашнего дня это здание на 8 Авеню будет нашим». От таких новостей Чонсу даже забыл, что нужно дожевывать гамбургер, поэтому в тот момент напоминал хомячка с девяноста девятью процентной точностью – так уж были надуты щеки. «Откуда ты достал деньги?» – задал он тогда вполне мотивированный вопрос, когда щеки, наконец, пришли в нормальное состояние. «В волшебном китайском краю», – полушепотом ответил Минкё. «Опять твои сказки…» – разочарованно отмахнулся Чонсу. «Нет, край этот реальный. И деньги тоже реальные. И товарищ Лу реальный». «Какой товарищ?». «Лу Чаошэн. В Чайнатауне известная личность. Он стал нашим… как бы это», – Минкё побарабанил пальцами по столику в поиске экономического термина. «Инвестором?» – подсказал Чонсу. «Именно. Инвестором». За этим последовала только сухая фраза Чонсу «Во что ты ввязался?..» и две противоречивых эмоции: радость от того, что наконец-то нашлись недостающие деньги, и недоумение и опасение от того, откуда эти деньги взялись. Интуиция неудавшегося юриста подсказывала что-то… это было еще не определить, но на то она и интуиция, чтобы было только безотчетное чувство чего-то неопределенного. Дождь все лил, будто все водные боги, американские ли, китайские ли решили одарить влагой именно этот город.

На следующий день требуемая сумма, состоящая и из накоплений Чонсу, и из доли Минкё, и из вклада некоего господина Лу Чаошэна, была внесена. Дело оставалось только за необходимыми бумагами и документами, которые Минкё успешно сгрузил на своего друга, и уже хотел исчезнуть куда-то по своим крайне важным делам, но… Было важно внимательно прочитать каждое слово, а знания английского у Чонсу улучшались с крайне медленной скоростью, поэтому Минкё пришлось переводить, с добавлениями ворчаний в адрес своего друга раз в пять минут. «Почему бы тебе на курсы языка не сходить?» – под конец недовольно сказал он. «Вчера ходил на первое занятие», – сказал тогда Чонсу. «Так, значит, у тебя еще деньги остались?» – тут же последовал вопрос. «Занятия не бесплатные…». Юристу, принесшему бумаги, необходимые для подписи, пришлось наблюдать интересную и долгую картину двух спорящих не на жизнь, а на последний гамбургер иностранцев. К концу этого спора ему уже стало казаться, что он понимает отдельные слова, и если бы спор этот продолжился еще с несколько часов, то, наверное, он выучил бы и язык.

Это можно было бы расценивать как первые разногласия на почве совместного предприятия, впоследствии повторявшиеся неоднократно и возникающие по большей части по поводу денег. Да, в средствах они действительно были ограничены, и сказать, что некий Лу Чаошэн раздаривал все необходимое нуждающимся, как волшебник из страны Оз, было бы только новой сказкой. Поэтому большую часть работ от выноса старых вещей, которые уже никак не могли бы пригодиться, до покраски стен приходилось выполнять самим, как бы ни не хотелось этого делать и как бы не болели мышцы на следующий день после перетаскивания из грузовика дешевых столиков, потому что на помощь грузчиков тоже нужны были деньги.

Многое пришлось пережить и перекрасить за это время, длившееся не так долго, но казавшееся двум друзьям целым веком. И если бы они не поддерживали друг друга, на время забыв о своих каждодневных спорах и пререканиях, то мало кто знает куда и на сколько бы это их завело. И вот оставалось так немного, всего лишь закончить выкрасить стену, для чего как раз и нужна была красная краска, послужившая поводом для последнего разногласия.

– Вообще, на самом деле, я просто банки перепутал, – прерывая продолжительное молчание, невнятно сказал Чонсу, дожевывая остатки сэндвича. В последнее время эта привычка начала портить ясность его речи. – Я так и сказал: красный, а он поставил передо мной несколько банок, вот я и перепутал.

– Да-да, я и не сомневался… – устало откликнулся Минкё, в который раз переставив солонку с места на место.

– Случайно, получилось совершенно случайно, – не успокаивался Чонсу, уже намереваясь съесть третий сэндвич.

– Да-да, – снова повторил Минкё. – Ты бы лучше завязывал с американским фастфудом. А то наберешь с десяток лишних килограммов ненароком. Как тебя прокормить-то можно будет?

– М?

– Еще и корейский забыл? Оставь свой сэндвич, говорю.

– До сих пор злишься? – резко сменил тему Чонсу, но сэндвич все же отложил.

– Как бы тебе мягко сказать… Да, мое бешенство перешло в раздражение, которое еще не успело превратиться в более менее сносное дружелюбие. Пойдет?

– Пойдет… – Чонсу многозначительно опустил голову, но вскоре остаточное чувство самоуважения заставило поднять ее вновь. – Хотя ты тоже хорош. Для чего эта красная краска была нужна? Чтобы твои ошибки размером с полтора пьенга* закрасить.

– А ты много обошел, наверное, да? Устал? – неожиданно сменил тему разговора и тон своей речи Минкё, чтобы, как и свой ляп на стене, закрасить упоминания о нем.

– Издеваешься? Или иронизируешь?

– Просто забочусь о своем тонсэне**.

– Заботишься, говоришь… – Чонсу усмехнулся. – Ладно, пойдем… хён***, – при этом слове он снова не сумел сдержать смешок, так как употреблял его всего крайне редко по отношению к другу. – Может, еще не все магазины закрылись.

Друзья вышли из-за столика, за которым им счастливилось заедать свои споры чаще всего, тот, около самого окна, через которое можно было увидеть вечно загруженную дорогу. Счет, как всегда честно разделенный пополам, был ни больше и ни меньше требуемого, подсчитан ровно до цента, и на чаевые никак не расположен.

Солнце уже село, давая городским огням полную свободу освещения. Слева, справа… отовсюду можно было услышать отголоски музыки, телевизионных передач и просто телефонных разговоров. Этот город никогда не спит, и порой нет-нет, да и вспомнишь те тихие, аккуратные, уютные улочки родного городка, тот бар, где они проводили так много времени, того Окхи, бармена, говорившего много и не всегда по делу. Иногда хотелось вернуться в Кванчжу хотя бы на денек. Хотя неуловимые секунды сливались в протекающие часы, соединяющиеся в дни, и такое желание возникало все реже, реже… Теперь у них было помещение, которое нужно было докрасить и доделать, которому нужно было дать достойное заманчивое имя и, конечно же, в срок, иначе договор с Лу Чаошэнем не будет выполнен, а что кроется за этим формальным выражением, Минкё загадочно умалчивал, а Чонсу не хотел спрашивать – лучше спать спокойно. Если будет несколько свободных часов, конечно.

На сей раз краска была куплена та, что и была нужна, а в придачу еще несколько нужных и не совсем вещей. Отделка заняла много времени и отняла так же много сил. Оставалась только докупить нужную мебель, а за этим дело не застоится.

– Сегодня пойдешь работать? – спросил Минкё, когда они уже подходили обратно к своему и только своему помещению, небольшому двухэтажному, общей площадью в сто одиннадцать пьенг. Покупки, уложенные в пакеты и коробки, оттягивали руки, так что еще немного и можно было достать ими до луны, в этот вечер похожей на бледную усталую девушку.

– Придется. Должен ведь кто-то оплачивать все вот это. – Чонсу немного поднял коробку в качестве демонстрации своих невеселых слов.

– Можно подумать, ты один деньги приносишь, – прошипел Минкё.

– Ладно-ладно, забудь.

– Как уж тут забыть…

Так подошел к концу еще один день, такой же, как и десяток предыдущих, с бесконечными спорами и непременно следующими за ними примирениями, со всем тем, с чем и привыкли жить друзья эти несколько недель. За это время Минкё привык оставаться в этом здании на ночь и чаще всего один – его друг почти всегда продолжал работать в том кафе. Сам Минкё тоже продолжал редактирование статей для «Фриланс Репортер», но работа эта, как и сам заработок соответственно, была сокращена руководством до минимума. Тем лучше для него, пожав плечами, решил Минкё. Останется больше свободного времени для оформления помещения. Благо, когда-то в детстве он ходил в школьный клуб манхвы****. Правда, его выгнали оттуда за некоторые… своеволия в рисунках, если можно так выразиться. Но это было уже давно забытым делом, теперь не имеющим никакого значения кроме того только, что теперь стены помещения и стекла окон кое-где были украшены рисунками, которые можно было бы воспринять как отдельные кадры манхвы. Если задействовать воображение, конечно. И вот теперь, в этот прохладный в некоторых отношениях вечер, в который можно было бы заняться тысячей и одним делом, от зарабатывания центов в центральном парке с помощью гитары до бесконечных танцев в клубах, Минкё принялся закрашивать свой испорченный рисунок или «творческую неудачу», как он сам сказал.

Одинокая луна на пустом небе смотрела в пустое помещение на такого же одинокого Минкё, водившего кистью по стене.

*пьенг – мера площади, 3,306 кв. м.

**тонсэн – младший брат

***хён – старший брат, а также более старший юноша или мужчина для парня

****манхва – корейский комикс

Бледная луна освещала дорогу к кафе своим холодным светом, освещала не хуже, чем фонари, стоящие вдоль дороги, и все предметы, здания, деревья, люди начинали казаться призрачными вслед за ней.

Каждый вечер Чонсу шел по этой дороге среди пестрой толпы прохожих, вдоль стройных рядов деревьев, подсвечиваемых фонарями, мимо ярко освещенных витрин магазинов одежды и техники. Каждый вечер дорогу освещала эта одинокая бледная красавица, будь она только нарождающейся или уже убывающей. Каждый вечер со дня их приобретения помещения на 8 Авеню. Распорядок этот нарушался крайне редко, и чаще всего Чонсу оставлял своего друга одного на всю ночь в этом самом помещении. Одного, если верить его заверениям и причитаниям, конечно. Он мог бы поклясться, что как-то раз, возвращаясь под утро со своей работы, не отличающейся заработком и разнообразием, видел быстро удаляющийся силуэт, вышедший из дверей. Эти двери они покрасили только-только, совсем недавно и относились к ним весьма щепетильно. В тот раз же они захлопнулись непомерно громко. А может, это все просто показалось, а Чонсу всего лишь заснул на ходу, путая реальность и явь? Пару раз такое случалось, поэтому порой он не мог поручиться за правдивость всего того, что он видит ранними утрами, подходя к помещению на 8 Авеню.

Но как бы то ни было, сейчас ему предстояла еще одна скучная будняя ночь. Он все подумывал уйти оттуда, но гениальные мысли не всегда имеют свойство воплощаться в реальность, и эту мысль ждала такая же невеселая участь. Пока не доделают помещение, обозначил сам себе срок Чонсу. Поэтому так и продолжал разрываться между добровольными ремонтными работами днем и верным служением редким ночным посетителям ночью.

Хотел ли вернуться? Надеялся ли? После каждого электронного письма домой, отправленного из интернет-кафе на другой стороне улицы, желание уехать обратно вспыхивало с новой силой, тут же заглушаясь заботами о том, что надо купить по дороге штукатурку или дверную ручку вместо той, поцарапанной.

– Чашку кофе, – заказал клиент, один из немногих, точнее – из четырех на весь зал.