Волжская чайка online

Волжская чайка online
Олисава Владиславовна Тугова

Евгений Вячеславович Сафронов

Яшка Чайкин – бывший детдомовец из Саратова. Он служит по контракту на Северном Кавказе и называет себя Волжской чайкой. Вне боевых командировок инструктор по стрелковой подготовке отчаянно ищет смысл жизни и поёт песни под гитару.Главным средством связи с миром для героя становится Интернет. Здесь он отвлекается от суровых будней, находит друзей и любовь.О Яшкиной жизни нам рассказывает его сослуживец – Жека Сафронов.Это дебютная книга автора, вышедшая в 2017 году.

Волжская чайка online

Олисава Владиславовна Тугова

Евгений Вячеславович Сафронов

Редактор Екатерина Павловна Жирякова

Фотограф Алексей Малый

© Олисава Владиславовна Тугова, 2019

© Евгений Вячеславович Сафронов, 2019

© Алексей Малый, фотографии, 2019

ISBN 978-5-4496-2818-3

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

От авторов

«Волжская чайка online» – сетевая драма с прологом и эпилогом, круто замешанная на «интернетной» философии. Она ничем не начинается и ничем не заканчивается. Казалось бы, есть главный герой – Яшка Чайкин – и незамысловатая фабула: вчерашний детдомовец, отслужив срочную службу, заключает контракт и остаётся в армии, делает то, что умеет лучше всего – стреляет, но во время одной из спецопераций погибает. Однако ретроспективный сюжет построен не на событиях, а на воспоминаниях о герое и общении с ним в интернете. О его любви, подвигах, привязанностях, дружбе мы узнаем из переписок и коротких психологических рассказов.

Нет ни завязки, ни развязки – всё предъявляется сразу: на первой странице читатель уже знает о том, что главный герой погиб. Единственное действие, за которым можно проследить, – это путь духовного взросления Яшки. «Волжскую чайку» можно сравнить со странным сборником склеенных между собой афоризмов. Здесь не существует даже единой картины мира, есть только призрачные онлайн-осколки, ни во что не складывающиеся и вполне самодостаточные, маркированные банальными категориями: любовь, смерть, жизнь, подвиг, смысл. Перебираясь с одного на другой осколок, идёшь осторожно, как сапёр по минному полю. Вот-вот вырвется всесокрушающая истина. И у каждого она – своя.

Пролог

Апрель усталый сушит у костра берцы, пьёт спиртягу из жестяной кружки. Где-то далеко по-над Волгой обнимаются берёзки-подружки, во всех ложбинках земли талая скучает вода. Ждёт, когда же пустит её в себя земля, впитает и напоит ею ростки новые, живые.

Апрель в камуфляже старом, не от Юдашкина, пятнами то тёмными, то светлыми, знаки различия в обманчивых сумерках не разглядеть – всем выйти из сумрака, господа. Хватит на всех работы брать вытаявшего мусора бастионы – до рассветного чистого мая надо много ещё успеть. Кто-то же должен делать эту работу – убирать, что не нужно, что отжило, что под снегом было забыто. Сжигать в костре и пеплом – по ветру. Быстрее, пока есть огонь в крови.

Рыжий Март, солнечный, быстрый, письмо оставил мелом на тёплом асфальте – тонким звоном сосулек – сообщение доставлено. А у Апреля гитара плачет, расстроена, в горах давно позатеряна.

У Марта широкие окна, океаном неба заполненные, его обнимает Бог. Апрель вербу поправил у древней иконы в углу закопчённом случайной какой-то избы.

Март пробурлил, всех любовью и светом спас и улетел туда, где можно душой оттаять. Апрель остался – дорогу чистить и вешки для неразумных ставить.

В вещмешке у Апреля книга – Ремарка, Гёссе, а может, Крапивина, он вспоминает строки хаосом птичьих стай. И самое главное что-то щекочет, – пожалуйста, не улетай – главное – не забылось. Падает снег, как пластырь – временный, чтобы раны земли не воспалились.

Май примчался лихой, озорной, на байке, в наушниках – то ли вальс, то ли рок. В рации у Апреля давно бездонная тишина, в ней тает, хрипит позывной. Скоро там, где сражался Апрель, сирень зацветёт и черёмуха, всем там вдоволь достанет воздуха. А пока никуда не сбежать от дневных переходов морока. Песню в зубы – вперёд, да с ветром. Наступаем и сил остаток по капле цедим. Поутру всё в снегу снова. Вьюжит. Тот самый. В висок. Последний.

* * *

Что вы можете знать о Яшке Чайкине? Не думаю, что очень много. В крайнем случае, вам попадалась в 2009 году в одной из северо-кавказских газет небольшая заметка. Она, аккуратно вырезанная, до сих пор хранится у меня в папке с документами. Иногда, позабыв заплатить вовремя за интернет, я судорожно перебираю бумажки в поисках договора о предоставлении услуг связи и натыкаюсь на листок со статьёй о своём сослуживце. Затем надолго зависаю между строк и мысленно наблюдаю, как небольшого роста солдат в запылённом камуфляже «берёзка» с погонами старшего сержанта устраивается поудобнее, опираясь спиной на ствол дерева, щурится на лютое южное солнце, под которым его брови и мальчишеский чубчик выгорели до прозрачной белизны. «Привет, Жека! – он махнёт мне рукой. – Что? Снова прошлое догнало?» И я с привычной саднящей болью перечитываю строки, в которых Яшка ещё жив.

Волжская чайка

    (газетная статья)

Памятуя о годовщине трагических событий в Южной Осетии, хочется сказать несколько слов о тех, чья заслуга в этой пятидневной войне поистине огромна – о русских солдатах и офицерах, вставших на защиту Цхинвала. Наш корреспондент выехал в одну из воинских частей 58-ой общевойсковой армии, дислоцирующейся во Владикавказе, в которую в пятницу совершил рабочий визит генерал-лейтенант Анатолий Николаевич Хрулёв. Однако не командующий был предметом нашего внимания…

В части проводились плановые стрелковые учения, взводы военнослужащих возвращались с полигона. Мы подошли к одному из сержантов: «Разрешите задать несколько вопросов». Вытирая лицо тыльной стороной ладони, военнослужащий предложил посидеть в тени тополя, что мы и сделали. Нашим собеседником был старший сержант отдельного разведывательного батальона, служащий по контракту. Назвал он себя несколько странно – Яшка Чайкин, не желая, видимо, предавать огласке настоящее имя. На вид ему было чуть за 20, но цепкий, изучающий взгляд говорил о богатом жизненном и воинском опыте, не вязался с мальчишеской внешностью. Разговор получился интересным.

Старший сержант рассказал, что его родина – волжский город Саратов. «Этот город стал мне отцом, а Волга – матерью, и я не чувствую себя сиротой, хотя и вырос в детском доме», – говорил он. За родство с великой русской рекой Яшку и окрестили Чайкой. На Кавказе он служит с 2004 года, сначала как солдат срочной службы, а потом, заключив контракт на 5 лет. «Я остался служить не ради денег, я вижу в армии работу, призвание, это то, что я умею делать, и здесь моё место». Да, это, действительно, его профессия и судьба – защищать родину. За пять лет службы Чайка участвовал во многих военных кампаниях. Разведрота выходит на боевые задания ежемесячно, а иногда и чаще. Яшка – отличник боевой, стрелковой подготовки, сейчас, являясь командиром отделения, обучает нелёгкому ремеслу войны молодых ребят, призванных в ряды Вооруженных Сил. О своих боевых подвигах Чайка распространялся неохотно, за него говорили подошедшие товарищи. Они рассказали, что однажды во время штатного патрулирования территории их вертолёт зацепился за кроны деревьев и упал в зоне предполагаемого нахождения боевиков. Чайка не только сумел спастись и выйти к своим, но и вынес тяжело раненного сослуживца.

Во время событий 08.08.08 разведрота, где служит Чайка, находилась с 8 августа в Цхинвале и координировала – в составе легендарного спецподразделения Алексея Ухватова – действия 135 мотострелкового полка, пришедшего на помощь попавшим в окружение миротворцам. Тогда обошлось без потерь. Яшка получил лишь лёгкую контузию, когда, выполняя боевую задачу, попал под обстрел грузинской авиации. «Страх, конечно, был, даже не страх… Какой-то ужас и невозможность поверить в происходящее. Уничтожать женщин, детей, стариков… – это выше моего понимания. Я знал, кого я защищаю, знал, что моя помощь нужна и осаждённым миротворцам, поэтому было легче справиться со страхом». Чайка не считает, что совершил подвиг. «Я просто выполнял поставленную задачу – защитить».

Когда мы спросили старшего сержанта о том, планирует ли он вернуться к мирной жизни, когда закончится его контракт, или останется в армии, Яшка улыбнулся такой открытой, мальчишеской улыбкой, что заулыбались все стоящие рядом. «Возможно, я вернусь, если смогу найти себя на гражданке. Война учит ценить мирную жизнь…». А ещё Чайка, как и многие ребята из его роты, поёт и играет на гитаре. В этом году они осуществили шефскую поездку в ДОЛ «Аланский Барс», где порадовали детей не только концертом, но и спонсорской помощью.

Вот такие они – герои настоящего времени. Те, кого война не сделала зверем. Это борцы за мир на Кавказе, выполняющие свой долг и не считающие службу подвигом. Такие, как Яшка Чайкин – Волжская чайка. На прощание мы попросили его спеть песню о себе и своих друзьях. И когда мы уезжали из части, в голове звучали слова:

Эта боль не утихает,
Где же ты, вода живая,
Ах, зачем война бывает,
Зачем нас убивают.[1 - Вадим Егоров «Облака»]

Мы уезжали, уже зная от командира полка – завтра Президент РФ Д. А. Медведев вручит Чайке заслуженную награду – медаль «За отвагу».

* * *

Я ни разу не видел, чтобы Чайкин надевал награду. Скорее всего, он просто-напросто её потерял в суете командировок и учений – пошарил однажды в недрах походного армейского рюкзака, куда помещались все его пожитки, не нашёл, да и тут же забыл о кусочке бесполезного серебра. Про южно-осетинский конфликт он тоже распространяться не любил. Забылся даже его подвиг во время крушения вертолёта, и лишь немногие помнят липкую тревогу бессильного ожидания: «Выжил там кто? Где их искать? Вышли ли на связь?»

Колыбельная в одиннадцатом квадрате

Апрельская ещё молодая листва зеленела где-то внизу, из-за неё горы казались покрытыми каким-то удивительно красивым кружевом – вот брутально высится угрюмая скала, а вот пошли вокруг легкомысленные салатовые финтифлюшки. Вертолёт трещал, как чудовищная железная стрекоза. Яшка сидел у открытой сдвижной двери – чёрный ствол матово перечёркивал весеннее кружево – бортстрелок из Чайкина получался, надо признать, хреновый. А всё потому, что он боялся высоты и никак не мог привыкнуть и сосредоточиться на боевой задаче. Хуже были только прыжки с парашютом: лишь страх позора в глазах боевых товарищей заставлял Яшку шагать в зияющую пустоту. Зато с Чайкиным на борту веселее – над ним подтрунивали, он отшучивался, всё это разряжало серьёзную армейскую обстановку.

Рядовое патрулирование территории. Квадрат за квадратом. Скорей бы посадка. Внезапно раздался лёгкий хлопок, машину закружило, замер перекошенный винт. Наступили секунды такой ужасной в воздухе тишины. Бойцы молча переглянулись. Они всё ещё были вместе, но каждый уже оказался наедине с собой. Вертолёт дёрнуло, как в агонии. Яшку одним рывком выбросило за дверь. Ветреное небо залило всё сознание, вытеснив даже страх.

Очнулся он, лёжа на сухой прошлогодней листве. От упавшей в нескольких сотнях метров машины валил чёрный дым, её окружали сломанные спички деревьев. Неизвестно, сколько прошло времени, пока Яшка понял, что может встать, вытер рукавом кровь, стекающую на лицо, и, прижимая к груди покалеченную другую руку, поковылял к вертолёту, пока набрел на стонущего Саньку, пока убедился, что никто, кроме них двоих, не выжил, пока отыскал свою уцелевшую чудом СВД. Время будто стало бездонным туманом, оно то растягивалось, то сжималось, Яшка, теряя сознание, проваливался во временные дыры и не мог сообразить, сколько же продолжалось беспамятство – секунды, минуты, часы… Санька сдавленно хрипел, у него отнялись ноги. «Мы находимся в одиннадцатом квадрате, предполагается, что в этой зоне могут скрываться боевики, – припоминал Чайкин карту местности. – Надо уходить отсюда, пробираться к дороге, там больше шансов, что нас первыми обнаружат федералы, а не черти».

Он снял бронежилет – лишняя тяжесть Яшке теперь стала не под силу, – взвалил на себя Саньку, который почти в два раза больше него, и, опираясь здоровой рукой на винтовку, медленно пошёл в направлении дороги. За ними на мокрой лесной земле оставался неровный глубокий след.

Далеко уйти им не удалось. Услышав шорох, Яшка упал вместе с Санькой в куст, уже один перекатился из последних сил. Раздался сухой щелчок выстрела, пуля свистнула где-то совсем рядом. Яшка, не целясь, выстрелил в ответ в скрывающуюся в зелёнке фигуру. Боевик нелепо завалился на бок. Чайкин вжался в землю, ожидая ответного огня, но стояла тишина – человек был один. Дальше пробирались ещё осторожнее. Впрочем, Чайкин понимал, что если на них организуют охоту, ни скрыться, ни отстреляться им не удастся. Однако похоже, что в это время у боевиков были дела поважнее – Яшке везло, только вот каждый шаг давался ему всё труднее. Падая очередной раз лицом в землю, он больше не надеялся подняться, но усилием воли заставлял себя встать, двигался дальше, вглядываясь вниз, чтобы не напороться на растяжку. В этой череде механических болезненных движений все мысли и чувства исчезли, осталось одно лишь желание – выйти к дороге и вынести Саньку. Сознание притупилось.

В эту минуту Яшка будто бы услышал где-то далеко-далеко колыбельную, которую пела мать своему ребёнку. Слов он не разбирал, но мотив действовал успокаивающе, словно обволакивал, дарил любовь и веру в то, что всё будет хорошо… Он пришел в себя от того, что Санька резко встряхивал его: «Не помирай, братишка, надо идти, нас ищут, нас ждут». Судя по всему, в беспамятстве Яшка пролежал долго, рука распухла, дико болело всё тело, но пришлось подниматься… К вечеру они вышли к дороге, где их и подобрали сослуживцы, развернувшие поисковую операцию.

Лежавшему в госпитале Яшке ещё несколько раз снилась эта чудесная колыбельная, но он, как ни старался, не мог утром вспомнить ни мотива, ни слов – оставалось только счастливое чувство защищённости. Вскоре ватаги салажат, приходивших проведать своего старшего сержанта, вытеснили из памяти образ колыбельной. Шумные, как воробьи, ребята приносили Яшке кульки с жареными семечками, погружали в поток повседневной казарменной жизни, изобилующей мелкими событиями. Мол, за Санькой обещали прислать из Москвы самолёт, но так и не прислали, зато к нему приехала мать и заберет его домой, как только состояние стабилизируется. Мол, их подвигом интересовалась местная пресса, но начальство решило не давать огласку происшествию.

Колыбельная ушла из памяти, но осела где-то глубоко в сердце, и потом не раз Чайкин пытался подобрать на гитаре чудесную музыку, разбудившую душу, открывшую ему тайну, что человек – это не только страдающее тело, но и маленькая частичка вечной божественной любви.

Через два года, когда уже Яшки не было в живых, Санька, прозванный после вышеописанных событий Вертолётчиком, праздновал свадьбу. Вопреки суровым прогнозам медиков, он сумел подчинить себе непослушные ноги и заново научился ходить. На активную борьбу с недугом его сподвиг пример Яшкиного мужества и воли в борьбе за жизнь. О чудесной колыбельной он, конечно, не знал. Да и мало ли что могло примерещиться воспаленному сознанию его измученного товарища.