Антрополог на Марсе

«Привет, Оливер!» – как обычно, поздоровался со мной Стивен, а затем поприветствовал и Лиз Чейз, которую я представил ему. Поздоровавшись с нами, он немедленно уселся за пианино и по заданию Евы Престон стал играть гаммы, а затем перешел к аккордам, начав с мажорных трезвучий. Стивен играл легко и непринужденно, весьма довольный своим занятием. Казалось, терции и квинты – интервалы Пифагорейского музыкального ряда – знакомы ему с рождения. «Этому я его не учила», – заметила Ева.

«А теперь октавы, пожалуйста», – попросила она. Стивен кивнул и радостно улыбнулся, словно ему пообещали дать шоколадку. «А теперь вместе сыграем блюз, – продолжила Ева. – Ты играй в верхнем регистре, а я буду играть в басовом». Стивен начал импровизировать в высоком диапазоне, ограничивая сначала импровизацию нижней половиной октавы, но затем, осмелев, заиграл в более широком диапазоне, а в последней импровизации поднялся до самой высокой ноты. «Импровизировать довольно легко, для этого много ума не надо, – заметила Лиз. – Если человек одарен и владеет композиционными приемами вариации, то умение варьировать является почти что автоматическим». Вместе с тем она похвалила Стивена, отметив, что он играл «с большим чувством».

Затем Стивен сыграл «What a Wonderful World». Когда он кончил играть, Ева попросила его проанализировать аккорды мелодии с позиций гармонии. Он выполнил это задание без труда. Затем Ева предложила Стивену прослушать музыкальную пьесу, после чего дать ее толкование. Подобной интерпретацией Стивен занимается на каждом уроке, пояснила она. На этот раз Ева сыграла «Traumerei»[207 - «Traumerei» (нем.) – «Грезы». – Примеч. перев.] Шумана. Стивен слушал внимательно, а когда Ева оставила пианино, он задумчиво произнес: «В этом музыкальном произведении рассказывается… о ласковом солнце… о весело журчащем ручье… о саде с пышными розами… о бледно-желтых нарциссах… об играющих детях».

Выслушав пояснения Стивена, я задумался. Действительно ли, слушая музыку, он «видел» картины, о которых нам рассказал (ведь Стивен не отличался ярким воображением)? Или он научился «расшифровывать» музыку, понимая, что одна, к примеру, является «пасторальной», а другая несет драматическое начало? Позже я поделился своими мыслями с Евой, и она мне сказала, что сначала ассоциации Стивена были ошибочными или эгоцентрическими, не относящимися к теме произведения, но после того как она ему объяснила, какие чувства и образы соответствуют различным по форме музыкальным произведениям, он стал лучше понимать музыку, но она полагала, что Стивен и «чувствует» музыку.

Затем Ева предложила Стивену спеть любую песню по его усмотрению. Он выбрал «It’s Not Unusual», песню, в которой мог себя по-настоящему проявить. Он пел с душевным подъемом, чуть пританцовывая и «держа» в руке воображаемый микрофон, представляя себе, что выступает в концертном зале, полном народу. «It’s Not Unusual» – коронная песня английского певца Тома Джонса, но, исполняя ее, Стивен подражал Джонсу только телодвижениями, а в голос вкладывал интонации, присущие Стиви Уандеру[208 - Уандер, Стиви (р. 1950) – негр, американский эстрадный певец, автор песен и музыкант, слепой от рождения. – Примеч. перев.]. Я не верил своим глазам: Стивен преобразился. Его вечно набок склоненная голова неожиданно выпрямилась, обычно тусклые невыразительные глаза зажглись вдохновением, а скованность и апатия улетучились. Казалось, от аутизма и следа не осталось. Однако, закончив петь, Стивен снова ушел в себя, склонив голову набок.

Урок музыки, за которым я наблюдал, стал откровением для меня, и не потому, что я убедился в новой одаренности Стивена (случается, что человек, страдающий аутизмом, наделен разными дарованиями), а главным образом потому, что Стивен во время урока жил необычной для себя жизнью, проявляя эмоции, которых я не ожидал от него. Эта необычайность особенно проявилась во время пения. Когда Стивен пел, то казалось, он вовлекает в это занятие все свое тело со всем репертуаром движений, жестов и мимикой. Правда, для меня так и осталось неясным, подражал ли Стивен при пении известным ему певцам или сумел «войти в образ», понять замысел сочинителя. Я вспомнил, как Стивен по памяти рисовал портрет женщины работы Матисса. Тогда Стивен сумел извлечь «экстракт» из стиля художника и использовать его при работе. В то время я задался вопросом: было ли восприятие Стивена чисто зрительным или ему удалось понять манеру Матисса и его индивидуальное видение на более высоком чувственном уровне. Похожий вопрос возник у меня и позже, когда я узнал о том, что Стивен декламирует диалоги из «Человека дождя». Тогда мне казалось, что Стивен отождествляет себя с героем этого фильма, аутичным савантом, но вероятен и другой вариант: постоянная декламация одного и того же текста могла являться симптомом эхолалии. Из всех этих недоумений вытекал главный вопрос: были ли одаренности Стивена обычными «идиотическими талантами» (в терминологии Курта Голдштейна) или они являлись продуктом его рассудка, его собственной личности?

Голдштейн считает «разум» абстрактно-категориальным, концептуальным образованием и все другие его проявления называет «патологическими», «стерильными». Возражая Голдштейну, замечу, что, помимо концептуальных, существуют и другие полезные проявления разума, хотя неврологи и психологи редко вспоминают о них. Одними из таких проявлений разума являются мимика и пантомимика, позволяющие человеку выражать свои чувства, – способности, не менее важные, чем умение говорить. Мерлин Дональд[209 - Дональд Мерлин (р. 1940) – современный американский невролог. – Примеч. перев.] в своей работе «Происхождение современного разума» пишет о том, что выразительные движения человека, проявляющиеся в мимике и пантомимике, в течение миллиона или более лет служили специфическим кодом для передачи чувств, оценок, отношений к событиям и явлениям человеку прямоходящему, пока, не научившись абстрактно мыслить и говорить, он не превратился в человека разумного[210 - Джером Брунер (Брунер Джером (р. 1915) – американский психолог и невролог, специалист в области исследования когнитивных процессов. – Примеч. перев.), тщательно изучал развитие детских когнитивных способностей, в одной из своих работ говорил о наличии у детей «постановляющих» представлений и образов, которые, хотя и дополняются впоследствии развитыми формами знаний и представлений (названные им «иконическими» и «символическими»), не подавляются ими, а остаются пожизненно эффективными. Таки выразительные движения, о которых говорит Дональд, не пропали при развитии человека прямоходящего, а остались на службе человека разумного. Этими выразительными движениями пользуются все люди, в особенности мимы, актеры, глухонемые. – Примеч. авт.].

Наблюдая за тем, как Стивен поет, сопровождая пение выразительными движениями, я подумал о том, почему бы по крайней мере некоторые аспекты аутизма и савантизма не отнести к категории нормального развития личности (пусть даже гипертрофического), основанного на выразительных движениях человека и сопряженного с неполноценным развитием абстрактно-символической базы. Однако затем я решил: если такое суждение и возможно, оно касается частностей, и при оценке личности Стивена не стоит уходить в сторону. Стивен – не человек прямоходящий, не «чудо-счетчик» и вовсе не идиот.

Развитие Стивена с раннего детства было своеобразным, качественно отличным как от развития нормального человека, так и от развития идиота-саванта. Он конструировал мир своеобычным путем, и его дарования развивались совместно с его способами познания, с его собственной личностью. Я так и не смог в полной мере установить, как думает Стивен, как текут его мысли, какими путями и как он конструирует мир, какие силы использует при проявлении своих дарований. Однако можно определенно сказать, что, несмотря на недостаточную способность к абстракции (одной из основных операций мышления), Стивен преуспел в подражании, которое помогало ему, к примеру, при рисовании воспринимать конкретные образы и рисовать «явь» (хотя, вероятно, бывали случаи, когда значение этой «яви» ему было не уяснить), и «явь» эту он рисовал с неподражаемым мастерством, проявляя своеобразный талант.

Однако о наличии подлинного таланта следует судить по результатам деятельности человека, которые должны отличаться принципиальной новизной, оригинальностью подхода. Талант человека выражается потребностью в творчестве, которое предполагает наличие у индивидуума не только способностей, но и мотивов, воображения, интуиции. Талант выражается и в потребности человека раскрыть и расширить свои созидательные возможности. Творчество связано с внутренней жизнью личности, с потоком новых идей и сильными чувствами.

Творчество в таком его понимании, вероятно, навсегда останется для Стивена недоступным. Но и отображение «яви» с недюжинным мастерством – не меньшая одаренность, чем «подлинные» способности, имеющие творческое начало. Рассказывая в одной из своих работ о Хосе, страдавшем аутизмом художнике, я отмечал, что он живет в своем собственном особенном мире, состоящем из многочисленных, но не связанных между собой (хотя ярких и образных) частностей – или, говоря словами Марселя Пруста, состоящем из «собрания отдельных моментов», не связанных с прошлым и не воздействующих на будущее. Но и такое восприятие мира не мешало Хосе замечательно рисовать. Особенно хорошо ему удавались рисунки растений, которые даже использовались в качестве иллюстраций книг по ботанике. (К слову сказать, я слышал об аутичном художнике, выполнявшем заказы Королевского ботанического сада.)

При наблюдении одаренных аутичных людей нередко возникает вопрос: влияет ли аутизм на их удивительные способности и в частности на способности к рисованию?

У большинства аутичных людей отсутствуют яркие способности к рисованию, а большинство художников не подвержено аутизму, но если у аутичных людей проявляется такой дар, то, вероятно, существует взаимосвязь между этим удивительным даром и аутизмом. Если такая связь действительно существует, то обоснованно утверждать, что искусство аутичных людей приобретает как сильную, так и слабую сторону аутизма: исключительную способность к обстоятельной репродукции и верность стереотипу. Однако я не уверен, что можно говорить об «аутичном искусстве».

Едва ли можно говорить и о том, что искусство повлияло на развитие Стивена, изменило его характер или кардинально сказалось на его интеллектуальных способностях. Но в этом, вероятно, нет ничего особенно удивительного. Многие художники, даже с мировым именем, жили ничем другим не примечательной жизнью. Вместе с тем нельзя не сказать о том, что Стивен избежал участи многих аутичных людей (пятьдесят процентов которых не используют речь, отказываясь от общения с окружающими, а девяносто пять процентов ведут бесцветную жизнь), – и тому в немалой степени помогло постоянное занятие рисованием. Но главную помощь Стивену оказали, конечно, люди. Без поддержки со стороны одного дарования недостаточно. Хосе, не менее одаренный, чем Стивен, не получив необходимой поддержки, остался на обочине жизни. Стивену, в отличие от Хосе, помогли многие люди и прежде всего Лоррейн Коул, Крис Маррис и Маргарет Хьюсон, которые не только поддерживали его интерес к рисованию, пытаясь развить его одаренность, но и старались развить его самого. Маргарет часто брала его с собой в путешествие, чтобы показать ему мир, а в 1993 году устроила его в художественное училище. Однако его пассивность, апатия не пропали, и, на мой взгляд, Стивен и дальше будет нуждаться в помощи, подобно Слепому Тому, которого постоянно опекал и поддерживал полковник Бетьюн.

И все же способности Стивена к рисованию могут не получить последующего развития, да и сам Стивен может не развиться как личность. Но это не принижает его, как и не умаляет его таланты. Его недостатки, как это ни удивительно, приносят и пользу. Его видение мира имеет свои достоинства, ибо, не приемля концептуальности, отображает «истинную» действительность, пусть и статичную. Да, Стивен ограничен в своих возможностях, он странен, недоразвит и аутичен, но у него имеются силы для постижения и изображения мира, что дано далеко не каждому.

Антрополог на Марсе

Вернувшись в июле 1993 года в Соединенные Штаты после встречи со Стивеном Уилтширом[211 - О Стивене Уилтшире автор рассказал в истории «Вундеркинды». – Примеч. перев.], я в том же месяце поехал в Массачусетс навестить Джесси Парк, страдающую аутизмом художницу, которая рисует лишь природные аномалии и звездное небо (о ее жизни и увлечении рисованием ее мать написала повесть «Осада» («The Siege»), интересную книгу, полную тонких и поучительных наблюдений). После визита к Джесси я побывал в нескольких школах для аутичных детей, а затем отправился в Кэмп-Уинстон, летний лагерь таких детей, расположенный на берегу Онтарио. Одним из воспитателей в этом лагере был Шейн, мой приятель, страдающий синдромом Туретта. Его непомерная импульсивность, обусловленная моторными тиками, может расшевелить любого ребенка. Затем я направился в Калифорнию навестить семью аутичных людей, в которой этим недугом страдают супружеская чета и их двое детей. Пообщавшись с этой семьей, каждый из членов которой по-своему одарен, я направился в Колорадо, в Форт-Коллинс, повидать Темпл Грандин, наиболее примечательную аутичную женщину, которая, несмотря на свою болезнь, стала доктором философии[212 - Доктор философии – высшая ученая степень, присуждается после защиты магистром диссертации по проблематике гуманитарных и социальных наук. – Примеч. перев.] (в области биологии) и теперь преподает в Колорадском государственном университете и, кроме того, имеет свой бизнес.

Хотя аутизм и был описан почти одновременно в сороковых годах XX века Лео Каннером и Гансом Аспергером, они разошлись в оценках, характеризуя этот недуг. Каннер был склонен считать эту болезнь «очевидным несчастьем», а Аспергер находил в этом расстройстве и положительные особенности – «специфическую оригинальность мышления и своеобычность познания, которые могут привести в будущем к значительным достижениям в жизни».

Согласно суждению Каннера, аутичные дети умственно недоразвиты и, довольно часто, в значительной степени. По его наблюдениям, у многих аутичных детей бывают нервные срывы; наблюдаются и более «мягкие» неврологические симптомы заболевания: спазмы, тики, бесцельная суетливость, атетозоподобные движения пальцев рук, а иногда и мышечный тремор, похожий на проявление паркинсонизма. У некоторых детей отмечается повышенная чувствительность, проявляющаяся беспричинным плачем и недовольством; другие дети, наоборот, адекватно не реагируют даже на неприятные раздражители. По наблюдению Каннера, речь аутичных детей лишена прямого социального назначения и часто сводится к бессвязному многословию, пустой болтовне или фразам-штампам. Дорис Аллен, психолог, назвала этот симптом детского аутизма «семантико-прагматическим дефицитом».

В отличие от Каннера, Аспергер, характеризуя аутичных детей, которых он наблюдал, отмечает нормальные (а иногда и высокие) умственные способности и сообщает о том, что неврологических отклонений у них, как правило, наблюдалось не так уж и много.

Каннер и Аспергер наблюдали аутичных детей в течение многих лет в стационарных условиях и дали настолько полное описание аутизма, что в настоящее время его трудно дополнить. И все же в семидесятых годах XX века Беата Хермелин и Нейл О’Коннор вместе со своими коллегами, опираясь на когнитивную психологию, сфокусировали внимание на психических проявлениях аутизма. В их работах (в частности, в работе Лорны Уинг) говорится о том, что у аутичных детей наблюдаются три главных основных нарушения: нарушение социального взаимодействия с другими людьми, нарушение речевых и неречевых средств общения и нарушения восприятия образов и игровой деятельности. Все эти нарушения не случайны, утверждают исследователи, ибо являются следствием недостаточного развития организма. Аутичные люди, продолжают они, не только не понимают чужого разума, но и «не чувствуют» своего.

Однако до сих пор не существует теории, объясняющей все проявления аутизма. Не разработали такую теорию и Каннер с Аспергером.

Аутизм касается глубин онтологии, ибо вызывает радикальные отклонения в развитии мозга и разума человека. Наше проникновение в суть аутизма имеет поступательное движение, но происходит слишком медленно. Полное понимание аутизма, вероятно, станет возможным лишь при дальнейшем развитии технического прогресса и после разработки концепции, о которой сейчас можно только мечтать.

В настоящее время, когда разговор заходит об этом недуге, то люди (в том числе и большая часть врачей) рисуют картину «классического детского аутизма» и, характеризуя ребенка, страдающего этим расстройством, упоминают о его инфантильности, стереотипных движениях, недоразвитой речи, о психологическом отчуждении, выражающемся в уходе от контактов с окружающей действительностью и погружении в мир собственных переживаний, из чего делают вывод, что такого ребенка ждет незавидное будущее, в котором он многого не добьется.

Такое сужение взгляда на аутизм выглядит странным, ибо дети не исчезают с лица земли, а растут, достигая зрелого возраста. Можно вполне согласиться с тем, что аутичный ребенок имеет много дефектов, но следует сказать и о том, что некоторые аутичные дети, вопреки ожиданиям, со временем обретают нормальную речь, овладевают профессией, а наиболее одаренные добиваются значительных достижений. Таким образом, часть аутичных людей может жить полноценной жизнью, хотя они и сохраняют своеобразие аутичного человека.

На такие возможности «высокофункциональных» аутичных людей указал Ганс Аспергер, и теперь, когда заходит речь о таких индивидуумах, говорят, что они страдают синдромом Аспергера. Люди с таким синдромом, в отличие от больных классическим аутизмом, могут в известной степени заниматься самоанализом и рассказать наблюдателю о своих чувствах и побуждениях. Люди с классическим аутизмом таким свойством не обладают, и об их «внутренней» жизни можно только догадываться.

Возникает вопрос: велико ли отличие синдрома Аспергера от классического детского аутизма (симптомы аутизма у трехгодовалых детей соответствуют обеим формам недуга) или синдром Аспергера является разновидностью детского аутизма, проявляющейся у наиболее одаренных «высокофункциональных» людей? (Изабель Рэпин, невролог, специалист в области аутизма, указывает на то, что индивидуум, страдающий классическим аутизмом, и индивидуум, страдающий синдромом Аспергера, отличаются друг от друга двумя биологическими особенностями даже в тех случаях, когда часть симптоматики на поведенческом уровне совпадает). Также неясно, следует ли считать симптомами аутизма пристрастие человека к одному-единственному занятию, ярко выраженную рассеянность, необщительность – особенности людей, которых нередко считают странными, эксцентричными, нелюдимыми.

Аутизмом страдают люди всех рас и национальностей, всех слоев общества (примерно один человек из тысячи), но причины этого психического расстройства также остаются неясными. Аспергер считал причиной заболевания биологический дефект эмоциональной активности, аналог врожденных физических и умственных недостатков. Кдннер считал причинами аутизма психогенные факторы, отмечая, что детский аутизм является следствием отсутствия в раннем возрасте материнского тепла и внимания и общей аффективной положительной атмосферы. Во времена Каннера и Аспергера аутизм иногда принимали за «защитную реакцию организма» или даже за проявление детской шизофрении. Однако в шестидесятых годах возобладало суждение, что аутизм имеет органическую природу (чему в немалой степени способствовала опубликованная в 1964 году работа Бернарда Римлэнда «Детский аутизм» («Infantile Autism»)).

В настоящее время не вызывает сомнений, что предрасположение к аутизму объясняется биологическими причинами, а в отдельных случаях – генетическим фактором, обусловливающим врожденный характер психических нарушений. Аутизм, вызванный генетическим фактором, может сопровождаться такими психическими расстройствами, как дислексия, навязчивый невроз или синдром Туретта. Но аутизм может быть и приобретенным. Это выяснилось в шестидесятых годах, когда в результате эпидемии краснухи большое число детей, заразившись этой болезнью в утробе матери, обрели аутизм. Остается неясным, вызваны ли так называемые регрессивные формы аутизма (при которых дети в возрасте от двух до четырех лет иногда теряют навыки речи и интерес к другим людям) генетическими причинами или они развиваются под влиянием окружающей обстановки. Аутизм может также являться последствием метаболических нарушений (таких, как фенилкетонурия) или следствием повреждений, вызванных механическими причинами (таких, как водянка головного мозга)[213 - В телевизионном шоу «20/20» рассказывалось о значительном распространении аутизма среди жителей одного из городов Массачусетса. Особенно много таких больных оказалось среди людей, живших по соседству с фабрикой по производству пластмасс. Сейчас выясняется, повлияли ли на здоровье людей ядовитые выбросы. – Примеч. авт.].

Аутизм и аутизмоподобные расстройства могут, хотя и редко, развиться и у взрослых людей, в частности, в послеэнцефалитный период. (У некоторых моих пациентов, о которых я рассказал в книге «Awakenings», проявлялись, насколько я мог судить, признаки аутизма.)

Несомненно, и до сих пор родители аутичных детей, сталкиваясь с их отчужденностью, молчаливостью и угрюмостью, винят в этом себя. Они стараются оказывать таким детям всяческое внимание, проявляют о них заботу, но все их попытки преодолеть детскую отчужденность могут оказаться напрасными. Поиски способов лечения аутизма ведутся давно. Отец одного из аутичных детей поведал мне с горечью:

Нам то и дело предлагают новое «чудо-средство» от аутизма. Сначала порекомендовали диету, потом заговорили о пользе магнезии и витамина В

, затем сказали, что непременно помогут психолого-педагогические мероприятия, а теперь предлагают заняться побудительными контактами.

Сын этого человека, мальчик двенадцати лет, характеризовался крайней степенью отчужденности и не поддавался никакому лечению – вероятно, от этого и проистекал пессимизм его отца. Отношение к лечению аутичных детей самое разное: одни пользуются хотя бы некоторыми способами лечения, другие все отвергают[214 - Одним из способов лечения аутизма (недавно введенным в практику и достаточно спорным) являются побудительные контакты (первоначально опробованные при лечении детей с церебральным параличом). Этот способ проистекает из наблюдения, свидетельствующего о том, что если руку ребенка, не использующего при общении речь, хотя бы немного поддерживать, то он обретает способность пользоваться печатающими устройствами, чтобы передавать свои мысли. Это наблюдение подкрепляют предположения, что аутичные дети могут испытывать трудности в первоначальных движениях (что сродни симптому паркинсонизма), и потому даже легкий контакт с другим человеком может помочь преодолеть эти трудности и обрести нормальные двигательные способности (в своей книге «Awakenings» я отметил, что касание больного паркинсонизмом или даже визуальный контакт с таким человеком может помочь ему, хотя бы на время, избавиться от тремора). Надежда заключается в том, что у некоторых аутичных людей, даже характеризующихся крайней степенью отчужденности, может существовать богатый, но «заключенный в застенки» мир мыслей и чувств, который можно выпустить на свободу таким простым способом. По сообщениям наблюдателей, диапазон эффекта от побудительного контакта довольно велик – от одной-единственной фразы до пространного повествования о собственной жизни, похожего на исповедь человека, хранившего долгое время вынужденное молчание. Такие сообщения воодушевляют учителей и родителей аутичных детей, но вызывают недоверие у многих врачей, и потому трудно прийти к правильному суждению. Многие позитивные результаты «побудительного контакта» представляются вымышленными, хотя и являются, вероятно, бессознательным домыслом «контактера». И все же, возможно, «побудительные контакты» являются рациональным феноменом и потому заслуживают тщательной и непредубежденной проверки. – Примеч. авт.].

Не существует двух одинаковых аутичных людей, проявления этой болезни у каждого человека различны. Кроме того, может существовать наиболее сложное (и потенциально созидательное) взаимодействие между аутичными и другими свойствами индивидуума. Иногда достаточно взгляда, чтобы выявить аутизм, но для того чтобы понять аутичного человека, надо изучить всю его жизнь.

Впервые я наблюдал аутичных людей в государственной психиатрической лечебнице в середине шестидесятых годов. Многие мои пациенты были умственно и физически недоразвитыми людьми, а некоторые, помимо заболевания аутизмом, страдали и другими психическими расстройствами. Однако и среди этих больных находились своеобразно одаренные люди. Одни, к примеру, обладали удивительными математическими способностями, другие хорошо рисовали, напоминая своими талантами аутичных людей, описанных Каннером и Аспергером. Однако таланты эти были необычными, специфическими, изолированными от рассудка и личности, и имели признаки савантизма, к которому я в то время проявлял большой интерес.

Большинство моих пациентов страдали крайней степенью отчужденности, и лишь с некоторыми больными удавалось наладить взаимодействие. Так, один из больных при мне с удовольствием слушал музыку, а другого больного, подростка, не использовавшего при общении речь, мне удалось приобщить к игре на бильярде. Однажды после игры, когда мы вышли прогуляться по прибольничному садику, он, увидев цветы, неожиданно произнес: «Одуванчики». Это было первое слово, которое я от него услышал.

Многие из аутичных больных в той лечебнице были молодыми людьми, а то и подростками, содержавшимися в больнице с раннего детства вместе с умственно отсталыми и душевнобольными сверстниками, хотя и страдали лишь одним аутизмом, который у них не выявили как самостоятельную болезнь. Такое отношение к аутичным больным существовало издревле. Лишь в последние двадцать лет к таким больным стали относиться иначе, начав открывать для них специальные школы и лагеря отдыха[215 - Пионером в организации таких учреждений стала Мира Ротенберг, открывшая первую школу для аутичных детей в 1958 г. О своем опыте она рассказала в книге «Дети с изумрудными глазами».].

Посетив в августе 1993 года несколько таких школ и лагерь в Кэмп-Уинстоне, я повидал самых разных аутичных детей: умственно недоразвитых и смышленых, застенчивых и приветливых – каждый был своеобразен. Когда я приехал в одну из школ, то увидел радостную картину – играющих в школьном дворе детей. Но стоило мне подойти поближе, воодушевление улетучилось: дети не общались друг с другом, каждый был занят самим собой. Один качался на высоких качелях, стараясь взлететь повыше, другой монотонно перекидывал из руки в руку небольшой резиновый мяч, третий кружился на маленькой карусели, четвертый, играя с детскими кубиками, вместо того чтобы что-нибудь построить из них, выкладывал из кубиков длинный ряд, совершая однообразные заученные движения. Стереотипность движений наблюдалась и у части других детей.

Один из учителей школы рассказал мне и о других поведенческих нарушениях, свойственных его подопечным. Одни беспричинно плакали, других внезапно одолевал страх, у третьих крайняя раздражительность переходила в приступ безосновательной ярости. Некоторые дети страдали эхолалией, повторяя все, что им скажут. Один из подростков, по словам того же учителя, сумел запомнить текст телевизионного шоу, которое ему неведомо чем понравилось, после чего неоднократно декламировал этот текст голосами участников представления, повторяя их жесты.

Еще один пример стереотипных движений мне довелось наблюдать в Кэмп-Уинстоне. Там мальчик, вооружившись ножницами, вырезал из газетной бумаги одну за другой дюймовые буквы «Н», находя в этом странное удовольствие. Вместе с тем дети, с которыми я встречался в школах и летнем лагере, выглядели физически крепкими, но их объединяло одно: неразговорчивость, равнодушие, уход от контактов с окружающей действительностью и погружение в мир собственных переживаний.

И все-таки школы приносят несомненную пользу. Пройдя курс обучения, некоторые аутичные дети обретают нормальную речь и даже получают профессию, которая им может помочь устроиться в жизни. Без таких школ, в которые многие аутичные дети ходят с раннего детства, даже наиболее умственно развитые из них сохранили бы свою отчужденность и изолированность от внешнего мира. В школах многие дети в известной мере приучаются к общению с окружающими, и все же их поведение зачастую остается стереотипным. В одной из школ, когда я знакомился с группой учеников, каждый отвечал на мое приветствие одинаковой фразой, произносившейся монотонно, без интонации: «Доброе утро, меня зовут Питер (Джон, Дэвид…). Как поживаете?» Я нередко задумывался о том, станут ли эти дети использовать и дальше автоматизм как средство общения или все же наступит время, когда на смену автоматизму придет желательная раскованность, позволяющая понять внутренний мир аутичного человека.

Юта Фрис в своей книге «Аутизм. Объяснение загадки» пишет: «Аутизм… не исчезает… Тем не менее аутичные люди могут в значительной степени компенсировать свои недостатки. Однако даже при этом у них остается нечто, что не возместить и не выправить».

Фрит также предполагает, что у этого «нечто» есть обратная сторона, особый вид нравственной и интеллектуальной энергии, несхожей с энергией обыкновенного человека, но вместе с тем достаточно продуктивной, хотя странной и непонятной. Рассуждая об этой странности, Юта Фрис упоминает юродивых Древней Руси, изобретательного брата Джунипера, последователя святого Франциска[216 - Святой Франциск – Франциск Ассизский (собственно Джованни Бернардино, 1182–1226), основатель ордена францисканцев; в 1228 г. канонизирован. – Примеч. перев.], и даже Шерлока Холмса, написавшего монографию «Определение сортов табака по пеплу», в которой описаны сто сорок сортов трубочного, сигарного и сигаретного табака. Отметив странности и пристрастия Холмса, Юта Фрис далее пишет о его «наблюдательности и дедукции, не затуманенных повседневными эмоциями обыкновенных людей», а также о его интеллектуальных способностях, которые позволяли ему решать запутанные дела, ставившие в тупик полицейских с их обычным складом ума.

Ганс Аспергер, рассуждая об интеллекте аутичных людей, назвал его «интеллектом, едва затронутым традиционной культурой», странно «чистым», оригинальным и в то же время имеющим созидательное начало.

Когда я встретился с Утой Фрит в Лондоне, она, прокомментировав свою книгу, посоветовала мне познакомиться с Темпл Грандин, страдающей аутизмом с раннего детства и являющейся, по мнению У ты, самой удивительной из аутичных людей.

Разумеется, я и раньше слышал о Темпл Грандин (как и всякий врач, который интересуется аутизмом) и читал ее автобиографические заметки «Ярлык аутичного человека» («Emergence: Labeled Autistic»), книгу, вышедшую в свет из печати в 1986 году. Когда я прочитал эту книгу, то, признаться, у меня зародилось сомнение в чистосердечии автора (в то время предполагалось, что аутичному человеку не по силам заниматься размышлениями о прошлом и самоанализом). Однако затем я неожиданно обнаружил, что книга написана с помощью журналиста, и потому пришел к выводу, что основную работу проделал он. И все же, когда я после этого прочитал несколько статей Грандин и перечел ее книгу, то мне пришлось изменить свое мнение, ибо во всех этих работах прослеживались огрехи, свойственные аутичному человеку[217 - Литературным работам Грандин (так же, как и работам других аутичных людей, даже достаточно одаренных) присущи непоследовательность изложения материала, малопонятные отступления, внезапная смена темы и (говоря словами Франчески Хаппе, недавно написавшей работу по аутизму) «неспособность принять во внимание, что многим читателям сухой перечень фактов, изложенных с помощью замысловатой терминологии, покажется неинтересным и непонятным». Говоря более обобщенно, аутичным писателям тяжело «наладить контакт» с широким кругом читателей, постичь склад их ума.].

Читая автобиографию и статьи Темпл Грандин, невольно представляешь себе, каким странным и необычным ребенком она была[218 - Аутичные люди помнят себя с двух лет (а может, даже и с года). Лукки вместе с соавторами пишет в одной из работ о таком аутичном мальчике: «Он рассказывал с удивительными подробностями о своей жизни в два и три года». А. Р. Лурия, рассказывая о мнемонисте С., отметил его ценестезические воспоминания раннего детства.]. В шесть месяцев она начала противиться ласкам матери, а в десять стала царапать ее, «как пойманный в капкан зверь». Нормальные контакты нарушились. Темпл описывает свой внутренний мир как мир обостренных чувств, иногда достигавший мучительной интенсивности. Когда ей было три года, ее уши были под стать «приемникам, включенным на полную громкость», а все ее чувства лишены управления, и лишь тонкое обоняние доставляло ей настоящее удовольствие. По признанию Темпл, она была крайне импульсивным ребенком и нередко впадала в беспричинную ярость. Обычные нормы и правила поведения были не для нее. Темпл пишет:

Нормальные дети лепят поделки из пластилина. Я для тех же целей использовала свой кал и расставляла свои творения по всему дому. Обычные игрушки я разбрасывала по детской. Я отличалась необузданным нравом и, если что было не по мне, крушила все, что попадалось мне под руку, и могла разбить даже ценную вазу. Кроме того, я почти все время орала.

И все-таки, как и многие аутичные дети, Темпл вскоре, не имея потребности в совместной предметной деятельности с другими людьми, обрела сосредоточенность мысли и уравновешенность поведения, пришедшие на смену хаосу чувств и позволившие ей построить свой собственный мир и постепенно выработать свои внутренние критерии в оценке событий.