Кабаре «Медуза»

– Как это не касается? Не говори глупости, ты ведь на самом деле так не думаешь! Тебя это всё – ещё как касается!

– Касается? Какая ерунда!

Однако противный голос не унимался:

– Убийство и смерть – это не ерунда, это – трагедия!

Аннет сжала пальцами виски:

– Ну, хорошо, хорошо! Только замолчи!

И голосок напоследок пискнул:

– Помни, это – твой долг!

Аннет вздохнула и ещё раз разложила перед собой все исписанные листки. Вооружившись большой лупой, она стала тщательно осматривать каждый листочек со всех сторон, в надежде отыскать что-то, не замеченное ранее.

В это же самое время Сапфо у себя дома удобно расположилась в любимом кресле, подобрав под себя ноги и накинув на плечи лёгкую шаль. Перед ней на изящном журнальном столике лежала точно такая же газета, что и в фойе кабаре. Сапфо пододвинула к себе шкатулку для рукоделия, достала оттуда ножницы и аккуратно вырезала из газеты статью об Абаянцеве.

Мысленно Сапфо опять вернулась в тот час, когда Славин попросил её собрать все вещи умерших танцовщиц и вернуть их родственникам девушек. Она, разумеется, согласилась. В гримёрках очень тщательно всё перебрала, упаковала и даже записала всё до вещички в свою записную книжку, чтобы ничего не забыть. Один только момент её немного смущал – в гримёрках Азы и Гаянэ всё находилось на своих местах, вот только куда-то пропали записи с песнями Эсмеральды. Совершенно было не понятно – куда они могли подеваться? Разве что она перед смертью передала их Гаянэ? Но и у Гаянэ Сапфо пересмотрела всё самым внимательным образом, однако в гримёрке Воскерчан папки с текстами тоже не оказалось, да и вообще там не обнаружилось ничего необычного или особенного, – разве что старая затёртая колода цыганских карт! Сапфо никогда не замечала, чтобы Гаянэ увлекалась азартными играми, и поэтому найти у армянки такой предмет было, по меньшей мере, странно. Как оказалась у Гаянэ эта потрёпанная колода? Хотя каких только причуд у людей не возникает! Может, Гаянэ просто хотела пасьянс разложить? Но в любом случае это была явно не её вещь! И потому возвращать карты родственникам Гаянэ Сапфо не стала, она оставила их себе. Да ещё и забытую в гримёрке записную книжку Гаянэ. Она вряд ли потребуется армянским родственникам погибшей девушки… И это были две вещи, которые Сапфо утаила, никому не сказав ни слова об этих находках!

Ни с того, ни с сего Сапфо почему-то захотелось вдруг вернуть себе хотя бы подобие того весёлого беззаботного настроения, которое возникало только на закрытых вечеринках! И тут же подумалось, – правда, не на всех… Последняя вечеринка принесла ей много хлопот и беспокойства, а теперь… время словно остановилось… В этот момент Сапфо чётко осознала для себя, что дальше так дело не пойдёт, – надо как-то встряхнуться, заполнить возникшую пустоту, настроить мысли на новый лад, да и в кабаре вон сколько произошло перемен и изменений! Надо двигаться, надо работать! Надо, надо, надо!

По себе Сапфо знала, что ничто так не настраивает на активную волну, как творчество. А в её случае это означало – нужно взяться за новую театральную постановку! Так что очень кстати оказались Тамарины записи, – а точнее, сценарий, который она принесла в свой недавний приход, и который Сапфо ещё не успела толком разобрать. Сапфо открыла толстую тетрадь, скреплённую шелковым шнуром, и прочла заголовок, написанный красивыми витиеватыми буквами: «Дионис». Сапфо покачала головой и слегка усмехнулась – как раз в духе Тамары! Правда, в последнюю их встречу настроение Тамары Киладзе было очень подавленным, но пьесу она писала ещё до трагических событий, так что, может быть, не так уж тут всё мрачно окажется! В нынешнем своём состоянии навряд ли взялась бы она писать про озорного бога виноделия, веселья, оргий и религиозного экстаза!

Когда в последний свой визит Тамара уже собиралась уходить, позвонил Славин, и этим звонком ему удалось сделать то, что никак не могла сделать Сапфо, – вытащить Тамару из вязкого болота апатии и депрессии. Тамара понемногу стала возвращаться к жизни и даже уже несколько раз улыбнулась во время репетиции. Сапфо от души была рада за подругу! Ну а сейчас, «Дионис» – так «Дионис!» Надо будет снова собрать вечеринку и разыграть с девушками эти роли.

Славин целиком отдался работе. Даже чахлая петербургская весна – всё равно была весна! А на Славина весна всегда действовала одинаковым образом, – всё начинало бурлить в крови, требуя выхода, и выливалось в колоссальный объём работы, который делался на подъёме, на одном дыхании, как бы играючи! А наступившие вслед за тем тёплые летние дни и мягкое очарование белых ночей тоже немало способствовали скорейшему исцелению душевных ран. И всё удавалось, и всё было прекрасно!

Для Славина также не прошла незамеченной смерть Абаянцева. Сам Невзор Игнатьевич в душе не очень одобрял его связи с молодыми девушками, но, в конце концов, это было его личное дела, а в целом Абаянцев вызывал у Славина уважение – он считал делового Абаянцева умным, предприимчивым и дальновидным человеком. А это в мужчине – главное! И поэтому Славина самоубийство заводчика застало врасплох, если можно так выразиться, – уж слишком не вязалась с самоубийством его широкая предпринимательская натура!

После ужасной смерти своей прекрасной сожительницы Абаянцев не появлялся в кабаре, но всё-таки с трудом верилось в то, что теперь не стало и его самого. При мысли об этом у Славина неприятно кольнуло в сердце, но усилием воли он постарался стряхнуть с себя этих тяжкие думы. Разбираться с самоубийством – это дело полиции, вот пусть она и разбирается! А сейчас необходимо сосредоточиться на своих проблемах, – уж слишком тяжело приходится поправлять пошатнувшиеся дела кабаре! Нельзя расслабляться, нельзя распыляться, нельзя отвлекаться ни на что постороннее!

На следующий день предстояло заняться новыми декорациями, а поскольку вместо арестованного Ждана Зосимовича, прежнего подсобного рабочего сцены, теперь работали двое новых работников – Лялин Пётр Иванович и Соломин Иван Петрович, то Славин пришёл на работу пораньше, чтобы лично всё проконтролировать и заодно подсказать новеньким, что и как тут следует делать.

Лялин с Соломиным старались от души, и работа спорилась, – быстро управились с одним делом, потом с другим, и вот начали заносить на склад старые плакаты и афиши. Когда открыли склад, то оттуда неприятно опахнуло затхлостью и заплесневелой сыростью. Славин забеспокоился – надо немедленно открыть выход на задний двор, чтобы все декорации на складе хорошенько проветрились и просушились! Да и лето наступает всё-таки, так что и в этот тёмный закуток надо запустить свежий воздух. Славин дал ключи от второй двери стоявшему рядом Лялину и попросил его открыть запасной выход, а сам вместе с Соломиным занялся кое-какой перестановкой на складе, чтобы как можно больше вещей разместить на столь малом пространстве. Другого-то ведь склада в кабаре не было!

Однако буквально через минуту Лялин вернулся с побелевшим и перекошенным от испуга лицом – на заднем дворе лежало тело молодого человека с простреленной головой и зажатым в руке револьвером! Славина от такой новости просто передёрнуло всего, как от высокого напряжения! Это что, – история повторяется? Только этого сейчас не хватало! Ещё от прежних смертей в себя прийти не успели, и тут опять такое…

Шила в мешке не утаишь, и уже через десять-пятнадцать-тридцать минут к складу сбежались все служащие, примчались вездесущие корреспонденты и последними прибыли двое полицейских. Люди шумели, переговаривались, удивлялись, возмущались, – словом, вели себя по-разному. И лишь на лице директора читалась крайняя степень отчаяния! Славин заметил, как беззвучно шевелились его губы, – от сильного потрясения у Пейсиха Иосифовича даже голос пропал! Это всё было похоже на какое-то светопреставление или кошмарный сон!

Хорошо, что вскоре прибыл сам Кошко! Уж этот-то разберётся, что к чему! Он быстро выпроводил из склада всех любопытных, распорядился закрыть кабаре, и полицейские сразу же приступили к опросу всех, кто на данный момент находились в заведении. Каждому в отдельности задавали вопросы, составляли протоколы и только после этого выпускали из здания.

В ходе дознания удалось выяснить, что убитым был Карпов Игнат Власович, сорока трёх лет, путейский инженер, не женатый. Господин Карпов являлся частым гостем кабаре, был слаб к женскому полу и всегда был не прочь завести коротенькую интрижку с приглянувшейся дамочкой. Пока это было всё.

И опять Кошко с Филипповым до поздней ночи обсуждали все версии случившегося. Пятая смерть, связанная с кабаре, и пятеро убитых, которых ровным счётом ничего не связывает между собой! Что касается Карпова, то о нём нечего было сказать чего-либо необычного, – он не имел ни великих денег, ни влиятельного положения в обществе, ни даже собственного жилья. Инженер проживал в плохонькой съёмной квартире, которую сразу же тщательно обыскали. Но обыск тоже не дал следствию ничего нового. Так что на данный момент это был ещё один тупик!

Сапфо никак не могла уснуть. После убийства Карпова опять в её душе наступило полнейшее смятение! Ох, и неспроста всё это, – Абаянцев, Карпов, Аза, Гаянэ… Она встала, накинула на себя пеньюар, достала злополучную колоду карт, найденных ею в гримёрке Гаянэ, и начала неторопливо раскладывать их на столе, – аккуратненько, масть к масти, по порядочку… Закончив расклад, Сапфо обнаружила, что в колоде не хватает одной карты – туза вини. Сапфо для верности ещё раз перетасовала колоду и снова разложила все карты перед собой – по одной, каждую в отдельности. Виннового туза не было! Странно… По колоде видно было, что эти карты часто были в употреблении, и отсутствие одной карты лишало их самого главного качества – ими нельзя было пользоваться! Ну и в чём же тут дело?

Хотя… Так… так… так… Какая-то смутная мысль забрезжила в голове Сапфо, и она сталась не потерять эту тоненькую ниточку и напряжённо вспоминала, – где же она совсем недавно что-то слышала про карты… И, наконец, вспомнила! Она слышала об этом, когда её гости записывали свои пожелания в альбом для стихов и поздравлений, – вот тогда-то и был кем-то из гостей зачитан вслух написанный там коротенький стих про карты. Про эти непонятные глупые карты! Сапфо быстро схватила альбом и стала бегло просматривать страницы. Нашла! Вот оно! Это оказалось стихотворение Гаянэ, записанное её рукой. Сапфо несколько раз прочла его:

Мой бедный мальчик! Мой малыш!
Что ты волнуешься, не спишь?
Ведь все мы созданы из глины
И все умрём и в прах уйдём.
О нас заплачут лишь рябины…

И, покидая отчий дом,
Воспрянем мы в краю другом!
Прольётся кровь.. Но умирая,
Прошу я Бога об одном, —
Дай силы мне дойти до края!

Я у последней уж черты,
У самой вышней высоты…
Не страшно мне, поверь, мой милый!
А следом встанешь здесь и ты…
Адью! До встречи за могилой!

Мой бедный мальчик! Мой малыш!
И ты как свечка прогоришь…
Не сменим мы ничто отныне!
Цыганской карты лёг расклад —
Тебя нашёл уже туз вини!

По сердцу Сапфо пробежал холодок, – неужели это карты Азы? Ведь её и Гаянэ нашли вместе в доме Воскерчан… Неужто они убиты не только из-за драгоценностей?.. Мысли метались от одного к другому! Поведение Эсмеральды всегда было необъяснимым и непредсказуемым, а порою и просто задиристым. Интуитивно Сапфо кое о чём догадывалась, но это были только догадки и ничего более… Так какую же тайну унесла с собой в могилу прекрасная цыганка, гордая и независимая дочь своего народа? А ведь чувствовала, чувствовала Сапфо по некоторым нервно-возбуждённым и лихорадочным выходкам Эсмеральды, что та встряла в какую-то опасную ситуацию, и как могла, пыталась предостеречь её от этого. Да только не настолько близки они были, чтобы самовольная взбалмошная Эсмеральда стала прислушиваться к её предостережениям!

И о чём говорится в стихотворении Гаянэ? И о ком? Какой ещё мальчик? Любовник, что ли? Сапфо попыталась вспомнить мужчин, бывших прежде в окружении Гаянэ, но ни ком не смогла остановить свой выбор. Нет, всё не то! Похоже, что здесь речь идёт всё-таки о любовнике, а не просто о знакомом молодом человеке…

Сапфо взяла записную книжку Гаянэ и стала внимательно просматривать фамилии, адреса и телефонные номера. Так.. ателье… магазин… номера знакомых дам… Их Сапфо сразу вычеркнула из своего списка. А вот господин офицер… а вот ещё мужские имена, – об этих ухажёрах Гаянэ Сапфо знала, но мальчиками и малышами назвать их было трудно! А вот какая-то абсолютно не знакомая ей фамилия – Груздев Д. Ф. Кратенькая запись помечена позапрошлым декабрём, то есть – больше года назад. Сапфо ни разу не слышала об этом человеке. Интересно – кто же он такой, и какое отношение имеет к Гаянэ? Это и наметила Сапфо себе на завтра – разузнать всё про этого таинственного Груздева.

Но на следующий день её постигло огромное разочарование, а в сердце поселилось не менее огромное беспокойство! Оказалось, что по указанному в книжке адресу уже живут другие люди, которые в ответ на вопрос Сапфо вежливо сообщили ей, что месье Груздев здесь больше не проживает, потому что, пардон, он не нашёл ничего лучшего, как пустить себе пулю в лоб. А почему, – об этом им неведомо…

В сильном смятении шла Сапфо от дома Груздева, и в голове её крутилась одна неотвязная мысль:

– Просто чертовщина какая-то!

Сапфо и не подозревала даже, насколько в тот момент она была не далека от истины!

Аннет сидела дома за столом, составляла для себя список погибших, о которых ей говорил Кошко, и размышляла об этих людях – студент Клюев, портниха Хрипова, санитар Груздев и несчастный Абаянцев. А теперь сюда же можно смело добавить инженера Карпова. Аннет смотрела на этот список и не могла найти ни одного объединяющего момента. На ум не приходило ничего, от чего можно было бы оттолкнуться! И тут Аннет задала себе другой вопрос, – а не было ли других жертв, предшествующих этим? Может быть, что-то было упущено в самом начале, а это уже, так сказать, продолжение? И надо разобраться, – как они все связаны с кабаре? С чего-то надо было начинать своё собственное расследование, за что-то необходимо было зацепиться, – но за что? А уж то, что Славин вчера нашёл ещё один труп на задворках «Медузы», – это вообще било все рекорды цинизма и безнаказанности!

Газетчики, конечно, опять имя кабаре вымажут в грязи, но, как говорят русские, на каждый роток не накинешь платок! Обидно, конечно! Однако сейчас не в этом дело. А дело в том, что попасть в тот дворик можно только имея ключ от чёрного входа, а у посторонних людей этого ключа просто быть не может! Вот и получается, что Кошко как всегда оказался прав, – это самая что ни на есть настоящая череда убийств, и все они связаны с кабаре, к сожалению!

Мысли бежали, углубляясь в прошлое, и сейчас Аннет вспомнила о самом кошмарном дне во всей предыдущей истории – она подумала о том дне, когда бесконфликтная и беззлобная, в общем-то, Гаянэ с особой жестокостью убила Азу Кирских. Аннет так и не смогла до конца поверить в это. Или всё-таки это сделал Ланцов, не простив Азе того, что она скрыла от всех истинного убийцу Александры – Гаянэ? Хотя какая теперь разница, – верит она в это или не верит! Но неужели такое кошмарное злодеяние совершилось только из-за старинных французских драгоценностей, стоивших бешеные деньги? Вопрос повис в воздухе…

А если тут было что-нибудь ещё? Вдруг да что-то не заметили в прошлый раз? Прокручивая в голове на разные лады недавние события, Аннет осторожно вскрыла маленький розовый конверт без адреса – в таких конвертах обычно передают любовные записки, – но из конверта выпала совершенно тут неуместная довольно засаленная карта, туз вини, в уголке которой было помечено мелким почерком: «Груздев». Вот это сюрприз! Вот это фокус! Уж не этот ли самый санитар из лечебницы? Но тогда – какое отношение он имел к Азе? Сердце её учащённо забилось!

Первой мыслью Аннет было – отдать эту карту Кошко как доказательство. Но Аннет сразу же погасила сей порыв – никакое это не доказательство! Кошко сказал, что после смерти Груздева в его маленькой комнате обыскали каждый сантиметр, но ничего подозрительного не нашли. И что значит эта странная карта, да ещё и в розовом конверте? Но поскольку карта всё-таки лежала в конверте, а на самой карте была пометка «Груздев», то можно предположить, что её собирались отправить именно Груздеву, а не кому-то другому. Но из-за скоропостижной гибели Эсмеральды неотправленный конверт так и остался лежать у неё в гримёрке, только почему-то не на виду, а тщательно спрятанный в папке с её романсами, да ещё и глубоко за зеркалом. А Груздев – уже мёртв!