Алексей крепко сжимает талию.
– Алексей Егорович, – начинаю нервничать, – я сегодня не смогу быть вам полезна. Я очень сильно устала. Пожалуйста… – выдыхаю, потому что дальше аргументы никак не подбираются.
– У меня не выходит твоя идея из головы, – гладит пальцами по моей спине Алексей. – Хочу трусики. Твои. На полу. Анечка.
Я вспыхиваю, прикусывая язык. Вот кто меня за него тянул. Зачем была нужна эта провокация, хоть и ненамеренная…
– Они не чёрные, – брякаю, судорожно вспоминая, какие на мне сейчас действительно.
Оооо… Смущение вспыхивает с новой силой. Они белые с лисичкой на самом интересном месте.
– Сними их, – властно тяжелеет голос Алексея, – брось вниз, и я клянусь, что не прикоснусь к тебе больше сегодня.
– Но… – от понимания, что Алексей говорит сейчас на полном серьезе, я начинаю метаться.
Не готова. Я совсем к подобному не готова. Это слишком. Слишком! Лично. Пошло. С места в карьер!
– Предложение очень выгодное, Аня, – додавливает мою волю он. – И безопасное. Под сарафаном все равно ничего не видно.
Он чуть приподнимает меня и переставляет в то место, откуда мне больше не грозит падение.
Скользит по мне жадным, оценивающим взглядом, от которого я даже отступаю на пару шагов назад, ощущая, будто трогает меня Алексей на самом деле физически.
Я замечаю, как вздуваются вены на его шее и руках. Ходит ходуном от глубокого дыхания грудная клетка.
Он будто голодный и возбужденный зверь, и что самое во всем этом ужасное – мое тело реагирует на него самым острым образом, заставляя тяжелеть низ живота и покрываться мурашками.
– Я заберу их сам, – севшим голосом предупреждает Баринов.
И я верю, что заберёт! Сволочь!
– Вы ведёте себя недостойно, – делаю последнюю попытку воззвать к его воспитанию.
– А я тебе и не обещал – быть джентельменом, – хмыкает мне в ответ он. – Но обещаю, что тебе понравится играть со мной именно так.
Чувствуя себя самой желанной, но последней женщиной на букву «б», я тяну вверх подол сарафана.
– В глаза мне смотри, Аня, – приказывает хрипло Баринов.
Пересиливая горящее на щеках смущение, подчиняюсь и поднимаю голову.
Карие глаза Алексея кажутся мне сейчас бездонными чёрными омутами. Подчиняющими, вытесняющими остальные смыслы. Я в них тону, невольно подстраиваясь под их хозяина.
Что я делаю? Зачем? Почему? Потому что ЕМУ так нравится.
Запускаю пальчики под платье и стягиваю трусики вниз по бёдрам, тут же отдёргивая сарафан вниз. Мое дыхание панически рвётся.
Глаза Алексея захлопываются. Он делает глубокий вдох.
– Брось их вниз и убегай. Вторая дверь справа по коридору, – утробно рычит Баринов.
Я сминаю кусочек хлопковой ткани в кулак и, запрещая себе дальше думать и анализировать происходящее, оборачиваюсь к ограждению этажа и бросаю трусики вниз.
И тут же, пьяная от стыда, срываюсь мимо Алексея вглубь этажа.
Сердце колотится, оглушая уши.
Вторая дверь справа. Вот!
Кажется, вот она.
Жму ручку, залетаю внутрь комнаты и прислоняюсь спиной к двери, будто за мной гонятся.
Жадно глотаю воздух, пытаясь успокоиться, и обвожу глазами спальню.
Сволочь! Алексей Егорович, вы – настоящая сволочь! Закрываю лицо ладошками и начинаю тихо смеяться.
Здесь нет ни одного признака проживания мужчины. Комната абсолютно пуста, как номер отеля.
Провести по грани и отпустить – я начинаю узнавать в этом последовательность и стиль Баринова. Извращенец! Хам!
Но… почему мне тоже от этого так шокирующее горячо? Почему он при этом такой красивый, что моя самооценка не падает вниз, как после унижения. А наоборот – взлетает вверх, давая ощущение своей эксклюзивности.
Я знаю своего бывшего начальника. Он действительно всегда выбирает себе только лучшее.
Стекаю по двери на пол, становясь от пережитых эмоций жидкой. Что бы я себе не врала, быть желанной Бариновым – это приятно. Любой женщине было бы приятно!
Только как теперь забрать вещи?
Глава 9. Откуда ты на мою голову?
Барин
Возбуждение не отпускает.
Пульс шкалит, по телу с периодичностью в пару минут пробегаются судороги. Ладони, пиджак, рубашка – все пахнет ее духами.
Речь о том, чтобы пойти спать, просто не идёт.
Я пытаюсь взять себя в руки и немного отвлечься на просмотр смет, но перед глазами снова и снова возникает игривая мордочка лисички.
Вот это я попал… Мне хочется поржать над собой в голос.
Дожить почти до тридцати шести и неожиданно осознать, что самое яркое сексуальное переживание у меня теперь будет связано с рыжей мордой. Чуйка меня не обманула.
Анечка, эта приличная девочка на самом деле настоящий пожар!
И как бы странно сейчас это не прозвучало, больше всего мне вставляет именно то, что она при всех моих вольностях и пошлостях в свой адрес продолжает оставаться для меня недоступной.