Фелисите уходит.
Де Водре. Мне больно лишать вас надежды, ведь лишить вас ее значило бы отнять у вас радость, но вы сейчас вознеслись на такую высоту, что падение будет ужасно. Низвергаясь с вершин, душа разбивается, как и тело, и – позвольте мне быть откровенной – я просто трепещу за вас.
Герцогиня де Монсорель. Вас страшит мое отчаяние, а меня – моя радость.
Де Водре(смотрит вслед уходящей герцогине). Если окажется, что она ошиблась, она может лишиться рассудка.
Герцогиня де Монсорель(возвращаясь). Тетя, Фернана зовут Рауль де Фрескас.
Явление второе
Де Водре одна.
Де Водре. Она не сознает, что только чудо может вернуть ей сына. Все матери верят в чудо. Надо следить за каждым ее шагом. Один взгляд, одно неосторожное слово может ее погубить… Если она права, если бог возвратил ей сына, она идет навстречу катастрофе, еще более ужасной, нежели разочарование, а разочарование, увы, неизбежно! Хотя бы она сдерживалась при горничных!
Явление третье
Де Водре и Фелисите.
Де Водре. Уже?
Фелисите. Да, ее светлость уже отослали меня.
Де Водре. Герцогиня не дала вам никаких распоряжений на утро?
Фелисите. Нет, сударыня.
Де Водре. Ко мне сюда, около двенадцати, придет молодой человек, господин Рауль де Фрескас. Он, быть может, спросит герцогиню. Предупредите Жозефа: пусть он проводит господина де Фрескаса прямо ко мне. (Уходит.)
Явление четвертое
Фелисите одна.
Фелисите. Молодой человек – и к ней? Нет, уж простите. Так я и знала, что барыня уединяется не зря. Богатая, красивая, герцог ее не любит; первый раз выехала в свет, а вот уже на другой день к ней является молодой человек, и его, видите ли, желает принять мадемуазель де Водре. Ну и люди – ничего у них не вытянешь: ни признаний, ни барышей. Если таково будет положение горничных при нынешнем правительстве, уж и не знаю, право, что у нас из этого выйдет.
На мгновение отворяется боковая дверь; видны двое мужчин.
Впрочем, посмотрим, что это за молодой человек. (Уходит.)
Явление пятое
Жозеф и Вотрен.
Входит Вотрен; на нем пальто светло-коричневого цвета, с меховым воротником, на черной подкладке. У него вид посланника, приехавшего на званый вечер.
Жозеф. Проклятая девка! Чуть не попались…
Вотрен. То есть ты чуть не попался? Вот как! Значит, ты очень боишься, как бы опять не свихнуться? Видно, наслаждаешься здесь душевным покоем?
Жозеф. Право же, при нынешних обстоятельствах выгоднее быть честным.
Вотрен. А ты понимаешь, что такое честность?
Жозеф. Ну как же! С честностью и здешним жалованьем прожить можно – вот я и доволен.
Вотрен. Я тебя, голубчик, насквозь вижу. Берешь помалу, да часто, копишь потихоньку, а она, честность-то, ведь не мешает ссужать денежки под грабительский процент. Ты не поверишь, до чего мне приятно видеть старого знакомца, который достиг столь почетного положения. Что ж, тебе это под силу, у тебя ведь только мелкие недостатки, – а это уже половина добродетели. А вот у меня были пороки… и я вспоминаю о них с грустью… Все на свете проходит! Теперь не осталось ничего. Одни только опасности и борьба. Так вот и живешь, словно индеец, затравленный врагами, и защищаешь свой скальп.
Жозеф. А мой?
Вотрен. Твой? Да, правда! Что бы здесь ни случилось – вот тебе слово Жака Коллена: ты не будешь замешан. Зато беспрекословно подчиняйся мне – во всем.
Жозеф. Во всем? Но как же…
Вотрен. Устава нашего не знаешь? Если выпадает какая неприятная работенка – у меня найдутся друзья, верные, старинные. Давно ты здесь?
Жозеф. Герцогиня наняла меня в камердинеры, когда отправлялась в Гент[2 - …когда отправлялась в Гент. – Во время «Ста дней» Людовик XVIII и его приближенные жили в бельгийском городе Генте.], я пользуюсь доверием ее светлости.
Вотрен. Это мне на руку. Я хочу получить кое-какие сведения о Монсорелях. Что тебе о них известно?
Жозеф. Ничего.
Вотрен. У аристократов доверие никогда дальше этого не идет. А что ты сам обнаружил?
Жозеф. Ничего.
Вотрен(в сторону). Он становится уж чересчур честным. Но, быть может, ему только кажется, что он ничего не знает? Стоит поговорить с человеком минут пять – и всегда что-нибудь да выведаешь. (Вслух.) Где мы находимся?
Жозеф. У герцогини. Покои герцога – внизу. Единственный их сын, маркиз, помещается наверху; его комнаты выходят во двор.
Вотрен. Я велел тебе сделать слепки со всех замков в кабинете герцога. Где они?
Жозеф(нерешительно). Вот.
Вотрен. Всякий раз, когда мне понадобится прийти сюда, я буду ставить мелом крестик на садовой калитке, а ты каждый вечер ходи смотреть – нет ли креста. Люди здесь живут добродетельные, петли на калитке порядком заржавели. Людовик Восемнадцатый – это вам не Людовик Пятнадцатый. Прощай, голубчик; будущей ночью я приду. (В сторону.) Схожу проведать наших во дворце Кристовалей.
Жозеф(в сторону). С тех пор как этот черт меня разыскал, я сам не свой. Ни минуты покоя!
Вотрен(возвращается). Так ты говоришь, герцог не живет с женою?
Жозеф. Уже двадцать лет как в ссоре.
Вотрен. А из-за чего?
Жозеф. Даже сын их, и тот не знает.
Вотрен. А твоего предшественника за что уволили?
Жозеф. Не знаю, я его и в глаза не видал. Они водворились здесь недавно, после вторичного возвращения короля.