Чёрный Орден Христианских Карателей. За годы до Апокалипсиса

Вячеслав кивнул, но Владимир немного подался вперёд и произнёс:

– Но это же не так.

Не спуская взгляд с удивлённого Вячеслава, крестоносец продолжил:

– Нету у тебя таких целей с большинством, с кем ты спишь. Тобой и ими движут только желания интима. И дело не столько в похоти, которая не чужда и мне тоже, и моим соратникам, и другим мужчинам. А в том, что ты, оправдывая свои желания, тратишь своё время. Обдумай своё поведение. И ты обдумаешь. Я знаю.

Слава растерянно посмотрел в сторону, а затем, понимая, что новый знакомый загнал его в угол, решил спросить у Колесникова:

– А что любишь делать ты?

Владимир немного поднял брови и ответил:

– Я? Да я люблю свой образ жизни. Знаешь, образ жизни хищника: нахожу различное отребье, зло во плоти, которое хочет причинить вред другим людям, либо уже причинило его, при этом, они – адепты этого зла – не намерены останавливаться. Моя цель – жестоко наказать их. Но только тех, кто хочет убить других. Причём, ужасными способами. Такими, которые приводят в ужас. Которые оскверняют само понятие «человечности» и человеческую жизнь, в целом. Именно поэтому, я несу больше отмщение, справедливость и нужный баланс, нежели христианскую добродетель, в виде любви, сердечности и многого другого. Но эмпатия, сочувствие и желание любить мне тоже не чужды. Иначе я бы не стал тем, кто я есть. Иначе меня просто бы не приняли в тот Орден, в котором сейчас состою.

Увидев очень противоречивые эмоции на лице Вячеслава, Колесников продолжил беседу новым вопросом:

– А ты ведь атеист? Я помню твою позицию, относительно религии.

Слава подумал, что речь идёт об одном из видео на его канале. Но Колесников спокойно видел это всё в разуме и в душе Вячеслава. Новый знакомый Владимира одобрительно кивнул и ответил:

– Да, конечно. Я не могу верить в то, что я не видел раньше. Да и вся религия не выдерживает никакой критики, поскольку там полностью отсутствует логика. По сути, все позиции любой религии состоят из веток, ударив по которым, вся её система рухнет. Вот, когда я увижу Бога, ангелов, чертей и что-то в этом роде – вот, тогда я и поверю. А так, раз я этого не видел никогда или кто-то ещё, не представив доказательства данного «чуда» и мистицизма, значит этого и нет.

Пока Вячеслав произносил свою речь, каким-то образом, в вагоне появилось ещё несколько пассажиров. Словно из ниоткуда. Слава списал их резкое появление на свою невнимательность, будучи увлечённым разговором с Владимиром. Все они сидели на разных скамейках спиной к Вячеславу и к Колесникову.

Было видно, что Владимир начал заметно напрягаться, по ходу разговора. Не совсем верно поняв причину волнения крестоносца, Слава тут же добавил, улыбаясь и немного подыгрывая себе правой рукой в разъясняющих указательных жестах:

– Ну, вот, пожалуйста. Истинное поведение любого «верующего»: на какие-либо здравые аргументы другой стороны и отсутствие доказательств у себя, он реагирует с агрессией.

Саркастично покивав головой, в знак мнимого согласия, Владимир сказал:

– М-м-м. Говоришь, значит, только когда увидишь? Ну, на счёт этого ты не переживай.

– Чего-о-о? – протяжно и с небольшой улыбкой переспросил Слава.

Поменяв тон на более спокойный, Колесников ответил:

– Говорю, что поло у тебя крутое. Фирменное, наверное.

Уснувший на противоположной стороне вагона молодой человек, проснулся. Осмотрев пассажиров, его сонный взгляд тут же стал удивлённым и где-то даже напуганным. В спешке, мужчина покинул вагон. Шум от его ухода и быстрых шагов в сторону выхода, привлёк внимание пенсионера, читавшего газету. Пожилой мужчина удивлённо посмотрел на всех попутчиков в вагоне, смял газету и, постоянно оборачиваясь, так же спешно покинул вагон. Как и другие изначальные попутчики.

Вячеславу стало ужасно некомфортно: все оставшиеся в вагоне пассажиры сидели неподвижно. Они отличались от обычных попутчиков, которых он обычно видит в электричках. По одежде, по какому-то чрезмерному спокойствию. Они просто отличались.

Освещение в поезде постепенно стало немного ослабевать. А на улице стало не просто темно. За окном появился какой-то густой неестественный мрак. Лишь фонари, которые проносились за окнами, подсвечивали вагон. Постепенно их свет становился всё более и более ярким, относительно ламп жёлтого света в вагоне, постепенно прекращающих работать.

«Неисправны лампы, скорее всего. Когда их только починят?» – успокаивал сам себя Вячеслав, произнося это в своих мыслях, оглядывая лампы вагона поезда, которые очень медленно тускнели.

Владимир прекрасно слышал эти мысли своего нового знакомого, читая сознание Славы, которому становилось всё более и более тревожно. Немного выдохнув вслух, Колесников спросил:

– И зачем я тут? Сам не понимаю.

Вячеслав вопросительно нахмурился. А Владимир стал рассуждать вслух:

– Не, всё в порядке. Просто, я беседую тут с тобой – практически со своим ровесником – уже минут тридцать-сорок. Мне двадцать два года, кстати. В свои двадцать пять лет, ты ничем не отличаешься от обычных жителей Москвы:

Ты, как и они, изрядно выпиваешь на выходных, со своими друзьями или очередными девушками. Ты ведёшь беспорядочную половую жизнь. Не такую красочную, как ты говорил, но и вправду пользуешься спросом у девушек и женщин. Ты атеист. Карьерист. Пытаешься довести до ума свой бизнес, не понимая, что многое от тебя уже даже тут не зависит. Вдобавок – тебе явно не достаёт хватки для решения тех деловых вопросов, на которых ты всё же можешь повлиять. У тебя много презрения к другим людям, высокомерия, тщеславия и эгоизма, который вот-вот перерастёт в эгоцентризм.

То есть, ты обычный парень, в котором нет чего-то выдающегося, что делало бы тебя личностью. И уж тем более – тем, за кем может быть хоть какое-то здравое, счастливое, благое будущее. Поэтому, я сейчас сижу здесь и не понимаю, почему мне приказали спасти именно тебя? Чем ты так уникален?

Слушая Колесникова, Вячеслав воспринимал его речь, как нападки и осуждения в свою сторону. Но, услышав первый и второй вопросы, по спине Славы побежали мурашки, в смесь с обдающим ледяным холодом по ней. Хорошее настроение исчезло за секунды, когда крестоносец произнёс последний вопрос:

– И зачем тебя хотят убить? Причём, с тобой должны расправиться именно ОНИ.

Произнеся последнее слово, Владимир слегка дёрнул своей головой по направлению к пассажирам вагона.

В светло-зелёных глазах Вячеслава был виден оголённый, жуткий страх. Вдобавок, свет в вагоне поезда окончательно погас. Лишь часто пробегающие за окном фонари, с высокой периодичностью подсвечивали всё и всех, находившихся в вагоне электрички.

Только сейчас Слава вытянул шею и обратил внимание, что в вагоне не осталось ни одного изначального попутчика и многих из людей, которые заходили ранее, на других станциях, и при этом были хоть как-то приметны, в отличие от странных пассажиров, которые присутствовали сейчас в одном вагоне с ним и с Владимиром.

Новые попутчики сидели неподвижно. Их одежда состояла из тёмных цветов. Никаких лейблов или знаков на их предметах гардероба не было.

Спустя несколько секунд нахождения в темноте, когда очередной фонарь подсветил всех попутчиков, все пришлые пассажиры синхронно повернули голову в сторону Вячеслава, а их тела были неподвижны. Шеи оказались неестественно изогнуты, а лица – растянуты в чудовищных, ужасающих улыбках.

Обычные люди так не улыбаются. Мимика улыбающихся людей имеет свои характерные черты: улыбка после хорошей шутки, после анекдота, от тёплых воспоминаний, хитрая ухмылка, заискивающая улыбка торговца. Но это было что-то зловещее. Взор бешеных, широко открытых глаз у каждого из них словно пронизывал насквозь.

Весь вагон, все четырнадцать человек, улыбались. Просто так. Без всякой причины. А самое жуткое, что все они словно улыбались одинаково, с равным натяжением губ и широким оскалом.

Они смотрели каким-то безжизненным, пустым взглядом широко раскрытых глаз на Вячеслава. В сочетании с их неестественными бешеными улыбками, словно эти люди корчили свои улыбающиеся гримасы, и тотальным спокойствием. Всё это наводило нечеловеческий ужас на Славу. Лишь Владимир начал дышать чуть тяжелее через нос, сдвинув брови и смотря прямо в глаза охваченного страхом Вячеслава.

В светло-зелёных глазах Колесникова читались уверенность, собранность и нарастающий гнев. Параллельно с этим, крестоносец потирал свои руки, с надетыми на них тактическими перчатками без пальцев, периодически сжимая их в кулаки.

Не сводя взгляд с Вячеслава, крестоносец спросил каким-то грубым тоном:

– Они смотрят?

Слава одобрительно покивал головой, хаотично смотря в дикие гипнотизирующие глаза попутчиков, чьи головы на неестественно повёрнутых шеях смотрели на него. Жутко улыбаясь.

Владимир окликнул Вячеслава, и произнёс с ещё более сосредоточенным, грубым тоном:

– Слава! Смотри на меня. Только мне в глаза и никому больше. Что бы не случилось – не смотри в стороны и куда-то ещё. Кто бы тебя не звал – смотри только на меня.

Боковым зрением, Вячеслав увидел, как рядом с крестоносцем, на этой же скамье, появился какой-то мужчина. Не сдержавшись, Слава медленно повернул голову в его сторону. Этот мужчина улыбался и, не моргая, смотрел Вячеславу прямо в глаза.

Заметив тем же боковым зрением некие новые движения в отблесках проносившихся фонарей, Слава заметил, что все остальные пассажиры, все эти кошмарные попутчики в чёрном, с серой кожей на лицах и на ладонях, стояли столпившись возле него и Владимира. Мужчины, женщины. Все они появились из ниоткуда. И смотрели в глаза Вячеславу. Все они улыбались той же безумной растянутой улыбкой. А мужчина, который сидел рядом с Колесниковым, начал улыбаться сильнее и шире, обнажая свой чудовищный зубастый рот, усеянный клыками.

По лицу Вячеслава побежал горячий пот, дыхание участилось, а ужас стал окутывать парня с ног до головы. Неожиданно Владимир произнёс вслух:

– Так. Не сработало. Переходим к плану «Б».