Дымят редакционные трубы

Дымят редакционные трубы
Осинцев Петр

В сердце каждого из нас живет история о людях, подаривших нам жизнь, не только физически, но и духовно. Эта книга посвящена моим любимым родителям, маме и папе. Через калейдоскоп памяти книга раскрывает неразрывную связь поколений.

Размышляя о родителях, мы постигаем удивительные уроки любви и терпения, которые они преподавали нам на протяжении всей нашей жизни. Они, словно мастера, лепили из нас тех, кем мы стали, вкладывая частицы своей души в каждое действие, каждое слово.

Эта книга предлагает читателю погрузиться в искренние рассказы и теплые воспоминания, пробуждая в сердце благодарность и восхищение. Их любовь – это несокрушимая крепость, защищающая нас от жизненных бурь, а их вера в нас – пламя, озаряющее путь к мечтам.

Осинцев Петр

Дымят редакционные трубы

Предисловие

Уважаемые читатели!

Книга, которую вы держите в руках – дань памяти двум прекрасным людям, моим родителям – Почетному гражданину г. Шадринска, Заслуженному работнику культуры РФ, бывшему директору Шадринского краеведческого музея и Государственного архива в г. Шадринске Осинцеву Леониду Петровичу и бывшему редактору многотиражной газеты «Автоагреат» АО «ШААЗ», первому пресс-секретарю администрации г. Шадринска Русаковой Фаине Дмитриевне. Вместе мама и папа прожили чуть более трех десятков лет.

Это издание – сборник очерков и воспоминаний о них. Я сердечно благодарю тех людей, которые согласились рассказать и написать о родителях. Это их друзья и коллеги, журналисты, преподаватели, архивные и музейные работники, и многие, многие другие, которые шли бок о бок с моими папой и мамой на протяжении долгих лет, делили радости и горести вместе с ними.

Отзывы

Незадолго до выхода книги в свет автор предложил ознакомиться с ней своим друзьям и коллегам. Получились, по сути, мини-рецензии, которые наверняка вызовут интерес у тех, кто только перелистнул первые страницы издания.

«Книгу прочла на одном дыхании. Родители получились живыми, очень интересными людьми, какими они и были на самом деле. Когда читала, нахлынули воспоминания. Нам с Фаей и Леней было хорошо, интересно и легко вместе. Помню, когда бы мы ни пришли к ним в гости, Леня практически всегда сидел за машинкой. Стремительная, гостеприимная Фая, ее салат-новинка с морской капустой и шутки, смех, разговоры… Хорошие люди, хорошее время. Помню, как Леня не любил ходить работать в саду, приходили они оттуда обессиленные, так как отдавались работе без остатка. Не его это было, но тогда все пахали, выращивая овощи, и они почему-то решили, что и им надо. Книга получилась!

А. Б.»

«С большим удовольствием прочитал (тут уместна старая добрая метафора: проглотил) книгу «Дымят редакционные трубы», посвященную Леониду Петровичу Осинцеву и Фаине Дмитриевне Русаковой.

Сам я не был знаком с этими замечательными людьми (разве что немного знал Леонида Петровича в юности, да и то шапочно). Однако, будучи журналистом, премного был наслышан об этой известной в городе чете от других тружеников пера, музейщиков, архивистов, просто образованных и культурных людей.

Особенно часто любила вспоминать Фаину Дмитриевну редактор газеты «Автоагрегат» Людмила Викторовна Борисова, к сожалению, рано ушедшая из жизни, однако успевшая написать свои воспоминания, вошедшие в эту книгу. Она всегда говорила о Фаине Дмитриевне с большим восхищением и грустной ностальгией одновременно. Именно от нее я услышал ту замечательную историю про маленького Петю и его «редакционные трубы», которые, конечно, дымят и которыми, конечно, надо гордиться, как и мамой.

И как же приятно было прочесть не менее теплые воспоминания известных в городе людей, которым посчастливилось знать, любить и ценить Л.П. Осинцева и Ф.Д. Русакову. Каждый из них не поленился сесть за письменный стол, чтобы еще раз отдать дань уважения героям этой книги.

Устные воспоминания прекрасны и ценны. Но, будучи помещенными на бумагу, становятся поистине бесценными и даже бессмертными. Ибо, как известно, слово – не воробей, улетит – не поймаешь. Но записанное слово в противовес ему – не вырубишь топором.

В. З.»

«Книга читается на одном дыхании и трогает до глубины души. Необязательно знать людей, о которых идет речь, но сразу становится понятно, насколько замечательными они были. В каждом слове автора – светлая грусть о самых важных и близких – о родителях. Взрослый сын делится своими воспоминаниями из детства и юности. Читаешь и понимаешь, насколько сокровенны эти фрагменты из памяти, и с каким трепетом они хранятся в его душе. И читателю, как доброму другу, он хочет рассказать о жизни своих любимых папы и мамы, которых уже нет рядом. Но зато жива память о них в сердцах коллег, друзей, родных и просто знакомых.

Внесли огромный вклад в историю. Как бы пафосно не звучали эти слова, но они как нельзя лучше подходят к Леониду Петровичу Осинцеву и Фаине Дмитриевне. Они многое сделали для родного края и, конечно, оставили неизгладимый след в памяти тех людей, с которыми их сталкивала судьба. Кто-то вспоминает совместную трудовую деятельность, кто-то – уютные домашние посиделки. Но вырисовываются четкие образы из этих повествований: Фаина Дмитриевна как умелая хозяйка, справедливый руководитель, человек, готовый помочь в любую минуту в любой ситуации, а Леонид Петрович – талантливый краевед, скромный, интеллигентный, но, в то же время, по-мальчишески озорной и веселый. И практически все говорят о том, что они были просто созданы друг для друга.

Порой в будничной суете мы забываем ценить мимолетные моменты радости рядом с любимыми нам людьми. И лишь спустя время понимаем, как счастливы мы были тогда. Но главное, чтобы в сердце была жива память, и тогда дорогие люди нас никогда не покинут…

А. И.»

Светлой памяти родителей посвящается…

Когда я появился на свет, папе было 45 лет, а маме – 36. Поздний ребенок, руководящие должности (папа возглавлял краеведческий музей, мама трудилась редактором заводской многотиражки «Автоагрегат» (ныне – газета АО «ШААЗ»), куча нянек в виде многочисленных родственников и знакомых. И абсолютно скромный, без излишеств, быт. Общий доход родителей в то время не превышал 250 рублей.

«Боевой» редактор. Именно так называли маму ее коллеги по заводской многотиражке «Автоагрегат», которую она возглавляла больше 20 лет, с 1975 по 1996 гг. И не случайно, ведь большинство вопросов, касающихся тех или иных проблем предприятия, ей приходилось в буквальном смысле слова решать с боем. Неважно, шла ли речь о заботах одного работника или сразу целого заводского подразделения. Она все принимала близко к сердцу и интересы людей, которые приходили в редакцию, всегда ставила выше собственных. Наверно, по-другому она просто не умела.

1980-е

Самые ранние воспоминания из детства… На память одними из первых приходят маленькие путешествия, которые я совершал с папой (или с мамой) каждый будний день в детский сад. Вернее, не день, а утро. Зимнее, морозное, раннее утро, когда на улице еще темным-темно, и только тусклые лампы в уличных фонарях позволяют хоть как-то ориентироваться во мраке.

Иногда я проделывал этот путь, сидя на плечах у отца, но чаще всего он вел меня за руку. Я старался не отставать от него, пытаясь приноровиться к папиным широким шагам, но это у меня получалось плохо, вследствие чего приходилось едва ли не бежать за родителем вприпрыжку. Отец торопился на работу, поэтому, доставив меня в детсад и сдав с рук на руки воспитателям, сразу же уходил. Снимать верхнюю одежду и обувь мне приходилось самостоятельно, чем я заслуживал молчаливое одобрение, а иногда и похвалу от воспитателей. Некоторых детей вплоть до выпуска из старшей группы раздевали и одевали родители или воспитатели. Мои же папа с мамой старались воспитывать во мне самостоятельность с самых ранних лет. Шишек в детстве и юности набил немало, но за такое воспитание родителям я только благодарен…

Папа мой человеком был горячим. В том смысле, что температура тела (или какие-то внутренние процессы) позволяла ему круглый год (простите за такие подробности) спать без одеяла. Ну вот не мерз он, и все тут. В то же время, мама предпочитала укутываться в несколько одеял, что зимой, что в любое другое время года, а отца ласково-шутливо называла (в переносном смысле слова, конечно) «моя печка».

Кроме особенностей внутреннего теплообмена, папа был жаворонком, как сейчас принято говорить, а мама – типичнейшей совой. В выходные он просыпался очень рано и успевал переделать несколько дел, пока домочадцы досматривали последние сны.

На работу, в музей, а позже в архив, отец обычно ходил через горсад (когда мы еще жили на ул. Красноармейской), иногда брал с собой и меня. Проходя мимо ныне сгоревшего домика И. Д. Шадра (русский советский художник, скульптор-монументалист, уроженец г. Шадринска), папа обычно говорил мне: «Вот домик, в котором жил дядя Ваня». А в 1995 году вышла в свет 122-страничная книга «Неизвестный Шадр», посвященная некоторым малоизученным фактам биографии Ивана Дмитриевича. Автором этого издания был Л.П. Осинцев. Эту и другие его книги я бережно храню дома.

Водичка-то холодная!

Летом папа ходил купаться на р. Исеть ранним утром и иногда брал меня с собой. Жили мы не очень близко от городского пляжа по нашим, шадринским меркам – минутах в 20-ти ходьбы.

На улице еще прохладно. Я, зябко поеживаясь, бегу то впереди, то позади отца, и вот мы, наконец, приходим на пляж. Быстро скидываем с себя одежду и заходим в воду. Водичка далеко не теплая, а в гораздо большей степени холодная, поэтому в нее проще забежать и плюхнуться с размаху, моментально покрывшись мурашками и чувствуя многочисленные покалывания по всему телу, чем заходить аккуратно.

Нырнешь неглубоко, тут же вынырнешь, бежишь обратно и кричишь: «Папа, ну, давай, учи меня плавать!» Отец улыбается в ответ, вытягивает под водой правую руку, я ложусь на нее, а он, придерживая меня сверху левой, потихоньку заходит на глубину. И я, совершенно забывая о том, что вода холодная, быстро перебираю руками и ногами – как же, ведь плыву практически самостоятельно! Стоит только ему убрать руку из-под моего живота, истошно ору, но потом понимаю: я ведь не тону, а спокойно плыву и, что немаловажно, сам.

Дать сдачи или договориться?

Я не умел давать сдачи до определенного этапа. Рассказывал родителям, что меня обижают, и от папы всегда неизменно слышал: «Бей в морду!», а от мамы: «Кулаками делу не поможешь. Учись договариваться». Вот и приходилось разрываться между родителями, стараясь угодить обоим одновременно.

Вместе со мной в группу детского сада ходил Денис. Задиристый мальчуган, который как будто ненароком старался зацепить меня. Мне казалось, что делает он это случайно, но в какой-то момент понял – специально. Чтобы задеть меня. Как можно больнее.

Терпел я, терпел унижения от этого задиры, но чаша терпения любого человека, даже маленького, не безгранична. Собравшись с духом, зарядил я этому Денису со всей своей детской дури. Заорал мой обидчик благим матом на весь детский сад. На рев сбежался чуть ли не весь коллектив детского сада, Дениску начали успокаивать, а меня вроде бы даже поставили в угол. Полагаю, что потом моя мама имела разговор с воспитательницей и заведующей детсада, но вопрос удалось решить. Без последствий для меня. Мама умела договариваться с нужными людьми. Позже этому искусству в какой-то мере научился и я…

После этого в детском саду меня старались обходить стороной. Знали, что я могу ответить. Кулаком.

Пошлый анекдот

Большую часть забавных историй, которые произошли со мной в детстве, я слышал от родителей во время праздничных застолий. Слава Богу, во время общесемейных и дружеских праздников меня не заставляли рассказывать стихи или петь песни, стоя на табурете или стуле перед гостями. Наоборот, я сидел за столом вместе со всеми или, если мне надоедали разговоры взрослых, уходил в свою комнату, где играл (позже – читал) один или с детьми, которых приводили с собой гости. Итак, далее – парочка смешных историй из моего детства.

Чаще всего вспоминается случай, связанный с бородатым анекдотом про монашек.

Настоятельница монастыря собирает монашек:

– Сестры, к нам в монастырь завезли морковку!

– Ура-а-а! – хлопают в ладоши монашки.

– Что вы радуетесь, дуры, она же тертая!

Услышал я этот анекдот на одном из застолий, когда мне было лет шесть или семь, накрепко запомнил и старался рассказать его при каждом удобном случае. Каждым удобным случаем, как вы понимаете, были очередные посиделки. Благодарные слушатели (в лице многочисленных родственников и друзей) с удовольствием выслушивали меня, а потом заразительно смеялись. Чем был вызван здоровый даже не смех, а ржач, я тогда не понимал. Осознание того, какой пошлый анекдот я на самом деле рассказывал, пришло ко мне спустя лет семь-восемь, когда с экранов телевизоров, а также со страниц специализированной прессы (а-ля «Спид-инфо») на молодежь хлынул поток откровений. В том числе и о том, каким образом девушкам можно использовать морковь и огурцы.