Крабат, или Легенды старой мельницы

У входа на мельницу Мастер прибил к дверной раме воловье ярмо. Подмастерья должны были проходить под ним согнувшись, по одному, со словами: «Я покоряюсь силе Тайного Братства!»

В сенях их встречал Мастер. Каждому давал пощёчину по левой щеке, приговаривая: «Не забывай, что ты – ученик!» Потом по правой: «Не забывай, что я – Мастер!»

Подмастерья с поклоном смиренно отвечали: «Буду повиноваться тебе, Мастер, и ныне и впредь!»

Тонду с Крабатом Мастер встретил так же, как и всех остальных. Крабат и не догадывался, что отныне будет принадлежать Мастеру и душой и телом.

В сенях они с Тондой присоединились к другим подмастерьям. У всех на лбу был тот же магический знак. Не пришли ещё лишь Петар и Лышко. Да вот и они. Как только и эти двое прошли под ярмом, получили свою порцию пощёчин и произнесли клятву, с шумом и грохотом заработала мельница.

– Быстрее! – заорал Мастер. – За работу!

Парни скинули куртки, на бегу закатали рукава, подхватили мешки, стали засыпать зерно, молоть. И все это с молниеносной быстротой под окрики Мастера.

«Вот так пасхальное воскресенье! – с досадой думал Крабат. – Бессонная ночь, да ещё надрывайся за троих! А во рту – ни маковой росинки!»

Даже Тонда быстро выбился из сил, пот градом катился по его лицу. Впрочем, попотеть пришлось всем. Мокрые рубашки прилипали к телу.

Когда же это кончится?

Куда ни посмотришь – хмурые лица. Всё вертится, кружится, мелькает, клубится пар. Магический знак на лбу у подмастерьев постепенно смывается.

Крабат с мешком зерна, выбиваясь из сил, карабкается вверх по ступенькам. Ещё немного, и он рухнет под тяжестью ноши. Но вдруг… усталость покидает его. Ноги больше не заплетаются, поясница не ноет, дышится легко.

– Тонда, гляди-ка!

Прыжок – и он наверху. Сбрасывает со спины мешок, подхватывает его и под ликующие крики парней подкидывает вверх, будто в нём не зерно, а пух.

С остальными, как видно, происходит то же самое. Они улыбаются, похлопывают друг друга по плечу. Даже вечный брюзга Кито и тот развеселился. Крабат хочет спуститься за новым мешком.

– Стой! – командует Тонда. – На сегодня хватит!

Скрип, замирающий стук – колесо останавливается.

– А теперь праздновать, братья! – ликует Сташко.

На столе угощение. Юро приносит жареных цыплят с золотистой корочкой.

– Ешьте, братья, ешьте!

Они едят, пьют, подшучивают друг над другом. А потом Андруш громко и весело запевает.

Парни становятся в круг, берутся за руки, выбивают ногами такт:

Наш мельник сидит у ворот.
Клабустер, клабастер,
Клабум!
Работник из дома идёт.
Клабустер, клабастер,
Клабум!

Припев «Клабустер, клабастер, клабум!» подхватывает хор. Теперь выводит мелодию Ханцо, поёт следующий куплет:

Он весел, красою цветёт!
Клабустер, клабастер,
Клабум!
А мельник и зол и угрюм!
Клабустер, клабастер,
Клабум!

Круг движется то влево, то вправо, то сходясь к середине, то расходясь. Запевают по кругу один за другим.

Видя, что настал и его черёд, вступает Крабат. Прикрыв глаза, допевает песню:

Он смел и подмогу найдёт!
Клабустер, клабастер,
Клабум!
Он с мельником счёты сведёт!
Клабустер, клабастер,
Клабум!

Кончив танцевать, все опять садятся за стол. Самый молчаливый, Кубо, хлопнув Крабата по плечу, хвалит:

– А у тебя красивый голос!

– У меня? – удивляется Крабат. Только теперь он заметил, что опять может петь. Правда, глуховатым голосом, но уверенно и громко.

В понедельник, хотя праздники ещё не кончились, работа идёт как всегда. Но Крабат больше почти не чувствует усталости. Что ни потребует Мастер – выполняет без труда. Всё ладится, всё кипит в руках. Прошло то время, когда он валился с ног и едва добирался вечером до постели.

Крабат радуется. Трудно представить, как он выдерживал раньше. Что же ему помогло? Есть у него одна догадка. Как только они с Тондой остаются наедине, он решает спросить его об этом.

– Ты прав, – отвечает Тонда. – Пока у нас на лбу этот знак, мы можем работать без устали с утра до ночи. Целый год!

– А в другое время? Например, с ночи до утра?

– Нет! Тогда уж придётся надрываться. Но хочу тебя успокоить, Крабат. Во-первых, не так уж часто нас поднимают по ночам. А во-вторых, это можно выдержать.

О пасхальной ночи и горе Тонды они больше не говорили. Но Крабат часто вспоминал его рассказ про Воршулу. И тут же ему на ум приходила Певунья, что запевала той ночью. Словно вновь звучал её нежный голос, плывущий в темноте из Шварцкольма. Это было удивительное, незнакомое чувство. Его хотелось забыть, но никак не удавалось.

Каждую пятницу после ужина подмастерья собирались у порога Чёрной комнаты и, превратившись в воронов, слетались на жердь.

Крабат с этим быстро свыкся. Всё шло своим чередом. Мас-тер зачитывал отрывок из Корактора, они повторяли – кто сколько запомнил. Мастер особенно не придирался.

Крабат изо всех сил старался не забыть, как изменить погоду, вызвать дождь, град, шаровую молнию, как заслониться от пули, как, выпорхнув из себя, стать невидимкой, а потом опять вернуться в свою оболочку. Днём за работой и вечером перед сном он повторял заклинания – только бы не забыть. Теперь он был твёрдо уверен: человек, владеющий искусством искусств, властвует над другими. А ведь здорово иметь власть, хотя бы такую, как у Мастера. Так он думал тогда. Вот и старался изо всех сил.

Это случилось вскоре после Пасхи.

Мастер с фонарём в руке появился на пороге их чердака.

– За работу! Господин вот-вот прибудет! Быстрее!