Глоток алжирского щербета

Он сам напоминал немного успокоившегося призрака.

– Я как-то не спрашивал назначение этого предмета. Для чего он был нужен?

Дворецкий пожал только плечами.

– Со времён моего пра пра пра деда никто и ничего не знал. Хозяин был немногословен. Он часто отсутствовал. Больше этот дом пустовал, нежели видел Филиппа. Единственное, что было позволено нам знать, то только то, что он бывал на востоке, в средиземноморских странах.

– Любопытно. Золотая ничего не напоминающая безделушка, украшенная мелкими изумрудами, а ещё больше любопытна надпись, хотя и выгравирована на итальянском, но ничего не объясняет: «Отыщи врата рая, дабы разрушить иллюзии».

Френсис пытливо посмотрел на дворецкого:

– Чтобы это могло значить?

Тот непонимающе пожал плечами.

– Филип никогда никого ни во что не посвящал. Мои предки говорили, что все его тайны запирались на ключ вот в этом кабинете и хранились под строжайшим секретом. Полагаю, он так ничего и никому и не смог поведать. Не трудно догадаться, что за время его путешествия происходило нечто ужасное, но доказательств тому у нас увы нет.

Неожиданно внимательный взгляд дворецкого был остановлен на старом, толстом, затянутым в серебряную обёртку дневнике, небрежно брошенном на стол.

– А где вы это нашли? – Кивнул он на дневник.

– Так он и был на столе. – Ответил Френсис.

– И когда же?

– Вчера я нашёл его здесь. А что?

– Но этот дневник исчез вместе с хозяином. Только слухи были о таком, что Филипп с ним никогда не расставался. Он появлялся на столе время от времени когда ему вздумалось бы…. Стало быть, деду вы пришлись по душе. – Полл томно закрыл глаза. Были видно, что он определённо устал от тайн дома.

– Ну если так, то я рад это слышать. – Улыбнулся молодой человек.

– Нет, это далеко не шутки. Я говорю правду. Мне всё время кажется, что все мои предки всегда служили тому самому человеку, другими словами призраку, так как до сих пор весь этот замок живёт по его законах.

– К вам уже страшно и в гости постучаться. Всё окутано здесь тайнами и приведениями! – Неожиданный голос на пороге заставил вздрогнуть как дворецкого, так и Френсиса. Это был их сосед и друг детства молодого хозяина – Генрих.

– Генрих! – Радостно вскричал Френсис и бросился в объятья у другу. – Дружище, сколько же мы не виделись с тобой!

Гость был точной копией своего давнишнего друга. Такой же худой, высокий, правда тщательно следящий за модой. Это был такой себе утончённый мальчик из высшего общества, который всячески демонстрировал даже таким же друзьям как он сам свою принадлежность к аристократическому роду.

– Добрый день Генрих. – Раздался учтивый голос дворецкого, в голосе которого чувствовалась насмешка.

– Аберкорн! – Вскипел гость. – Для вас я герцог Аберкорн или вас опять подводит память Полл?! – Накинулся он на внешне спокойного дворецкого.

– Да будет тебе дружище. – Тут же похлопал его по плечу Френсис. – Успокойся. Лучше расскажи, как у тебя дела?

Гневные складки на лице гостя стали разглаживаться:

– Хорошо. Вот услышал, что ты обосновался в своём родовом гнёздышке и решил поинтересоваться, как тебе здесь? Мы долго не виделись. Ты был на другом континенте и скоро опять туда возвращаешься. Ты ведь не знаешь обо мне многого. Я ведь серьёзно занялся политикой. Это меня вдохновляет.

– Так ты оставил семейное дело и теперь совершенно отошёл от фабрик отца?

– Это всегда приводило меня в уныние, а в политике я чувствую, что просто в среде таких же, как и сам.

– Но политика – это место такого коварства, лицемерия, хитрости, предательства и грязи, что это скорее может быть состояние души, чем зов сердца. Я больше испытываю радости, когда могу помочь пациенту справиться с недугом, но этим бы в жизни не занимался бы.

– Мой искренний и честный де Колонг. Твои слова просто меня смешат до слёз. И это говорит славный отпрыск такого рода как твой? Многие столетия никто не мог тягаться по силе власти с вашим родом, даже моя семья испытывала жуткое благоговение перед вашими родственниками. А ты вместо того, чтобы показать своё превосходство отбрасываешь такое грозное оружие просто в никуда и говоришь мне о высших ценностях? – Голос Генриха носил отчётливые нотки ничем не прикрытого пренебрежения.

– Пропала сегодня реликвия пра пра пра деда. Я сейчас ни о чём не могу думать, как о том, кто и когда это сделал? – Тяжело вздохнул Френсис.

Генрих бросил взгляд на пустой бархатный футляр.

– Твой пра пра пра дед был человеком-загадкой. Никто никогда не знал, чем он занимается, но все понимали что чтобы он не делал – его руки и помыслы были в грязи, источаемые слова были полны лицемерия и хитрости, поступки полны предательства…..откуда же было сколотить такое состояние по-честному? А вот дед твой и дед твоего отца, поражали общество своими приёмам, где демонстрировали привезённые из Греции, Египта, Туниса, Испании невообразимой красоты предметы искусства. Это при том, что оба не просто пытались подражать друг другу, а превосходить во множество раз. Оба имели доступ к археологическим раскопкам и были не просто учёными, а коллекционерами, и уж не знаю какая малая доля доставалась музеям. Музеями были ваши дома, а точнее сказать вот этот замок. Вы затмевали не одну знатную семью, а ты говоришь мне о честности и порядочности.

– Из всех душевных смут зависть – единственная. В которой никто не сознается. Плутарх ок. 45-ок.127 гг. – Парировал спокойно Френсис, смотря бесстрастно на разгневанного и не перестающего жестикулировать друга.

– Твои предки любили сравнивать себя с великим Александром. Их любимая фраза были слова, сказанные полководцем: «Мой отец будет продолжать захватывать земли до тех пор, пока совсем не лишит меня возможности совершить что-то великое!» – Пожаловался однажды Александр. Это был девиз вашей семьи.

– Ты пришёл для того, чтобы всё это сказать мне в лицо, Генрих? – На лице Френсиса не дрогнула ни одна мускула.

– Хотел просто поздороваться, а теперь позлорадствовать. Наконец-то ваш род обзавёлся слабым отпрыском.

– Прощай Генрих. Время покажет кто и где из нас останется. – Френсис тут же отвернулся и стал смотреть через окно, в сад.

– Ты меня не проводишь? – На лице гостя было непередаваемое изумление.

– Ты же сам настоял на встрече, а не я. Насколько я понял мои предки не очень то церемонились ни с вашей семьёй, ни с другими. Почему я должен отступать от их традиций? Полагаю, род де Колонг не держали возле себя тех, чьё поведение они выносили с трудом. Не вижу причины не делать этого впредь. Прощай. Полл проводит тебя.

Генрих тут же покинул кабинет и бросив несколько гневных фраз на ходу дворецкому ушёл не оборачиваясь.

– Его предки были такими же, но ваш род не давал им возможности возвыситься над родом де Колонг. Вы поступили так же, даже если и не могли знать о прошлых с ними отношениях. – Победоносно заключил дворецкий.

– Тогда мы последуем по стопам наших дедов и прадедов. – Пожал плечами Френсис. – Я указал ему на дверь, потому, что он ничего другого и не заслуживал. Ну да ладно. Что говорит прислуга? Как обычно никто и ничего не видел? – Молодой человек опять взял недопитую чашку кофе и немного пригубил из неё.

– А в этом уже нет никакой необходимости. – Полл отбросил с левой руки полотенце и положил странный предмет в бархатный футляр.

Молодой человек с непониманием посмотрел на Полла.

– Его мне бросил в руки наш гость со словами, что этот обожгло пальцы тому, кто его украл для Генриха, то есть для герцога Аберкорна.

– Вот как, стало быть вор всё-таки был один из прислуги? Это было и раньше в их семье или же это качество принадлежит только Генриху?

– Да нет, это что-то новенькое в их славном! роду. – Дворецкий специально сделал ударение на слове «славном».

– Что ж ну и слава Богу! Талисман вернулся на место, и я бы хотел засесть за дневник Филипа. У меня не так много времени. Скоро придётся возвратиться опять в Америку, а я так и не узнал, кто же он был на самом деле.

Френсис сел за стол своего знаменитого пра пра пра деда и раскрыл дневник – время тут же унесло его в далёкий и забытый всеми пятнадцатый век.

«Я никому не могу доверить это, только моему дневнику. Возможно ли признаться кому-либо, что мне пришлось пережить и какой выбор довелось сделать? Можно ли выставить себя в таком свете? Нет. Никогда. Пусть я изложу на страницах всю мою боль, отчаяние и все те чувства, которые оставил я там, в далёкой стране. Я покинул берега Алжира, как оставил частичку моей жизни, в которой я был совершенно другим человеком, непохожим на того, каким привыкли меня знать и видеть. Только прошу небеса однажды встретить того, кого потерял в этом мире, когда уйду в иной мир, если это они сочтут нужным сделать.