1812 год в жизни А. С. Пушкина

Младые вечера, пророческие споры,
Знакомых мертвецов живые разговоры;
Поспорим, перечтём, посудим, побраним,
Вольнолюбивые надежды оживим,
И счастлив буду я…

П. Я. Чаадаев был на пять лет старше Александра Сергеевича. Как и Пушкин, родился в Москве в старинной дворянской семье. Мать его была дочерью историка М. М. Щербатова. Учился Пётр Яковлевич в Московском университете на словесном отделении.

В чине подпрапорщика Чаадаев сражался при Бородино, был награждён орденом Святой Анны IV степени и железным крестом. Участвовал в заграничных походах русской армии. В конце 1817 года был назначен адъютантом командира отдельного гвардейского корпуса генерала И. В. Васильчикова, расположением которого неизменно пользовался.

В дни возмущения рядовых Семёновского полка (1820) Чаадаева направили с известием об этом к царю, который находился в Троппау. По-видимому, из сочувствия к восставшим он не спешил. Александр I узнал неприятную новость от Меттерниха, министра иностранных дел Австрии, чем был недоволен. Весьма щепетильный в вопросах чести Пётр Яковлевич подал в отставку.

Пётр Яковлевич был неординарным человеком: вызывал у окружающих удивление оригинальностью мышления, задумчивым взглядом и одеждой. Одевался изысканно, полагая, что забота о внешности говорит о самоуважении личности. Об этой особенности Петра Яковлевича Пушкин упомянул позднее в первой главе «Евгения Онегина»:

Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
Второй Чадаев, мой Евгений…

Чаадаев внешне производил весьма благоприятное впечатление: бледное лицо, казалось, было высечено из мрамора, серо-голубые печальные глаза светились добротой, но иронически улыбались тонкие губы. Одевался он очень тщательно – «как денди лондонский».

П. Я. Чаадаев

То, что Пётр Яковлевич красив, отмечали тонкие ценители светских салонов. Е.Н.Орлова говорила, что в её время Чаадаев был «самым заметным и самым блистательным из всех молодых людей Петербурга». К тому же он оказался ещё и оригинальным мыслителем.

В 1823 году Чаадаев выехал за границу. Посетил Англию, Францию, Италию, Швейцарию и Германию. Незаурядный ум и блистательное образование дали ему возможность встретиться с замечательными учёными и мыслителями Гумбольдтом, Кювье, Шеллингом. Пребывание в западной Европе отдалило Петра Яковлевича от деятелей тайных обществ России. События 14 декабря произошли в его отсутствие.

Политическая реакция, наступившая после разгрома движения декабристов, наложила сильный отпечаток на всю жизнь Чаадаева, на его историко-философские взгляды, сделав их глубоко пессимистическими. На многие годы он заключил себя в духовное одиночество. Идеи, разработанные за период духовного томления, Пётр Яковлевич изложил в «Философическом письме», опубликованном в 1836 году в журнале «Телескоп».

В ответ на политическую реакцию самодержавия Чаадаев выступил с суровым обвинением России: её истории и культуры, самого русского народа. По его мнению, русские не дали миру ни одной полезной идеи, ни одной великой мысли. «Мы живём одним настоящим в самых тесных его пределах, без прошедшего и будущего, среди мёртвого застоя», – с горечью писал он. В это время (середина 1830-х годов) Чаадаев был склонен скептически оценивать даже события Отечественной войны 1812 года; восстание декабристов считал громадным несчастьем, отбросившим нас на полвека назад.

С горечью и недоумением читал Пушкин «Философическое письмо» того, кто дал когда-то так много для его юношеского ума. Ответ Александра бывшему наставнику был проникнут болью и гордостью за свой народ. «У нас было своё предназначение, – писал он другу молодости. – Это Россия, это её необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Нашим мученичеством развитие католической Европы было избавлено от всяких помех… Что же касается нашей исторической никчёмности, то я решительно не могу с вами согласиться».

Перечислив ряд выдающихся государственных и политических деятелей России, представителей её культуры и науки, Пушкин так закончил свой ответ Чаадаеву: «Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить Отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог её дал».

Пушкин и другие читатели философа получили ответ на свои вопросы в его «Апологии сумасшедшего»: «Больше, чем кто-либо из вас, поверьте, я люблю свою страну, желаю ей славы, умею ценить высокие качества своего народа. Я нахожу, что человек может быть полезен своей стране только в том случае, если ясно видит её».

Словом, Пётр Яковлевич Чаадаев был не безответственным критиканом, а страдальцем и печальником земли Русской.

«Мгновенью жизни будь послушен»

Столица

Колебания. Весна 1817 года прошла в нетерпеливом ожидании свободы от стеснительных ограничений учебного заведения. Обращаясь к однокашникам, Пушкин писал:

Промчались годы заточенья;
Недолго, мирные друзья,
Нам видеть кров уединенья
И царскосельские поля.

Впереди была служба – военная или гражданская. Внешне привлекательнее была первая, но не хотелось прятать свой ум под кивер. Не радовала и перспектива канцелярской работы:

Равны мне писари, уланы,
Равны законы, кивера,
Не рвусь я грудью в капитаны
И не ползу в асессора…

Так чего же хотел поэт, только-только отметивший своё восемнадцатилетие?

Друзья! Немного снисхожденья —
Оставьте красный мне колпак, —

просил Александр сокурсников. «Красный колпак» – это символ свободы французских революционеров. Пушкин хотел свободы для творческой деятельности, но это пока была только мечта. 9 июня в лицее состоялся торжественный акт выпуска первого набора учащихся, а через день юный поэт навсегда покинул его чиновником 10-го класса. Местом будущей службы была назначена Коллегия иностранных дел.

Через неделю Александр Сергеевич уехал с родителями в село Михайловское. В его дневниках сохранилась запись об этом: «Вышед из лицея, я почти тотчас уехал в псковскую деревню моей матери. Помню, как обрадовался сельской жизни, русской бане, клубнике и проч.» В конце августа он вернулся в Петербург. Жил с родителями, которые снимали семикомнатную квартиру в доме вице-адмирала Клокачёва.

Ни понимания, ни дружбы с отцом и матерью у Александра не было; поэтому он больше пребывал у друзей и знакомых, домой приходил поздно, вслушиваясь в звуки спящего города:

Всё было тихо; лишь ночные
Перекликались часовые
Да дрожек отдалённый стук
С Мильонной раздавался вдруг;
Лишь лодка, вёслами махая,
Плыла по дремлющей реке…

Барон М. А. Корф, однокашник Пушкина, утверждал: «Начав ещё в лицее, он после, в свете, предался всем возможным распутствам и проводил дни и ночи в беспрерывной цепи вакханалий и оргий с первыми и самыми отчаянными тогдашними повесами».

П. А. Вяземский поправлял педантичного, но не очень-то расположенного к поэту Модеста Андреевича: «Сколько мне известно, он (Пушкин. – Н.) вовсе не был предан распутствам всех родов. Не был монахом, а был грешен, как и все в молодые годы.

В любви его преобладала вовсе не чувственность, а скорее поэтическое увлечение, что, впрочем, и отразилось в поэзии его».

Конечно, молодой поэт не пренебрегал поздними застольями, были и амурные увлечения, но главным оставалось всё же творчество. За два с половиной года пребывания Пушкина в Петербурге им были написаны поэма «Руслан и Людмила» и масса стихотворений. Из последних отметим наиболее значимые: «Вольность», «Сказки», «Деревня», «К Чаадаеву», «На Аракчеева», «Кинжал». И рождались они отнюдь не за пиршественным столом, а в кругу людей высокой культуры и интеллекта.

Осенью 1817 года Александр Сергеевич был принят в «Арзамасское общество безвестных людей». Среди этих «безвестных» были В. А. Жуковский, К. Н. Батюшков, П. А. Вяземский, А. И. Тургенев. На собраниях общества говорили об уничтожении рабства в России, спорили о лучшем государственном устройстве, обсуждали уроки европейских революций. Иногда арзамасцы встречались в доме Е. Ф. Муравьёвой. Её старший сын Никита участвовал в Отечественной войне и в заграничных походах, был активным членом всех тайных обществ декабристов и составителем «Зелёной книги» – проекта русской конституции.

В следующем году Пушкин стал членом кружка «Зелёная лампа». Это был литературный филиал Союза благоденствия. Кружок посещали гвардейские офицеры, литераторы и театралы. Их девизом был культ свободы, включая наслаждение земными радостями жизни, презрение к холопству, поклонение Вакху и уважение личной независимости человека. Александр Сергеевич писал позднее об этом объединении интеллектуалов:

Где ты, приют гостеприимный,
Приют любви и вольных муз,
Где с ними клятвою взаимной
скрепили вечный мы союз,
Где дружбы знали мы блаженство,
Где в колпаке за круглый стол
Садилось милое равенство…

Свобода, равенство, красный фригийский колпак – слова из лексикона французской революции.

Членами кружка были А. А. Дельвиг, Ф. Н. Глинка, Н. И. Гнедич, Д. Н. Барков, будущие декабристы С. П. Трубецкой, Я. Н. Толстой, А. Д. Улыбышев, А. А. Токарев. На заседаниях кружка читались очерки политического характера, в них пропагандировалась английская конституция. Все собирались за большим круглым столом и надевали фригийские колпаки, которые во Франции носили якобинцы. Об этом внешнем признаке крайнего революционера 22 марта 1828 года Пушкину напомнил лирический поэт В. С. Филимонов, прислав свою поэму «Дурацкий колпак», на что Александр Сергеевич ответил: