1812 год в жизни А. С. Пушкина

Уже смертельно больной Николай Николаевич просил старшего брата купить ему книг рублей на 500, в особенности комедий. Во время болезни и днём и ночью ему читали книги по истории, рассказывали разного рода басни и сказки.

Умер Николай Николаевич Раевский в возрасте 42 лет – сказались военные походы, бивуачная жизнь и психологические стрессы. Но творчество А. С. Пушкина продлило жизнь его друга в веках.

* * *

С Раевскими, по словам Пушкина, он был связан «узами дружбы и благодарности». О них он неоднократно упоминает в письмах, им посвятил ряд стихотворений и поэм. В типических обобщениях его героев, таких как Онегин и Татьяна Ларина, многие черты восходят к молодому поколению Раевских. Отдельные представители этой семьи дали поэту жизненный материал для раздумий над судьбами дворянской интеллигенции его времени. Отношения Александра Сергеевича с Раевскими интересны и тем, что позволяют наглядно представить, как конкретные факты бытия претворялись в его творчестве в обобщённые образы.

Семья Раевских, безусловно, оказала заметное влияние на духовное развитие поэта. Все её члены отличались редкой образованностью и начитанностью, знанием иностранных языков. В доме Раевских царила атмосфера передовых идей и глубокого интереса к искусству: музыке, живописи и особенно к литературе, русской и иностранной. В кругу их родных были выдающиеся поэты М. В. Ломоносов и Д. В. Давыдов, в друзьях – К. Н. Батюшков, В. А. Жуковский, А. Ф. Воейков, В. И. Туманский.

Раевские, что было крайне важно для молодого поэта, дали ему почувствовать радость ощущения родственных связей и семейной жизни. Среди них он был (чуть ли не впервые) счастлив, о чём и сообщал брату Льву 24 сентября 1820 года: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался; счастливое полуденное небо; прелестный край; природа, удовлетворяющая воображение, – горы, сады, море; друг мой, любимая моя надежда – увидеть опять полуденный берег и семейство Раевского».

Каменка. В первые месяцы 1826 года Пушкин не раз вспоминал это великолепное имение, находившееся близ Тульчина, в котором располагался штаб 2-й армии – центр Южного общества. Каменка принадлежала племяннице Потёмкина Е. Н. Давыдовой (по первому мужу Раевская). Генерал Н. Н. Раевский был её старшим сыном. От второго брака у Екатерины Николаевны было ещё два сына – Александр Львович и Василий Львович.

Старший из братьев, отставной генерал, ветеран наполеоновских войн, славился гастрономическими талантами и чудовищным аппетитом. По словам В. П. Горчакова, Александр Львович очень почитал Пушкина, но его выражение приязни к поэту «сбивалось на покровительство, что весьма не нравилось» Александру Сергеевичу. Стихотворение «Давыдову» он закончил следующими строками:

Но льстивых од я не пишу:
Ты ни в чахотке, слава богу:
У неба я тебе прошу
Лишь аппетита на дорогу[22 - Александр Львович собирался в Крым и приглашал с собой Пушкина.].

Больше общался Пушкин с Василием Львовичем. Он тоже был участником Отечественной войны, после возвращения русской армии из-за границы служил в лейб-гвардии Гусарском полку, а затем – в Александрийском гусарском. В 1820 году в чине полковника вышел в отставку. В этот период, считают пушкинисты, и произошло его знакомство с поэтом. Уже в апреле 1820 года Александр Сергеевич посвятил Василию Львовичу стихотворение, в котором писал:

Когда везде весна младая
С улыбкой распустила грязь,
И с горя на брегах Дуная
Бунтует наш безрукий князь[23 - Безрукий князь – А. Ипсиланти.]
Тебя, Раевских и Орлова,
И память Каменки любя,
Хочу сказать тебе два слова
Про Кишинёв и про себя.

Стихотворение шутливое и весёлое, вольное. Вот как Пушкин сообщал одну из новостей – о смерти кишинёвского митрополита:

На этих днях, среди собора,
Митрополит, седой обжора,
Перед обедом невзначай
Велел жить долго всей России
И с сыном птички и Марии
Пошёл христосоваться в рай…

Но адресат был слишком солидным человеком для таких шуток, поэтому своё послание Александр Сергеевич закончил вполне серьёзно:

Но те в Неаполе шалят,
А та едва ли там воскреснет…
Народы тишины хотят,
И долго их ярем не треснет.
Ужель надежды луч исчез?
Но нет, мы счастьем насладимся,
Кровавой чаши причастимся,
И я скажу: «Христос воскрес».

В этом фрагменте стихотворения Пушкин напоминал Василию Львовичу о разговорах, которые велись в Каменке. «Те» – итальянские карбонарии (члены тайного общества), которые возглавили в июле 1820 года революцию в Неаполе. «Та» – политическая свобода, которую, полагал Александр Сергеевич, можно получить только через насилие – «кровавой чаши причастимся».

В начале 1820-х годов темами переписки Пушкина с Давыдовым были национально-освободительные восстания в Молдавии и Греции. Восстание было подавлено, а Греция вскоре провозгласила независимость. В первой половине марта 1821 года Пушкин писал Василию Львовичу: «Уведомляю тебя о происшествиях, которые будут иметь следствия, важные не только для нашего края, но и для всей Европы. Греция восстала и провозгласила свою свободу… Восторг умов дошёл до высочайшей степени, все мысли устремлены к одному предмету – к независимости древнего отечества… Странная картина! Два великих народа, давно падших в презрительное ничтожество, в одно время восстают из праха и, возобновлённые, являются на политическом поприще мира… Важный вопрос: что станет делать Россия?..».

У великого поэта всегда хватало недоброжелателей, которые с тайным удовлетворением вносили раздор в его отношения с друзьями. Так было и с Василием Львовичем. Летом 1823 года Пушкин писал ему: «С удивлением слышу я, что ты почитаешь меня врагом освобождающейся Греции и поборником турецкого рабства. Видно, слова мои были тебе странно перетолкованы. Ничто ещё не было столь народно, как дело греков, хотя многие в их политическом отношении были важнее для Европы».

В начале 1821 года Пушкин ездил с Давыдовыми в Киев и Тульчин, после чего личных встреч с братьями у него не было. Василий Львович, как председатель Каменской управы Южного общества, был осуждён на двадцать лет каторги.

В 20-х числах ноября 1820 года в Каменке проходило совещание членов «Союза благоденствия».

«Содержать, как злодея». И. Д. Якушкин (1799–1857), отставной капитан лейб-гвардии Семёновского полка, состоял членом всех тайных организаций декабристов. 9 февраля 1816 года он был среди учредителей «Союза спасения», поставившего своей целью уничтожение крепостничества и самодержавия.

Современникам Иван Дмитриевич запомнился как человек строгого морального облика, необычайно требовательный к себе, с высокими духовными запросами. В своих воспоминаниях он писал, что настольными книгами каждого из его окружения были сочинения древних историков – Плутарха, Тита Ливия, Цицерона, Тацита.

– В беседах наших, – говорил Якушкин, – обыкновенно разговор был о положении России. Тут разбирались главные язвы нашего Отечества: закоснелость народа, крепостное состояние, жестокое обращение с солдатами, служба которых в течение двадцати пяти лет почти была каторгой; повсеместное лихоимство, грабительство и, наконец, явное неуважение к человеку вообще.

Сказались, конечно, и впечатления, вынесенные из Западной Европы: «В продолжение двух лет мы имели перед глазами великие события, решившие судьбы народов, и некоторым образом участвовали в них; теперь было невыносимо смотреть на пустую петербургскую жизнь и слушать болтовню стариков, восхваляющих всё старое и порицающих всякое движение вперёд. Мы ушли от них на сто лет вперёд» (66, 66).

В конце 1817 года в Москве в квартире А. З. Муравьёва собрались члены «Союза спасения» для обсуждения письма князя С. П. Трубецкого. В нём передавались слухи о том, что царь благоговеет к Польше и ненавидит Россию. Он намерен отторгнуть некоторые земли России в пользу поляков и перенести столицу своей страны в Варшаву.

После прений Муравьёв сказал, что «для отвращения бедствий, угрожающих России, необходимо прекратить царствование императора Александра». Все согласились с этим. Тогда Муравьёв предложил бросить жребий, чтобы определить, кто должен будет нанести удар царю. Но Якушкин заявил, что он и без жребия готов принести себя в жертву и никому не уступит этой чести.

– В таком поступке, – говорил он позднее, – я видел не убийство, а только поединок на смерть обоих.

Якушкин рано вышел в отставку и жил в своём смоленском имении Жуково, но часто встречался с единомышленниками в Москве, Тульчине, Кишинёве, Каменке. В январе 1820 года, будучи в Петербурге, Иван Дмитриевич познакомился с Пушкиным. Это случилось в квартире П. Я. Чаадаева. На ветерана войны и члена тайных обществ поэт произвёл нелестное впечатление.

– В общежитии Пушкин был до чрезвычайности неловок и при всей своей раздражительности легко обижался каким-нибудь словом, в котором решительно не было для него ничего обидного. Иногда он корчил лихача, вероятно, вспоминая Каверина и других своих приятелей-гусаров в Царском Селе, при этом он рассказывал про себя самые отчаянные анекдоты, и всё вместе выходило как-то очень пошло.

Зато заходил ли разговор о чём-нибудь дельном, Пушкин тотчас просветлялся.

Вскоре случилась вторая встреча. «Приехав в Каменку, – вспоминал Якушкин, – я полагал, что никого там не знаю, и был приятно удивлён, когда случившийся здесь Пушкин выбежал ко мне с распростёртыми объятиями. Василий Львович Давыдов, ревностный член тайного общества, узнавши, что я от Орлова, принял меня более чем радушно».

Среди собравшихся в Каменке были Н. Н. Раевский, сводный брат Давыдова, и его сын Александр. Приезд гостей приурочили к именинам хозяйки дома Е. Н. Давыдовой.

После обеда все собирались в большом зале и разговаривали, разговаривали… Темами бесед были революционные события в Западной Европе и восстание Семёновского полка в Петербурге. По поводу событий на западе Орлов говорил:

– Революция в Испании, революция в Италии, революция в Португалии, конституция тут, конституция там. Господа государи, вы сделали глупость, свергнув Наполеона.

Вопросы реорганизации тайного общества обсуждались, конечно, кулуарно. А. Раевский не верил, что Якушкин случайно заехал в Каменку, и всё порывался установить истину. Чтобы сбить Александра с толку, Орлов, Давыдов и Охотников договорились разыграть его. Выбрав Александра Николаевича президентом, они начали прения о том, нужно ли тайное общество в России. Орлов привёл ряд аргументов за и против тайного общества. Давыдов и Охотников поддержали Михаила Фёдоровича. Пушкин с жаром доказывал его необходимость, а Якушкин – его ненужность. Раевский стал возражать, на что Иван Дмитриевич заявил:

– Мне нетрудно доказать вам, что вы шутите. Я предложу вам вопрос: если бы теперь уже существовало тайное общество, вы, наверное, к нему не присоединились бы?

– Напротив, наверное, бы присоединился, – последовал ответ.

– В таком случае давайте руку.

Раевский с готовностью протянул руку. В ответ Якушкин, расхохотавшись, заявил: