Есенин, его жёны и одалиски

1. Таланта у меня нет, я только бегал за ним.

2. Сейчас я вижу, что до высоты мне трудно добраться, подлостей у меня не хватает, хотя я в выборе их не стесняюсь. Значит, я ещё больше мерзкий человек. И если Вы скажете: “Подлец” – для меня это лучшая награда. Вы скажете истину.

Да! Вот каков я хлюст! Но ведь много и не досказано, но пока оставим. Без досказа…»

Да, в северную столицу России ехал не просто хорошенький мальчик, а боец, внутренне отринувший все цивилизационные установления (вера, семья, брак, дети…) ради воплощения в реальность задатков своего творческого гения.

* * *

В самохарактеристике девятнадцатилетнего поэта, к сожалению, много верного, что наглядно демонстрирует его отношение к первой жене и к первому сыну. С 1923 по 1946 год Изряднова жила в доме 44, квартира 14, в переулке Сивцев Вражек. Она занимала одну из пяти комнат в коммуналке. Есенин был в ней только раз – в октябре 1925 года. Пришёл, чтобы сжечь ворох бумаг. Попутно дал указание в отношении сына Юрия, которому было десять лет, – не баловать.

Сам не баловал. В голодные годы Гражданской войны подкармливал любовницу (Эйгес), но ни разу не вспомнил о брошенной им беззащитной паре – жене и ребёнке. Словом, по его же выражению, был тот ещё хлюст.

Кстати, о бумагах. Изряднова попыталась отговорить бывшего супруга от их уничтожения, но её уговоры не помогли. Есенин разволновался и с упрёком бросил:

– Неужели даже ты не сделаешь для меня то, что я хочу?

Конечно, сделала. Видя, что любимый чем-то озабочен, спросила, что случилось.

– Смываюсь, – ответил Сергей Александрович, – уезжаю, чувствую себя плохо, наверно, умру.

Был октябрь 1925 года.

Анна Романовна мужественно перенесла все трудности тогдашнего бытия и всю жизнь боготворила своего гражданского мужа.

Т. Есенина (дочь поэта от Зинаиды Райх) говорила о ней:

– Анна Романовна принадлежала к числу женщин, на чьей самоотверженности держится белый свет. Глядя на неё, простую и скромную, вечно погружённую в житейские заботы, можно было обмануться и не заметить, что она была в высокой степени наделена чувством юмора, обладала литературным вкусом, была начитанна. Всё связанное с Есениным было для неё свято, его поступков она не обсуждала и не осуждала. Долг окружающих по отношению к нему был ей совершенно ясен – оберегать. И вот – не уберегли. Сама работящая, она уважала в нём труженика: кому, как не ей, было видно, какой путь он прошёл всего за десять лет, как сам менял себя внешне и внутренне, сколько вбирал в себя – за день больше, чем иной за неделю или за месяц.

Изряднова вырастила сына в уважении к отцу, подружила его с детьми поэта от второй жены, что было непросто для рядовой труженицы. (После развода с Есениным Райх вышла замуж за выдающегося режиссёра Вс. Э. Мейерхольда.) Константин Есенин, сын поэта и З. Райх, с благодарностью вспоминал о первой супруге отца:

«Удивительной чистоты была женщина. Удивительной скромности. После того, как я остался один[7 - Мейерхольд был арестован, а Райх убита.], Анна Романовна приняла в моей судьбе большое участие.

В довоенном 1940-м и 1941 годах она всячески помогала мне – подкармливала меня в трудные студенческие времена. А позднее, когда я был на фронте, неоднократно присылала посылки с папиросами, табаком и тёплыми вещами».

Интересна история с коробкой папирос С.А. Есенина, переданная Константином потомкам:

«В тот день, что и к нам[8 - 23 декабря 1925 года, перед отъездом в Ленинград.], Сергей Александрович пришёл к Анне Романовне, чтобы проститься с Юрой. Он оставил на столе коробку папирос. Курил он “Сафо”. Были такие папиросы высшего сорта, с женщиной в тунике[9 - Туника – у древних римлян белая одежда, которую носили под тогой.] на коробке. В коробке оставалось, как говорила Анна Романовна, несколько папирос. Их выкурил Юра. А одну оставил на память. Коробка была семейной реликвией.

В 1941 году, в ноябре, в тяжёлые для Москвы дни, я пошёл добровольцем в Красную Армию. Отправка задерживалась, и несколько дней я всё ходил по опустевшему городу – прощался с ним. А потом у Анны Романовны рассматривал разные отцовские реликвии. Вынули и коробку “Сафо”. Ей тогда уже было… шестнадцать лет. Папироса засохла, и табак начинал высыпаться. По торжественности случая я выкурил в этот день, пятого декабря 1941 года, последнюю папиросу отца».

Константин Есенин и Юрий Изряднов

Вспоминал Константин Сергеевич брата и по другому случаю: «В феврале 1937 года на шумной вечеринке мы простились с Юрой, который уходил в армию (я очень дружил с ним)».

Служба Юры продолжалась недолго: уже в апреле он был арестован. Обвинительное заключение по его делу гласило:

1. Распространял на протяжении ряда лет[10 - То есть со школьной скамьи!] контрреволюционную клевету против партии и Советского правительства.

2. Обсуждал вопрос о совершении террористического акта против руководства партии и правительства.

3. Обсуждал вопросы о переходе границы Советского Союза с целью невозвращения в СССР, то есть в преступлениях, предусмотренных статьями 19-58 п. 8 и 11 УК РСФСР.

Это была расстрельная статья Уголовного кодекса. Но Анна Романовна не знала о гибели Юры и до конца своих дней (1946) носила ему передачи на Лубянку. Трудно представить кошмар одинокого доживания этой ещё не старой женщины (умерла в 55 лет).

Соприкосновение с гением исковеркало всю жизнь рядовой русской женщины. Но, по уверениям биографов её мужа, Изряднова не жалела об этом и жила воспоминаниями о мгновениях счастья, осветивших горячим светом все последующие годы её нелёгкого бытия.

Признание. 9 марта 1915 года Есенин был уже в столице. Прямо с вокзала пошёл к А.А. Блоку (его адрес узнал в первом же встретившемся на его пути книжном магазине). Двери ему открыл сам Александр Александрович.

– Когда я смотрел на Блока, – вспоминал Есенин, – с меня капал пот, потому что в первый раз видел живого поэта.

«Как в первый раз? – спросит читатель. – А Суриковский кружок из кого состоял – из половых или, может быть, трупов?» Увы, вчерашние коллеги по кружку не соответствовали высоким идеалам молодого поэта (к концу его жизни это были А.С. Пушкин и Н.В. Гоголь).

Блоку Есенин понравился. В дневнике он отметил: «Крестьянин Рязанской губернии. 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные».

Александр Александрович дал «крестьянину» Есенину рекомендации к нужным людям и совет быть осторожным в новом для него мире:

– За каждый шаг свой рано или поздно придётся дать ответ, а шагать теперь трудно, в литературе, пожалуй, всего труднее. Я всё это не для прописи вам хочу сказать, а от души; сам знаю, как трудно ходить, чтобы ветер не унёс и чтобы болото не затянуло.

Первым Сергей Александрович посетил С.М. Городецкого, имевшего большие литературные связи. Сергей Митрофанович радушно принял посланца короля поэтов.

– Стихи, – вспоминал он, – Сергей принёс завязанными в платок. С первых же строк мне было ясно, какая радость пришла в русскую поэзию. Начался какой-то праздник песни. Мы целовались, и Сергунька опять читал стихи. Но не меньше, чем прочесть стихи, он торопился спеть рязанские «прибаски, канавушки и страдания»… Застенчивая, счастливая улыбка не сходила с его лица. Он был очарователен со своим звонким озорным голосом, с барашком вьющихся льняных волос, синеглазый.

Городецкий оставил Есенина у себя, и тот некоторое время пользовался гостеприимством нового друга.

С. Есенин и С. Городецкий

Следующий визит Сергей Александрович нанёс издательскому работнику М.П. Мурашёву. Михаил Павлович сразу проникся к нему сочувствием: накормил, расспрашивал про учёбу, спросил, где он остановился. Есенин сказал, что ночует у своих земляков. Явно соврал, так как позднее писал: «Когда Мережковский, гиппиусы и философовы открыли мне своё чистилище и начали трубить обо мне, разве я, ночующий в ночлежке по вокзалам, не мог не перепечатать стихи, уже употреблённые?»

Блок, Городецкий и Мурашёв очень способствовали взлёту известности Есенина, рекомендуя его издателям и редакторам журналов. Из петербургских поэтов первым Сергей Александрович познакомился с Рюриком Ивневым. По рассказу Есенина, это случилось так:

– К нему я первому из поэтов пришёл. Скосил он на меня, помню, лорнет, и не успел я ещё стишка в двенадцать строчек прочесть, а уж он тоненьким таким голосочком: «Ах, как замечательно! Ах, как гениально! Ах… – и, ухватив меня под ручку, поволок от знаменитости к знаменитости, свои «ахи» расточая тоненьким голоском…»

Стихотворения Есенина печатались во многих газетах и журналах – за первые полтора месяца пребывания в столице было опубликовано полсотни его произведений. Сергея Александровича приглашали в литературные салоны, в которых говорили о нём как о чуде. По салонным рассказам, нежданно-негаданно в Петербурге появился кудрявый деревенский паренёк, в нагольном тулупе и дедовских валенках. В столицу пришёл пешком из далёкой рязанской деревни и сразу сразил своим талантом Александра Блока…

В салонах того времени преобладала эстетствующая молодёжь. Юноши пудрили щёки, мазали помадой губы, подкрашивали ресницы и брови. Среди них было много «голубых» и много претендующих на звание поэтов. Есенин с любопытством приглядывался и прислушивался к ним, но сам помалкивал. Один из современников Сергея Александровича, сошедшийся с ним в первые дни пребывания поэта в Петербурге, писал: «Очень многое из того, что он видел вокруг, было для него новым и необычным. Отсюда возникали его смущение и любопытный взгляд исподтишка, с каким он, стараясь быть незамеченным, рассматривал незнакомые ему лица. Отсюда же проистекала постоянная настороженность молодого Есенина и та пытливая жадность, с которой он прозревал новизну».

Слух о явлении молодого крестьянского поэта, подающего большие надежды, быстро распространился по всему Петербургу. Восторженный Рюрик Ивнев утверждал:

– Литературная летопись не отмечала более быстрого и лёгкого вхождения в литературу. Всеобщее признание свершилось буквально в какие-нибудь несколько недель. Я уже не говорю про литературную молодёжь. Но даже такие «метры», как Вячеслав Иванов и Александр Блок, были очарованы и покорены есенинской музой.

Н.А. Клюев. С 1 мая по 29 сентября Есенин провёл в Константинове. Проездом в пенаты на два дня остановился в Москве. А. Изряднова, любящая и всепрощающая, была счастлива жалкому подарку судьбы и с благодарностью говорила, приукрашивая горькую действительность:

– В мае приехал в Москву уже другой, был всё такой же любящий, внимательный, но не тот, что уехал. Немного побыл в Москве, уехал в деревню, писал хорошие письма[11 - Ни одного письма Есенина к А.Р. Изрядновой не сохранилось, и, судя по его отношению к первой жене, едва ли таковые были. Анна Романовна была женщиной ответственной, очень любила мужа и письма его, конечно, сберегла бы (как документы, отданные ей Есениным на хранение).].

В Константинове Сергей Александрович написал повесть «Яр» и подготовил первый сборник стихов «Радуница», завязал переписку с Н.А. Клюевым: «Дорогой Николай Алексеевич! Читал я Ваши стихи, много говорил о Вас с Городецким и не могу не писать Вам. Тем более тогда, когда у нас есть с Вами много общего. Я тоже крестьянин и пишу так же, как Вы, но только на своём рязанском языке. Стихи у меня в Питере прошли успешно. Из 60 принято 51. Я хотел бы с Вами побеседовать о многом, но ведь “через быстру реченьку, через тёмненький лесок не доходит голосок”. Если Вы прочитаете мои стихи, черканите мне о них. Жму крепко Вашу руку».

Клюев сразу принял молодого поэта в своё сердце, взял на себя роль его наставника и предостерегал от двоедушия петербургского общества.