Демократия и обед

В детском саду из клумбы кто-то вырвал большой красивый цветок и бросил на дорожку. Воспитательница собрала ребятишек и стала рассказывать им, что цветы рвать нельзя, что это чей-то труд, и вообще, природу надо любить. Потом в журнале она написала: проведена беседа на тему «Берегите природу!»

Ромочка Станков (а это он сорвал цветок) воспитательницу не слушал. Он в это время ботинком пытался засыпать муравья, чтобы посмотреть, как тот будет выбираться из кучи песка.

В школьномсаду перед кустом сирени с обломанными ветками преподаватель биологии платочком вытирала слёзы. Чтобы такое не повторилось в будущем, на педагогическом совете решили провести классные часы на тему: «Берегите природу!»

В 8-м «а» классе, где учился Рома Станков, подаривший школьную сирень знакомым девчонкам, классный час прошёл без него. Он в это время в подвале соседнего дома угощал своего приятеля пивом, купленным на сдачу, которую не отдал своим родителям.

В передаче «Берегите природу!» на государственном канале телевидения шла речь о плачевном состоянии российских лесов. Журналист с цифрами и фактами доказывал, что незаконные порубки, не только губят отечественный лес, но и лишают животных привычной среды обитания. На экране, выжимая слезы телезрителей, голодные медвежата жалобно звали медведицу.

Роман Станков (он же «Станок») передачу не смотрел. Он в это время командовал погрузкой не совсем законно спиленного им леса. В промежутках между командами перед его глазами иногда возникала картина сегодняшнего торжества в его не одноэтажном доме – торжества по случаю рождения его наследника. Сына назвали тоже Романом.

Люди! Берегите природу!

Будни пресс-центра

Звонок телефона заставил вздрогнуть начальника пресс-центра УВД Александра Ивановича Зеленкина. Он зашёл в комнату оперативников узнать, есть ли какие новости. И тут на столе зазвонил телефон. Ему бы не брать трубку, но сработала привычка.

– Полковник Михайлов. С кем говорю? – спросил голос из трубки.

– Майор Зеленкин, – произнес Александр Иванович. Обычно он мужчинам представлялся по званию, а женщинам по должности. Должность в глазах собеседника создавала образ интеллигента, а звание – мужественного человека.

– Так, майор, бери свою группу и быстро на Болотную, 87. Там наш старый знакомый – Батон. Задержите его. На всю операцию даю два часа.

Зеленкин знал этого решительного, немного грубоватого полковника из областного управления – его побаивалось всё местное начальство и даже оперативники.

– Есть, – четко произнес он в уже пикающую трубку, и… запаниковал: «Он же подумал, что я руководитель опергруппы! Как же я задержу уголовника, у меня даже пистолета нет! Всё – это конец! Меня уволят! Где же взять пистолет?»

Зеленкин засуетился, стал искать в столах. Нашёл оставленные кем-то наручники и сунул их в карман. Мысли мелькали одна за другой и беспорядочно двигали всеми частями его тела.

Он забежал в свой кабинет. Сунул в нагрудный карман несколько листков писчей бумаги. «Сделаю кляп в рот Батону, – подумал Зеленкин. – Может, я его уговорю сдаться, ведь все завидуют тому, как я умею красиво говорить? А если не получится? Тогда позову его, и, когда он будет выходить, дам ему подножку», – успокаивал себя Александр Иванович.

Сделав круг по кабинету, он вытащил из урны шпагат от недавно распечатанной пачки брошюрок. Это были очередные методические рекомендации по организации работы пресс-центра, присланные из областного Управления по связям с общественностью. Забыв про наручники, которые были в кармане, подумал: шпагат пригодится, чтобы связать Батона.

«Но один я не справлюсь! Кого-то надо взять с собой!» – подумал Зеленкин. Но взять было некого. Его заместитель капитан Регина Павловна Милкина в настоящее время загорала в Эмиратах. Лейтенант Васильев – на курсах повышения квалификации. Водитель Петров отпросился в аэропорт – встречать тёщу.

«Может, позвать друга?» – мелькнуло в голове Зеленкина. Это был его однокурсник по филологическому факультету, а ныне руководитель пресс-центра городской администрации. «Нет, он сейчас где-нибудь в библиотеке сидит над диссертацией по Гоголю. Да и к тому же нельзя подставлять человека, – подсказала милицейская совесть Александра Ивановича. – Пойду сам, будь, что будет!»

«Сначала надо подумать, как я его буду брать, – размышлял он. – Так, сначала я вхожу и кричу: „Руки вверх!“, потом быстро надеваю наручники. Стоп, а как это делается?»

Он достал наручники и, вспоминая кадры недавнего телесериала, пристегнул наручники к трубе отопительной батареи, а потом, накинув на свою руку, сжал наручники. Они щелкнули. Александр Иванович попытался их снять – не получилось – наручники надежно приковали его к центральному отоплению.

Пытаясь вспомнить все варианты освобождения от наручников, которые он видел в полицейских телесериалах, Зеленкин извивался около трубы, но сделать ничего не смог.

Прошло полтора часа. Майор перестал трепыхаться, им овладело уныние.

Стук в дверь, заставил его вздрогнуть. Дверь открылась, и Александр Иванович увидел… лицо Батона.

– Можно, войти? Начальник, я прошу оформить мне явку с повинной!

– Сними с меня наручники, оформим.

Батон, взяв со стола скрепку и тут же открыл наручники.

Через некоторое время на Доске почета управления внутренних дел красовался портрет Александра Ивановича Зеленкина со сверкающей медалью на кителе.

Великий негодяй

(пародия на речи об артистах)

Его отличала огромная работоспособность. Он сыграл около двухсот отрицательных героев. А как он вживался в роль!

Его роли стали его натурой. Просто любо-дорого было смотреть, как он материл сослуживцев, как он подличал, когда писал доносы на своих друзей! Он ненавидел свою жену, бил своих детей. Он спал со всеми артистками подряд, а потом всем рассказывал об этом. Это почерк гения! Я уж не говорю про выпитые литры спиртного, про ночные оргии в гостиницах мира, про разбитые носы горничных, официантов и водителей такси. Жизнь как песня, жизнь как роль, жизнь как вечный поиск её смысла!

Сколько артистов своего амплуа он воспитал! Но как бы они ни пытались, несмотря на все старания, у них не получалось играть подобные роли с таким блеском, как у него. Непревзойдённый мастер отрицательного персонажа, он так и останется в нашей памяти подонком из подонков, негодяем из негодяев, для которого нет ничего святого. Вот что такое подлинный талант!

В поликлинике

Следующий!

Так, бахилы есть? Есть. Где брали? Ну, надо было в нашей аптеке. Талончик на очередь есть? Есть. Сами понимаете: иначе у меня зарплаты не будет.

На что жалуемся? Горло болит? И почему? Бронхит, говорите? Так и запишем: диагноз – бронхит. Пойдём дальше: чем лечите? Митронидозол? Ооо! Так, пишем рецепт: митронидозол. Ещё вот это лекарство рекомендую. Очень хорошее. Никто ещё не жаловался. Так, как же оно называется? Ага, пишем. Обязательно купить его в нашей аптеке!

Через неделю жду. Не забудьте талончик на очередь!

Следующий!

Так, бахилы есть? Есть. Где брали? Надо было в нашей аптеке. Талончик на очередь есть? Есть. Вы же понимаете: иначе без зарплаты останусь.

Что болит? Ребра? Ударились? Больно говорите? Так, пишем: ушиб.

Чем лечили? Ничем не помогает? Не может быть! Зелёнкой мазали? Мазали. Йодом мазали? Что, тоже не помогает? И к бабке ходили, и не помогло? Надо же, я как-то ходил – помогло. Да, тут, видно, особый случай.

Интересно, а чем ещё мажут? Не знаете. Ну ладно. Ах да, вспомнил! Тут мне один больной два тюбика оставил. Говорит: очень помогают. Вот я их вам и выпишу. Так, пишем: хан-дро-ксид. Второй: фастум-гель. Вы ими сразу двумя и натирайте – через четыре часа (так вроде), а через неделю мне скажете, какой из них лечит лучше. И не забудьте талончик на очередь взять.

Да, чуть не забыл, ещё одно лекарство выпишу. Очень хорошее. Никто не жаловался. Так, пишем. Вот склероз! Как его там? Ага, пишем.

И прошу вас, обязательно в нашей аптеке покупайте.

Заведующая аптекой? Ну да, жена. А что? Это очень удобно. Утром на работу – вместе, в обед в столовую – вместе, вечером с работы – вместе. Удобно. Н-да…

Следующий!

Все по закону

Господин судья! Ваша честь! Здесь какое-то недоразумение. Как это – «незаконное увольнение»? Как это – «восстановить на работе»? Я уже приняла на это место дочку… Ну, вы знаете – кого. Вы же понимаете, что её уволить уже нельзя! А у Петровой было два выговора, поэтому я её и уволила, тут всё по закону. Первый выговор ей был за отказ участвовать в литературном конкурсе, посвященному десятилетию нашей организации. А что, я что ли за неё должна была писать стихи? Второй приказ был за нарушение формы одежды. Всем как сказали, так они и пришли. А она сказала, что ей это не идёт! Всем идёт, а ей, видишь ли, нет! Что оставалось делать – у нас же корпоративная культура! Без этого нельзя. Это же сейчас везде!

Один приказ устарел? Но тут, ваша честь, была уважительная причина. Этот приказ от 4 марта приходился на пятницу, а в следующем году 4 марта – суббота, поэтому пришлось приказ издавать 6 марта. Но это же – случайность, подумаешь – два дня! Главное суть – Петрова виновата.