Престол и монастырь

– Не знаю, как и думать, боярин, – отвечал Одинцов, – только не чаю тут хорошего. Для чего царевне понадобился Стремянной полк? Не для забавы же Петра Алексеича? Ему и дворовых мальчишек довольно. И заметь, князь, именно Стремянной – самый для нас ненадежный.

– Может, для собственной охраны, Борис Андреич.

– Что за охрана, боярин, в селе Коломенском-то! Нет, тут, ведаю, потаенное… Говорил мне сегодня Иван Борисов, стрелец моего полка, брат его еще служит конюхом у царевны, будто она разослала гонцов по разным городам с приказом собирать рать. Не ведомо тебе для чего?

– Не знаю… не слыхал… Борис Андреич, кажись бы, незачем… Недавно поехали наши гонцы к соседям с приглашением съехаться с обеих сторон для переговоров о вечном мире.

– Так для чего ж ополчение?

– Не знаю… полагаю так… пустая болтовня. Мало ль что врется в челяди.

– Ну а зачем Стремянной полк царевне?

– Может, какая-нибудь надобность встретилась. Может, жалоба какая на кого из стремянных… Она многих знает лично, принимает участие.

– Если б жалоба, то передала бы тебе, князь, или переслала б в приказ.

– А может, и в самом деле царю Петру Алексеевичу хочется научиться воинскому строю. Он хоть и ребенок, а вострый.

– Да дело не в этом, Борис Андреич, – продолжал князь, – а скажи мне: посылать ли стремянцев к царевне.

– Я бы не послал, князь.

– Да и я так думаю. Скажу, что, мол, полк собирается идти на очередь в Киев.

– Да вот еще забыл передать тебе, боярин. Тот стрелец сказывал мне, будто как только приехала царевна в Коломенское, так туда тотчас же явился Ванька Надорванный.

– Как, Надорванный в Коломенском? – с живостью спросил князь. – Правду ли сказал твой стрелец? Не врет ли?

– Не ручаюсь, от того же брата он слышал.

– Может, оба были пьяны?

– Не знаю. Оно правда, стрелец-то мой шибко запивает, до беспамятства, да, кажись, теперь не очередь. А с Надорванным разве ты разошелся, боярин?

– Разошелся, – отрывисто и насупившись отвечал князь.

– Что так? Про что?

– Да так… вздумал приказывать. Считал на свойство с царевной и задрал нос, да я скоро ошиб. Молод… не больно из дальних… старыми князьями помыкать не след. Я ему и пригрозил по-своему.

Разговор оборвался. Напоминание о Милославском, видимо, раздражало князя. Одинцов скоро ушел.

На другой день гонец уехал в Коломенское с отказом князя в высылке туда Стремянного полка.

Глава XVI

Между тем как в Москве все стихало и таилось в каком-то болезненном ожидании, в селе Коломенском проявились необычные движение и деятельность. Давно Коломенское не видало у себя таких многочисленных гостей и притом таких беспокойных. Не успевал первый поезд разгрузиться, как следует домовитым хозяевам, не успевала пыль улечься по старым местам, как новая поднималась в безветренном воздухе и новый поезд подходил к селу, а за этим поездом еще и еще… Кончились поезда, стали наезжать отдельные экипажи.

Шум, беготня, смех и ругань на царском дворе неумолчные; то ногу кому-нибудь прихватит колесом, то какой-нибудь ловкий парень изловчится ущипнуть бойкую сенную девушку на бегу, и каждый пользуется неурядицей для своего личного дела.

Наконец разгруженные экипажи задвинуты на задний двор, лошади пущены на подножный корм. Казалось, можно было бы человеку и угомониться, сходить в приготовленную баньку, покушать поплотнее на живительном деревенском воздухе и заснуть сном безмятежного праведника – так нет… Несонливые гости наехали. Гонцы верхами засновали по дороге, тот в Москву, этот из Москвы – и конца и счета им нет.

Мало-помалу все-таки стало поутихать, и день Нового года прошел благополучно, а на другой день – новая перемена.

На рассвете второго сентября подъехал к Коломенскому дворцу преданный царевне стрелецкий полковник Акинфий Данилов. Сойдя с лошади и подойдя к запертым еще воротам, он при свете пробивающегося дня приметил прибитую к полотну ворот бумажку.

«Ба, что это? Не приказ ли какой приезжающим, – подумал он и, осторожно сняв бумажку, с трудом прочитал крупно начерченные знаки: „Вручить царевне Софье Алексеевне”.– Странное письмо, а все-таки нужно передать государыне», – решил он, спрятав письмо в карман. Затем он постучал в ворота.

– Что, государыня царевна еще не изволила встать? – спросил он, входя во внутренний двор, привратника, лениво затворявшего за ним ворота.

– А вон видишь отворенное окно-то? Это в ее опочивальне. Видно, уж изволила встать.

– Так скажи кому-нибудь доложить государыне о приезде из Москвы стрелецкого полковника.

Привратник направился к дворцу.

Вскоре из внутренних покоев вышел ближний стряпчий царевны и, подойдя к приехавшему, с неласковостью и видимым оттенком подозрительности допросил:

– Кого тебе нужно, честной господин?

– К государыне приехал, к царевне Софье Алексеевне, – отвечал приехавший.

– А как обзывать тебя?

– Акинфий Данилов.

– А званья какого и откуда?

– Стрелецкий полковник – из Москвы.

– А с каким умыслом?

– Про то буду докладывать государыне, а не тебе, – с досадой уже ответил полковник.

– Ну иди за мной. Государыня сама изволила тебя видеть в окошко и приказала привести к себе, да опасливо…

Царевна действительно не только встала, но уж успела сделать свой утренний туалет и помолиться Богу. Теперь она у окна читала книгу.

– Здравствуй, мой верный Данилов, – приветливо начала она вошедшему, благосклонно протягивая руку, которую тот поцеловал. – Когда из Москвы и каких вестей привез?

– Выехал я, государыня, ночью тайком от стрельцов других полков и вестей особливых с собой не привез.

– Когда Стремянной полк придет сюда?

– Не ведаю, государыня, а слышал я, будто князь назначает его к походу в Киев.

– Да, он мне писал об этом, но я приказала переменить и назначить к походу другой полк, – с раздражением стала говорить правительница, и снова на лбу ее образовалась знакомая складка. – На молебствии вчера ничего не случилось?