Оценить:
 Рейтинг: 3.5

Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф

Год написания книги
2017
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
5 из 8
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
– Александр Карлович, вы спите?

– Сплю.

– Ну, спите, спите.

Еще он любил, также по ночам, играть на скрипке и петь псалмы. Учился он, кажется, в духовной семинарии.

Он был несчастен в личной судьбе. Это касается его детей; жену он очень любил, как и она его. Он женился в ссылке на крестьянке, воспитал ее, обучил грамоте. Она была очень умна, у нее глаза, казалось, видели тебя насквозь».

Помимо традиционных в России разговоров, «Громаду» больше всего интересовали проблемы переводов мировой литературы на украинский язык. Это касалось не только художественной литературы, но и научной: по философии, астрономии, медицине, физике, химии и т. д. Можно сказать, что задача их в основном была просветительская.

В упомянутой статье Александр Карлович дает открытую и смелую оценку убийства Александра II, а ведь на дворе 20-е годы: «Хотя народовольцы называли это победой, но это было не более как крупная политическая ошибка, стоящая России 25 лет тягчайшей реакции и отодвинувшая дело возрождения на много лет». И далее: «…Для общества в широком смысле – это был государь, воспитанник Жуковского, благородно мысливший и давший великие реформы: эмансипацию печати, хотя относительную, судебную реформу, самоуправление».

Действие, как всегда, не было равно противодействию. Последнее – несравнимо сильнее и бессмысленнее. С 1884 года начались аресты. Фамилия жандармского офицера была вполне в духе русской сатирической литературы – Дремлюга по кличке «Оборванец». Начинается тюремно-ссыльная страница биографии дворянина-демократа Александра Тарковского, которая продолжается до 1892 года, т. е. восемь лет. Три года по тюрьмам и пять лет ссылки в Иркутскую губернию. Невеста Александра Карловича Александра Сорокина также была арестована, но вскоре отпущена.

Есть интересная черта в истории русской тюремно-каторжанской и ссыльной интеллигенции, особенно дворянской. Здесь творческое напряжение духа свободно от обязательств перед кем бы то ни было. Ты можешь опуститься до любого уровня. Вниз ступеней не считают. Но, как заметил Карл Юнг, «избранников проверяет яма». Русские ссыльные в большинстве своем несут культуру туда, куда их забрасывает судьба. Они все умеют рисовать, писать, они любопытствуют, исследуя новый мир вокруг себя, ведут деятельную переписку. Это традиция. Александр Карлович – крепкое звено такой цепи. В ссылке Тарковский продолжает образование: много читает, изучает языки.

Из ссылки он привез «Сибирские очерки», две толстые рукописные книги. Сейчас рукописи «Сибирских очерков» хранятся в архиве Пушкинского Дома в Санкт-Петербурге, переданные туда для широкого их использования правнуком, Арсением Андреевичем Тарковским.

«Сибирские очерки» состоят из двух книг: «В гостях у Хамбо-Ламы» и «В тайге».

Александр Карлович описывает путешествие с проводником к озеру Косо-Гол вблизи Хотинского дацана. Одну из глав он называет «Настоящая Азия» (Бурятия).

Включая мельчайшие подробности, с огромным юмором (а юмор А.К. был присущ настоящий, т. е. по отношению к себе) рассказывает автор о своем знакомстве с Великим Ламой, его резиденции, обычаях, типах людей. В стиле повествования – доскональность этнографа. В описании природы тайги – знание натуралиста, естественника. Его литературный стиль можно назвать «дарвиновским», т. е. сочетание остроумной литературы с точностью научного наблюдения.

Почерк Александра Карловича каллиграфический, читать рукопись легко. (Мы публикуем ее в приложении к нашей книге.) И тут появляется Александр Тарковский не как дед режиссера Андрея и отец поэта Арсения, но талантливый самобытный писатель-путешественник, автор прозы «Путешествие к озеру Косо-Гол».

Можно бы добавить его же перевод с итальянского «Ада» Данте. Сегодня такой перевод кажется архаичным, несколько дилетантским, но, сколько известно, претензии есть даже к переводу Михаила Лозинского.

В 1895 году Александр Карлович переводил итальянского поэта Кордуччи, в то время близкого ему по несколько меланхолическому настроению.

На дни свои былые
Гляжу уныло я:
Порывы там благие
И вера там моя[11 - Архив А.А. Тарковского. Фонд № 830. Коробка № 16. СПб, Пушкинский Дом.].

V

1895 год – после возвращения из ссылки. «Порывы» и та «вера» остались «там». Видимо, было грустно. Первая половина жизни почти завершилась. В дальнейшем «народовольческое» прошлое всегда присутствовало в биографии и всегда по-разному. С одной стороны, мешало. Он не мог ни занять высоких постов, ни стать членом Городской управы, ни «товарищем директора Общественного банка», где служил. Хотя в то же время был очень знаменит и пользовался уважением в обществе. Его знал весь город.

С другой стороны, когда пришли иные времена и нужны были разного рода справки, прошлое помогало. В частности, Мария Даниловна Тарковская получала пенсию 49 руб. 75 коп. за умершего мужа своего – бывшего народовольца[12 - Архив А.А. Тарковского. Фонд № 830. СПб, Пушкинский Дом.].

Приводим еще один любопытный документ 1923 года: «Комиссия по назначению пенсии» вынесла положительное решение, целиком аргументированное подробным изложением революционного прошлого уже слепого Александра Карловича и гибелью старшего сына Валерия в 1919 году.

Александр Карлович был женат дважды. Первый брак был овеян романтизмом и долгой идеально-литературной историей. Гимназистка старших классов Александра Сорокина и Александр Тарковский. Александр и Александра, они любили друг друга. Она разделяла его взгляды и даже была ненадолго арестована. Влюбленные переписывались и после возвращения из ссылки поженились. Александра Андреевна родила дочь, которую назвала необычным именем Леонилла. Александр Карлович служит в городском Общественном банке. Через несколько лет жена умирает, и он остается вдовцом с маленькой дочкой. Мы ничего о ней не знаем, но Марина Арсеньевна в книге «Осколки зеркала» упоминает, что Леонилла стала актрисой и что Мария Даниловна Тарковская умерла в Москве в ее доме.

По возвращении из ссылки Александр Карлович нашел город сильно изменившимся. Исчезал контраст между «хуторами» с одноэтажными белеными домами и центральной улицей. Появлялась светская городская жизнь. 90-е годы – время расцвета елисаветградского драматического театра, концертной жизни, Дворянского собрания, моды на рестораны, городской казенный парк, фотографию и щегольство. В городе открылся мужской клуб.

Тарковский служил в «Елисаветградском городском Общественном банке» с 1897 по 1920 год и вел там всю ответственную работу. А по вечерам, особенно в период между смертью первой жены и вторым браком, посещал концерты, театр и ходил играть в карты в клуб, т. е. вел, что называется, рассеянный светский образ жизни. В клубе встречалась интеллектуальная элита города, журналисты, писатели. Александр Карлович сблизился с поэтом и журналистом Доном Аминадо. В моде была игра в афоризмы, которая увлекала всех и называлась «Новый Козьма Прутков». В дальнейшем эти остроты (отчасти коллективные, отчасти авторские) вошли в сборник 1921 года «Смех в степи». Дон Аминадо был уже парижским эмигрантом. В эмигрантской среде его творчество было популярно, ибо горький юмор объединяет прочнее памфлетов. На родине в России впервые сборник Дона Аминадо вышел в 1991 году и назывался «Парадоксы жизни». Приводим те «максимы», которые могли быть клубными шутками «Нового Козьмы Пруткова»: «Женщину нельзя ударить даже цветком», «Не клянитесь письменно в вечной любви – клянитесь устно», «Бросать в женщину камень можно в одном случае – если этот камень драгоценный», «Богатые люди украшают стол цветами, а бедные – родственниками», «Невозможно хлопнуть дверью, если тебя выбросили в окно».

Остроумными члены «Клуба» были все, но профессией юмор стал лишь для Дона Аминадо.

Елисаветград – родина знаменитого писателя Владимира Винниченко (р. 1887), автора популярного романа «Записки курносого Мефистофеля» и одного из идеологов украинского «Руха». Он умер в эмиграции в Нью-Йорке.

Елисаветградским был Лев Давидович Бронштейн (1879–1940), «в миру» Лев Троцкий. Его отец – колонист, арендовавший землю. В гимназию Лев Давидович пошел в Одессе. Родина, однако, там, откуда ты родом, где твой первый крик и первое дыхание соединились с частотной вибрацией пространства.

Академик, лауреат Нобелевской премии, физик-теоретик Игорь Николаевич Тамм родился в 1895 году во Владивостоке, но с 1901 года жил в Елисаветграде, там и окончил гимназию. В гимназии вел специальный курс физики полковник Александр Викторович Гусев, ученый, написавший труд «Незатухающие колебания», человек самых передовых идей в науке.

Александр Викторович Гусев приходился товарищем, а в дальнейшем и родственником Александру Карловичу Тарковскому. Именно в доме полковника артиллерии познакомился Александр Карлович со своей будущей женой Марией Даниловной Рачковской, на сестре которой был женат Гусев.

В 1902 году сорокалетним вдовцом Александр Карлович венчается с Марией Даниловной. В архиве А.А. Тарковского (Пушкинский Дом) сохранилось несколько интересных документов. Свидетельство о браке 1902 года «поместного дворянина Александра Карловича Тарковского» с «домашней учительницей Марией Даниловной Рачковской». В семейном архиве А.А. Тарковского сохранилось «Свидетельство» (полный текст мы не приводим) в том, что «…госпоже Рачковской дозволено принять на себя звание домашней учительницы». Среди документов есть также «Удостоверение» в том, что Мария Даниловна Тарковская учительствовала беспрерывно в течение 20 лет – с 1883 по 1903 год. В Кишиневе в 1883–1886 годах, в Дубоссарах в 1886–1894 годах (частные уроки, подготовка к экзаменам) и шесть лет в елисаветградском училище Ламдена. Сохранилась фотография Марии Даниловны под зонтиком, в боа, одетой в согласии со столичной модой 1900 года.

В архиве Арсения Александровича сохранились письма обожаемого «дяди Саши» из Крыма с его рисунками и уже упоминаемый большой труд «Незатухающие колебания» о радиоволнах и радиосвязи. И письма и работа производят сильное впечатление. Интересно было бы сегодня показать гусевское исследование специалистам, но, когда держишь рукопись в руках, перелистываешь, читаешь, даже не понимая смысла, приводит в волнение эстетика чертежей и рисунков, самого почерка полковника Гусева. И не скажешь о нем лучше пятнадцатилетнего Асика (Арсения Тарковского), написавшего поздравление к 55-летию «дяди Саши»:

55 лет тому назад, дядя, ты в первый раз увидел свет.

55 лет тому назад начался восход твоей жизни, которую ты впоследствии отдал на служение делу просвещения народа. Имя твое должно стоять рядом с высшими именами, предтечами сверхчеловека, прокладывающими мост для его прохода.

И в этом и еще в сознании блага, приносимого тобою народу, высшая награда за громадный, свершенный тобою труд.

    13-26 окт. 1922 г. Арсений Тарковский

«Сверхчеловек» – написал пятнадцатилетний мальчик. Гусев был идеальным человеком. Где романист, который написал бы документально-биографический роман об этих людях? Никто бы не поверил такой правде романа «о любви, о доблести, о славе».

Нет, решительно не похожа эта интеллигенция на «чеховскую». Не похожи ни женщины, ни мужчины. Не похожи в главном. Чеховское население провинции – «полуфабрикаты». Они ничего о себе не знают. Та большая елисаветградская семья прежде всего (и без исключения) образованна и творчески одаренна. Эти люди были сами и завершенной формой, и матрицей.

Они знали, чего хотят. Их поступки не расходились с убеждениями, а убеждения формулировались ясно и точно. В известном смысле Александр Карлович Тарковский настолько точно попадает под определение просвещенного, передового человека последней четверти XIX века, он так адекватен времени и самому себе, что может быть назван литературным героем своего времени.

После женитьбы на Марии Рачковской семья Тарковских переехала в дом на Александровской улице. Белый дом утопал в зелени улицы и собственного сада. Вещей и фотографий интерьеров не сохранилось, но мы знаем эту обстановку конца XIX – начала XX века – обстановку достаточности, уюта, мебели, обитой плюшем, окон с плюшевыми же занавесками, непременным, хорошо настроенным роялем, ломберными столами, простой светлой детской, строгим, без излишеств кабинетом-библиотекой, низкими лампами и идеальной чистотой.

В 1903 году 12 октября родился первенец Валерий, Валя, Валюшка. Александр Карлович и Мария Даниловна были уникальной семьей. Отныне главное, внутренне главное для Александра Карловича – семья, дети. Вся его страстная натура отдалась безостаточно любви к детям.

В архиве А.А. Тарковского сохранился поразительный документ. Царский «Манифест» 1905 года. На «Манифесте» надпись:

Моему сыну.

Дорогой ценой досталась желанная свобода. За нее твой отец заплатил долгой тюрьмой, ссылкой, разорением, расстроенным здоровьем и испорченной жизнью. Когда ты, сын мой, полноправным гражданином войдешь в жизнь, помни как завет, что первое благо есть свобода: и защищай ее, береги и не забывай, что… (далее слова неразборчивы) папе в борьбе из-за нее. Я измучился, исстрадался, но я счастлив сознанием, что ты, мой дорогой, второе поколение создателей народной воли.

    А. Тарковский, 18 октября 1905 г.

Вале всего два года, но для него написано духовное завещание.

Валя по тому, что мы о нем знаем, был незаурядным явлением, выдающейся личностью с раннего детства. Род Тарковских, прорезавший толщу времени и культуры, пересекал порог XX столетия. В 1907 году 12 июля родился в семье Тарковских Арсений, Арсен, Асик, как называли его в семье. Фотографии детей, дивно одетых, холеных, напоминают детские фотографии Владимира Набокова. Так же, как елисаветградские женщины ни одеждой, ни внутренне не отличаются от столичных дам Петербурга, не отличаются и дети. Елисаветград, как мы писали выше, был провинцией, но не был провинциальным.

В архивной папке «Тарковские Арсений и Валерий» читаем: «В раннем детстве я читал очень мало и сказок в книгах не любил. У меня была няня, которая заменяла мне всякую книжку». Сохранилась фотография Арсения с няней. Мы снова возвращаемся к точке отправления всех наших поездов – к Арине Родионовне, к традиции. Историк Соловьев, вспоминая свое детство, пишет буквально теми же словами: «Все книги мне заменяла няня. Я готов был слушать ее бесконечно, особенно перед сном». Неторопливые наивные голоса, были, небылицы, «образы, встающие из трав».

Я учился траве, раскрывая тетрадь,
И трава начинала как флейта звучать,
Я ловил соответствие звука и цвета,
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 >>
На страницу:
5 из 8