Арсений и Андрей Тарковские. Родословная как миф

И когда запевала свой гимн стрекоза,
Меж зеленых лазов проходил, как комета,
Я-то знал, что любая росинка – слеза.

    «Я учился траве…»
Мария Даниловна после рождения Валерия не работала, и все свое время и внимание отдавала детям. Спустя семьдесят лет отблески золотого сна детства возникают в стихах Арсения Тарковского.

Мария Даниловна воспитывала детей по самой передовой педагогической системе доктора Макса Фребеля. Он был чем-то вроде Спока наших дней. Согласно руководству Фребеля, всем детям до пяти лет полагалось носить девчоночьи платья, и наказывать повышением голоса, чуланом, линейкой по рукам категорически возбранялось. Никакого насилия над личностью.

«У детей должно быть золотое детство. У меня оно было… Меня очень любили. Мне на день рождения пекли воздушный пирог. Вы, наверное, даже не знаете, что это такое?… И прятали его в чулан. А я туда однажды пробрался и стал отщипывать корочку по кусочкам. Вошел папа, взял меня на руки и стал приговаривать: „Это у нас не Арсюша, это зайчик маленький…“ Я очень любил отца. И брата Валю»[13 - Арсений Тарковский. Собр. соч., М., 1991, т. 2, с. 235.].

Арсений часто писал о своем детстве, особенно, когда ему в жизни приходилось лихо, он нырял в глубокие теплые воды прошлого.

Оттуда возникал образ городского Казенного сада, где гуляли нарядные дамы с детьми, пили лимонад, ели мороженое.

…Я и Валя
Сидим верхом на пушках у ворот
Казенный сад, где двухсотлетний дуб,
Мороженщик, будка с лимонадом
И в синей раковине музыканты.

Июнь сияет над Казенным садом,
Труба бубнит, бьют в барабан, и флейта
Свистит, но слышно, как из-под подушки:
В полбарабана, в полтрубы, в полфлейты
И в четверть сна, в одну восьмую жизни.

Мы оба
(в летних шляпах на резинке,
В сандалях, в матросках с якорями)
Еще не знаем, кто из нас в живых
Останется, кого из нас убьют,
О судьбах наших нет еще и речи,
Нас дома ждет парное молоко,
И бабочки садятся к нам на плечи,
И ласточки летают высоко.

    «Еще в ушах стоит и гром, и звон…»
Их раннее развитие, раскованность – результат воспитания и духовной работы рода. В семье все музицировали, писали стихи, рисовали. Сохранилась рукописная книга, написанная Александром Карловичем для детей: «Повесть о скверном мальчике» в двух частях. Вернее, это шутливая поэма о скверном мальчике в стихах и картинках.

В моде домашние концерты, шарады, розыгрыши. Чувство юмора было присуще всей семье. Это какая-то особая черта – веселая насмешливость, еще из тех Карпенко-Каровых лет. А уж на дни рождения непременно сходилась вся большая семья, придумывались сюрпризы. Мария Даниловна нарисовала обложку программы концерта к дню рождения Валерия:

КОНЦЕРТ

в честь рождения В. Тарковского,

великого скрипача и композитора,

исполняемый им самим и его труппой.

Валя в косоворотке и полосатых штанах с петухом и котом. И еще некое лицо, видимо знакомое окружающим. Рисунок сделан рукою твердой и с намеком на исполняемую музыку: петух и кот. Валя сам писал музыку для концерта.

Следом рисунок Арсения Тарковского: Сара Бернар с кинжалом в руке. Под рисунком текст:

Финал драматического пятиактного повествования «Преступная вдова». Сара Бернар в главной роли. Собака – Салли Клоупс (сцена бури с громом, молнией и нашествием клопов).

Валя много писал. Сохранилась маленькая повесть о том, как он, воспитывая характер, задумал ночью пойти один на «страшное место». В повести все атрибуты романтического стиля: луна, обман зрения, голоса, страх, преодоление. Совсем еще ребенок, ему семь лет. И так же последовательно ровно через десять лет Валерий всем своим «тарковским» существом ринулся в революцию и тут же погиб. Какими мальчиками кормили «геенну огненную».

И уже совсем серьезное впечатление производит журнал «Осеннiя мысли» № 2. Воскресенье. 29 октября. 1902 г.

Редактор-издатель «Иллюзия-В». Весь журнал – его идея, тексты, дизайн, обложка – работа одного автора, Вали Тарковского. Ему 13 лет. В рукописном журнале 18 страниц. Четыре разных псевдонима: М. Федоров, «Фита», Учансу, Оса. Три разных стиля одного юного автора. Валерий замечательно рисовал. В сатирической повести «На крыльях любви» – след традиций повести «О скверном мальчике». М. Федоров – художник лирический и рисует в реалистической манере (что требует профессионализма) романтический пейзаж. В миниатюрной поэме «Перед фонтаном слез», подписанной Учансу, скрытые за иронией чувства юного героя и некой «Марии», раннее разочарование в любви:

Не то мне жаль, что вместе с нею
Ее любовь я потерял…
Нет, нет, теперь о том жалею,
Что я любви не верить стал.

Завершает журнал политическая сатира в стихах с рисунком-карикатурой, подписанная псевдонимом «Оса». «Гимн о донне Стервозе». Молодой человек интересуется политикой, разбирается в «кадетах», «эсдеках», знает точно свою дорогу и «с кем не по пути».

Сомнений в одаренности Валерия ни у кого не было. И думать, как бы он прожил свою жизнь при его малолетней возмужалости и вольнодумстве, сейчас бессмысленно. В 1954 году Арсений Александрович записал свои воспоминания детства в маленький рассказ «Марсианская обезьяна»[14 - Архив А.А. Тарковского. Фонд № 830. Коробка № 1. СПб, Пушкинский Дом.].

Валерий Тарковский погиб в мае 1919 года, его унес вихрь, бушевавший в крови Тарковских. Он был сыном своего времени и своего отца.

Одно дело надпись на «Манифесте» 1905 года, и совсем другое – смерть сына, талантливого, безудержного, красивого, шестнадцатилетнего. Семья оделась в траур.

Из писем Марии Даниловны Валерию (1919):

Валюся, возвращайся сейчас. Мы измучились, истерзались.

Целый день и ночь в доме слезы, стоны и рыдания. Отец осунулся, плачет и жалуется на сердце.

Из письма Александра Карловича к Валерию (14.09.1919):

Мой Валюся, мой дорогой мальчик, дорогой незабвенный.

Хотя все обстоятельства складываются так, что тебя трудно вырвать из тисков судьбы, но сердцем я жду тебя и не перестаю ждать.

Да, ты приедешь, но это будет нескоро, очень нескоро.

    Твой печальный отец.[15 - Архив А.А. Тарковского. Фонд № 830. Коробка № 4. СПб, Пушкинский Дом.]

В 1920 году Александр Карлович ослеп. На фотографии этого времени лицо его выглядит особенно значительным, мощным.

Найдешь и у пророка слово,
Но слово лучше у немого,
И ярче краски у слепца,
Когда отыскан угол зренья
И ты при вспышке озаренья
Собой угадан до конца.