Другие прибыли первыми, наверное, часов на десять раньше его. Самолет выгрузил пассажиров в прохладную темноту около половины четвертого ночи, и Рей узнал, что в такой час никаких автобусов нет и добраться до места можно только на лодке.
Лодка оказалась довольно большим катером, и его быстро заполнили молчаливые, торжественные англичане и светловолосые скандинавы, которые ждали, пока приземлится самолет Рея. Катер отвалил от пристани, ловко развернулся, причем корма его ушла вниз, как у вставшего на дыбы коня, и помчался на полной скорости. Из громкоговорителя доносилась веселая фортепьянная музыка, какую ожидаешь услышать в коктейль-баре, но, похоже, настроения она ни у кого не подняла. Безмолвные, с побледневшими лицами, все сидели по ходу движения, словно катер вез их на казнь. Пассажиров высадили на пристани терминала «Алиталии», близ остановки «Сан-Марко», откуда Рей надеялся добраться до места на вапоретто[4 - Вапоретто – маршрутный водный трамвайчик, основной вид общественного транспорта в Венеции.] – ему нужно было на остановку «Академия»; но прежде чем он понял, что происходит, его чемодан оказался в тележке и его повезли в здание «Алиталии». Рей побежал за тележкой, застрял в дверях, где столпилось много пассажиров, а когда зашел внутрь, его чемодана нигде не было видно. Ему пришлось ждать у стола выдачи, пока два деловитых носильщика, пытаясь подчиняться крикам пятидесяти пассажиров, вручали им нужные чемоданы. Когда Рей получил свой и вышел с ним из здания, вапоретто отходил от причала на остановке «Сан-Марко».
Теперь ему, вероятно, предстояло долгое ожидание, но его это не очень волновало.
– Вам куда, сэр? Давайте донесу, – предложил дюжий носильщик в выцветшем синем костюме и потянулся к его чемодану.
– Мне до «Академии».
– А, так вы только что упустили вапоретто. – Улыбка. – Следующий через сорок пять минут. Пансион «Сегузо»?
– Si, – ответил Рей.
– Я вас провожу. Тысяча лир.
– Grazie. Там от «Академии» недалеко.
– Десять минут пешком.
Это, конечно, было не так, но Рей лишь улыбнулся, отмахнувшись от носильщика. Он дошел до пристани Сан-Марко, остановился на ней, поскрипывающей и покачивающейся, и закурил сигарету. Сейчас на воде не было никакого движения. Большая церковь Санта-Мария делла Салюте по другую сторону канала была освещена очень слабо, да и уличный свет горел едва-едва, по той причине, как догадывался Рей, что ноябрь был нетуристическим сезоном. Вода легонько плескалась у стоек пристани, но за этой легкостью чувствовалась мощь. Рей подумал о Коулмане, Инес и Антонио, – возможно, они спят где-то здесь, в Венеции. Коулман и Инес, вероятно, в одной кровати. Наверное, в «Гритти» или «Даниэли», поскольку счета оплачивает Инес (а Коулман дал ему понять, что она богата). А вот Антонио, хотя и его путешествие финансирует Инес, поселился в каком-нибудь отеле подешевле.
К нему на пристани присоединились два хорошо одетых итальянца с портфелями. Они разговаривали о расширении гаража где-то в городе. Их присутствие и разговор успокаивали Рея, но дрожь все не проходила, и он еще раз огляделся, надеясь увидеть кофейню, однако надежды его были тщетны. Бар «У Гарри»[5 - Знаменитый бар «У Гарри» обязан своим названием молодому богатому американцу Гарри Пикерингу, который часто посещал бар гостиницы «Европа» в Венеции.] напоминал гробницу из камня и стекла. А на красном фасаде отеля «Монако и Гранд-канал» напротив не светилось ни одного окна. Рей ходил кругами вокруг своего чемодана.
Наконец вапоретто появился из темной кривой канала далеко слева – маленький желтоватый светлячок дружелюбия. Он сбросил скорость, чтобы причалить к пристани Сан-Марко. Рей, как и два итальянца, смотрел словно зачарованный. Трамвайчик увеличивался в размерах и приближался, и вот Рей разглядел пятерых или шестерых пассажиров, увидел спокойное красивое лицо человека в белой моряцкой фуражке, который кинул причальный канат. На вапоретто Рей купил билет для себя и заплатил пятьдесят лир за багаж. Суденышко миновало делла Салюте и вошло в более узкое устье Гранд-канала. Освещение отеля «Гритти» отличалось изяществом и умеренностью: два тускло горевших электрических фонаря, удерживаемых крупными женскими статуями на кромке воды. Суда, прибывавшие к «Гритти», швартовались между этими статуями. Моторные лодки под матерчатым навесом покачивались между шестами. Их названия были «Ка’ Корнер» и «Альдебаран». Всюду преобладал черный цвет, редкие звездочки маленьких желтых всполохов на этом фоне иногда высвечивали светло-красный или светло-зеленый цвет камня.
На остановке «Академия», третьей по счету, Рей быстро сошел со своим чемоданом на широкую мощеную дорогу, ведущую через остров к набережной Дзаттере. Он срезал путь, пройдя под аркой в нечто похожее на тупичок, но помнил, что через несколько ярдов этот проход поворачивает налево, а еще что на стене дома впереди есть голубая керамическая мемориальная табличка с надписью: «Здесь жил и творил Джон Рёскин»[6 - Джон Рёскин (1819–1900) – английский писатель и художник, оказавший большое влияние на развитие эстетики 2-й половины XIX века.]. Стоило ему повернуть налево, как по левую сторону он увидел пансион «Сегузо». Будить швейцара ему не хотелось, но все-таки он нажал кнопку.
Минуты через две появился старик в красном мундире, который он даже не удосужился застегнуть, открыл дверь, вежливо поздоровался и вместе с Реем в маленькой кабинке лифта поднялся на третий этаж.
Комната была простая и чистая, высокие окна выходили на остров Джудекка за водной гладью и на небольшой канал, проходивший прямо внизу вдоль стены пансиона. Рей надел пижаму, помылся над тазиком – швейцар сказал, что комнат с ванной нет, – и упал на постель. Ему казалось, что он ужасно устал, но по прошествии нескольких минут понял, что не может уснуть. Это чувство было ему знакомо со времен Мальорки – нервное изнеможение, от которого чуть подрагивала рука, когда он брал в руки карандаш или авторучку. Исцелиться от этого можно было только прогулкой. Он встал, облачился в удобную одежду и тихо вышел на улицу.
Светало. Гондольер в костюме цвета морской волны вез груз кока-колы по каналу рядом с пансионом. Моторная лодка неслась по каналу Джудекка, словно виновато торопилась домой после затянувшейся вечеринки.
Рей взбежал по крутым ступенькам мостика Академии и направился к Сан-Марко. Он шел по узким серым улочкам с закрытыми витринами магазинов, по маленьким площадям – Кампо-Морозини, Кампо-Манин, знакомым, неизменным, хотя Рей знал их недостаточно, чтобы помнить во всех подробностях. Навстречу ему попалась только старуха с большой плоской корзиной, наполненной брюссельской капустой. Потом под его ногами появилась плитка со стрелочками, указующими на офис «Американ экспресс», и он увидел впереди нижнюю часть колонны на площади Сан-Марко.
Рей вышел на гигантский прямоугольник площади. Это пространство производило какой-то звук, похожий на «ах», словно бесконечный выдох. Справа и слева виднелись арки двух аркад, уменьшающиеся в перспективе. Стояние на месте вызывало у Рея какое-то странное беспокойство, и он пошел вперед, стесняясь осторожного, шелестящего звука собственных шагов по цементу. Несколько проснувшихся голубей летали вокруг своих гнезд в аркадах, а двое или трое спустились на площадь и начали клевать крошки. На Рея, прошедшего совсем рядом с ними, они не отреагировали, будто его тут и не было. Потом Рей вошел под аркаду. Ювелирные лавки были занавешены и забраны металлическими решетками. Близ конца аркады он снова вышел на площадь и на ходу посмотрел на собор. Сложность архитектуры и разнообразие стилей в одном сооружении заставили его в очередной раз изумиться. Архитектурный винегрет, подумал он. И все же собор поражал и производил сильное впечатление. И в этом ему не было равных.
Рей бывал в Венеции пять или шесть раз, в первый – четырнадцатилетним мальчишкой вместе с родителями. Мать знала Европу гораздо лучше отца, но отец строже заставлял его изучать Старый Свет, слушать учебные записи по французскому и итальянскому. В то лето, когда Рею стукнуло семнадцать, отец определил его на интенсивный курс французского в «Берлице»[7 - «Берлиц» – международная корпорация, лидер в области предоставления услуг по обучению иностранным языкам.] в Сент-Луисе. Рею Италия и итальянские города всегда нравились больше Парижа, больше, чем район загородных домов, которым так восхищался его отец и ландшафт которого мальчишке Рею напоминал фотографии для календарей.
Часы показывали без четверти семь. Рей увидел открытый кафе-бар, зашел и встал у стойки. Пышущая здоровьем блондинка с большими серо-голубыми глазами приняла его заказ и сама приготовила капучино в автомате. Мальчишка-помощник наполнял стеклянные контейнеры булочками. На девушке была свежая светло-голубая форменная одежда. Поставив перед Реем чашку, она взглянула ему в глаза, но без всякого заигрывания и даже безразлично – Рею казалось, что так смотрят на людей все итальянцы, независимо от пола и возраста, если вообще их замечают. Ему стало интересно, живет ли она с родителями или недавно вышла замуж. Но она ушла, прежде чем он успел посмотреть, есть ли у нее кольцо на пальце, да, впрочем, ему было все равно. Он обхватил холодными ладонями горячую чашку, вспоминая здоровое, счастливое лицо девушки по другую сторону стойки, хотя больше и не смотрел в ее сторону. Ко второму кофе он взял круассан, заплатил чаевые, чтобы посидеть подольше, и уселся за маленьким столиком. Теперь он смог купить по соседству газету и просидел почти час, пока город вокруг него просыпался и улицы заполнялись людьми, спешащими в обоих направлениях. Тощий мальчишка в черных брюках и белом пиджаке выносил поднос за подносом с капучино, доставляя его по соседству, и возвращался, помахивая пустым подносом, который держал между большим и указательным пальцем. Хотя на вид ему было не больше двенадцати и он должен был бы сидеть за партой, он явно запал на блондинку, которая обращалась с ним как с младшим братом и ерошила ему волосы на затылке.
Рей предположил, что лучше самому отыскать Коулмана и компанию, чем наткнуться на них случайно в ресторане или на площади, где Коулман невольно выразит испуг или скажет: «Рей, какой сюрприз видеть тебя здесь!» Но сейчас было слишком рано пытаться звонить в «Гритти» или какой-нибудь другой отель. Рей подумал, не вернуться ли ему в пансион и поспать, но потом все же решил пройти чуть дальше. Владельцы лавок выставляли свои товары, вывешивали за дверями тесных магазинчиков записные книжки и шарфы, поднимали жалюзи, открывая витрины, заполненные всякими кожаными изделиями.
Взгляд Рея выхватил в витрине шарф с зелено-черно-желтым цветочным рисунком, почти целиком покрывающим белую ткань. При виде этого шарфа его пронзила боль, и ему показалось, что только после укола боли он и заметил шарф, и все же секунду спустя он понял, что заметил его, так как тот напомнил ему о Пегги. Она бы пришла в восторг, увидев такой шарф, хотя Рей не мог припомнить ни одного ее шарфа, похожего на этот. Он сделал еще пять-шесть шагов, потом вернулся. Ему захотелось купить шарф. Магазинчик еще не открылся. Чтобы убить время, Рей выпил эспрессо и выкурил еще одну сигарету в баре на той же улице. Когда он вернулся, магазин уже открывался, и он купил шарф за две тысячи лир. Продавщица уложила его в хорошенькую коробку и тщательно завернула, полагая, что он собирается подарить его девушке.
Затем Рей вернулся в пансион «Сегузо». Теперь он чувствовал себя спокойнее. В номере он повесил шарф на спинку стула, выбросил бумагу и коробку и снова переоделся в пижаму. Он сел на кровать и посмотрел на шарф. Казалось, будто Пегги сейчас в этой комнате вместе с ним. Не требовалось даже намека на ее духи или складок на шарфе, чтобы ощутить, что Пегги здесь, и Рей подумал: не убрать ли шарф, не спрятать ли его хотя бы в чемодан? Потом он решил, что все это нелепо, улегся на кровать и заснул.
Проснулся он в одиннадцать от звона церковных колоколов, хотя и знал, что, пока он спал, они звонили каждые четверть часа. Может, поискать Коулмана? Или они ушли на ланч и не вернутся раньше пяти? В его комнате не было телефона. Рей надел плащ и спустился в холл к телефону на столике.
– Соедините меня с отелем «Гритти-палас», – попросил он.
Никаких Коулманов в «Гритти» не оказалось.
Затем Рей соединился с «Ройял Даниэли».
И опять ему ответили «нет».
Может быть, Коулман солгал, а на самом деле ни в какую Венецию не собирался? Рею представлялось вероятным, что Коулман так и поступил, мог поступить, независимо от того, убил он Рея или нет. Рей улыбнулся при мысли о том, что Коулман может находиться в Неаполе, или Париже, или даже в Риме.
Еще был «Бауэр-Грюнвальд». Или «Монако». Рей снова снял трубку:
– Отель «Бауэр-Грюнвальд», пожалуйста.
Долгое ожидание, наконец он задал вопрос новому голосу.
– Синьор Колеман. Одну минутку, пожалуйста.
Рей ждал.
– Алло? – раздался женский голос.
– Мадам… Инес? – Рей не знал ее фамилии. – Говорит Рей Гаррет. Извините за беспокойство. Я бы хотел поговорить с Эдом.
– Ах, Рей! Где вы? Здесь?
– Да, я в Венеции. Эд может подойти? Если нет, я могу…
– Он здесь, – ответила она утешительно твердым тоном, оставляя все свои «ахи». – Минутку, Рей.
Минутка оказалась долгой. У Рея даже мелькнула мысль, что Коулман отказывается с ним говорить. Наконец раздался его голос:
– Да?
– Привет. Подумал, что нужно дать вам знать: я в Венеции.
– Так-так. Какой сюрприз. И сколько ты собираешься здесь пробыть?
– День или два… Я бы хотел увидеть вас, если возможно.
– Конечно. И тебе нужно познакомиться с Инес – Инес Шнайдер. – Судя по голосу, Коулман был слегка потрясен, но быстро взял себя в руки. – Как насчет ужина сегодня? Инес, мы куда идем?.. «Да Коломбо», около половины девятого, – сказал он Рею.
– Надеюсь, я смогу увидеть вас после ужина. Или сегодня днем? Я бы хотел встретиться с вами с глазу на глаз. – На мгновение Рея оглушил взрывной звук, донесшийся из трубки, и он не услышал слов Коулмана. – Не могли бы вы повторить? Я не слышал.
– Я сказал, тебе давно пора познакомиться с Инес, – скучающим тоном проговорил Коулман своим четким, типично американским голосом. – Мы ждем тебя в половине девятого в «Да Коломбо», Рей.
Коулман повесил трубку.
Рей разозлился. Может, позвонить еще раз и сказать, что на обед не придет, а хочет увидеть Коулмана в любое другое время? Он отправился к себе в комнату подумать, но за несколько секунд решил оставить как есть и прийти в половине девятого.