Том молчал. На картине, принадлежащей Мёрчисону, часы были черно-фиолетовыми. Манера нанесения краски и цветовая гамма были примерно такими же, как у «Человека в кресле», написанного Бернардом и висевшего в Бель-Омбр. Том не понимал, что именно не устраивает Мёрчисона с этим фиолетовым цветом. Девочка в розово-зеленом платье держала часы – или, точнее, положила на них руку, так как часы были большими и стояли на столе.
– По правде говоря, я не помню, – сказал Том. – Возможно, я действительно использовал здесь чистый кобальт.
– И в картине под названием «Ванна», которая там висит, – Мёрчисон кивнул в сторону выставочного зала. – Но только в этих двух. Мне это представляется странным. Художник обычно не возвращается к технике, от которой он отказался. Сочетание кадмия с ультрамарином – то, к чему вы перешли позже, – гораздо интереснее, по-моему.
Тома все это не особенно волновало, он не видел в этом ничего угрожающего. Может быть, зря? Он пожал плечами.
Джефф, собрав грязные бокалы и пепельницы, прошел в ванную и возился там с ними.
– Когда вы написали «Часы»? – спросил Мёрчисон.
– Боюсь, этого я тоже не могу сказать, – ответил Том искренним тоном. Он понял, к чему клонит Мёрчисон, – по крайней мере, что касается даты создания картины, – и добавил: – Возможно, лет пять назад. Это старая картина.
– Мне ее продали как новую. И потом, «Ванна» датирована только прошлым годом, а между тем в ней тоже присутствует чистый кобальт.
В «Часах» кобальт использовался очень скупо, лишь местами усиливая тень. У Мёрчисона был исключительно острый глаз. Том вспомнил, что чистый кобальт присутствовал и в «Красных стульях» – более ранней картине Дерватта, подлиннике. Интересно, зафиксирована ли где-нибудь дата ее создания? Если бы им удалось как-нибудь доказать, что «Красным стульям» всего три года, то можно было бы просто-напросто послать Мёрчисона с его измышлениями подальше. Надо будет уточнить это у Джеффа и Эда, подумал Том.
– Вы точно помните, что писали «Часы»? – спросил Мёрчисон.
– Я знаю, что это моя картина, – ответил Том. – Возможно, я был в Греции или в Ирландии, когда писал ее, – я не запоминаю дат. К тому же даты, указанные в каталогах галереи, не всегда совпадают с фактическим временем создания картины.
– Мне кажется, что «Часы» – не ваша работа, – сказал Мёрчисон с типично американской добродушно-снисходительной убежденностью.
– Господи, почему же? – произнес Том не менее добродушно.
– Я понимаю, все это, может быть, несколько бесцеремонно с моей стороны. Но я видел ваши ранние работы в Филадельфии. Вы, мистер Дерватт, я сказал бы…
– Зовите меня просто Дерватт. Мне так больше нравится.
– Вы, Дерватт, такой плодовитый художник, что, мне кажется, могли бы и забыть… не вспомнить какую-то из своих картин. Безусловно, «Часы» написаны в вашей манере, и тема типична для вашего… мм…
Джефф, который так же, как и Эд, внимательно слушал Мёрчисона, воспользовался паузой.
– Но, мистер Мёрчисон, ведь картина была прислана из Мексики вместе с другими работами Дерватта. Он всегда отправляет нам две-три картины одновременно.
– Да. На «Часах» указана дата – той же черной краской, какой сделана подпись Дерватта. Три года назад. – Мёрчисон перевернул полотно обратной стороной и продемонстрировал им всем подпись и дату. – Я отдавал картину специалистам, чтобы они удостоверили их подлинность. Так что, видите, я все проверил очень тщательно, – сказал Мёрчисон, улыбаясь.
– Тогда я не совсем понимаю, в чем проблема, – сказал Том. – Если на картине моим почерком указано, что я писал ее три года назад, то, значит, это было в Мексике.
Мёрчисон посмотрел на Джеффа.
– Мистер Констант, вы говорите, что «Часы» были высланы вам одной партией с двумя-тремя другими картинами?
– Да. И, по-моему, две другие имеются здесь на выставке, – их владельцы живут в Лондоне. Это «Апельсины» и… Ты не помнишь вторую, Эд?
– Может быть, «Видение птицы»?
По удовлетворенному кивку Джеффа Том понял, что это действительно так, – или же Джефф очень умело притворялся.
– Да, точно, – подтвердил Джефф.
– Там другая техника, – возразил Мёрчисон. – Там тоже есть фиолетовый цвет, но он получен за счет смешения красок. Эти две картины, о которых вы говорите, – подлинники, хотя и более поздние.
Тут Мёрчисон был не совсем прав. Обе они были подделками. Том очень осторожно почесал бороду, сохраняя невозмутимый и чуть насмешливый вид.
Мёрчисон перевел взгляд с Джеффа на Тома.
– Вы, конечно, можете обвинить меня в нахальстве, но, простите меня, Дерватт, мне все-таки кажется, что вашу работу подделали. Я даже больше скажу: готов спорить на что угодно, «Часы» писали не вы.
– Но, мистер Мёрчисон, – вмешался Джефф, – это же легко проверить…
– Показав мне квитанцию о получении определенного числа картин в определенное время? Полотна, поступившие из Мексики, и даже, возможно, не имевшие названия?
– Бакмастерская галерея – единственный официальный дилер произведений Дерватта. Вы купили эту картину у нас.
– Я все это понимаю, – сказал Мёрчисон, – и не обвиняю ни вас, ни Дерватта. Я просто говорю, что не верю в подлинность этой картины. Я не знаю, что произошло на самом деле. – Мёрчисон посмотрел на всех троих по очереди, несколько смущенный собственной горячностью, но не намеренный сдаваться. – Но я убежден, что художник не может вернуться к краске или сочетанию красок, которыми он когда-то пользовался, если он нашел им замену столь тонкую и вместе с тем столь существенную, как бледно-лиловый цвет в новых работах Дерватта. Вы не согласны, Дерватт?
Том вздохнул и прикоснулся к усам указательным пальцем.
– Я не знаю. Похоже, я не так подкован теоретически, как вы, мистер Мёрчисон.
Наступила пауза.
– Так как же, по-вашему, нам следует поступить, мистер Мёрчисон? – спросил Джефф. – Вернуть вам деньги? Мы будем только рады сделать это, потому что Дерватт только что удостоверил подлинность картины, а стоит она теперь, уж поверьте, гораздо больше десяти тысяч долларов.
Том надеялся, что американец согласится, но они не на того напали.
Мёрчисон помолчал, сунул руки в карманы брюк и взглянул на Джеффа.
– Благодарю вас, но я хочу убедиться в своей правоте, а не получить деньги. И раз уж я нахожусь в Лондоне, где много истинных – может быть, даже лучших в мире – знатоков живописи, то я намерен показать «Часы» какому-нибудь эксперту, чтобы он сравнил их с бесспорными творениями Дерватта.
– Ну вот и хорошо, – дружелюбно отозвался Том.
– Большое спасибо, что согласились встретиться со мной, Дерватт. Я был искренне рад познакомиться с вами. – Мёрчисон протянул ему руку.
Том крепко пожал ее.
– Я тоже, мистер Мёрчисон.
Эд помог Мёрчисону упаковать картину и дал ему новую бечевку взамен разрезанной.
– Я смогу связаться с вами через галерею? – спросил Мёрчисон у Тома. – Скажем, завтра?
– Да, конечно, – ответил Том. – Они будут знать, где меня найти.
Когда Мёрчисон вышел, Джефф и Эд дружно и с огромным облегчением вздохнули.
– Ну и насколько это серьезно, по-вашему? – спросил Том.