Любовь и роскошь

Она подумала о Дрейке, о том, какие чувства пробуждал он в ней. Пускай он был ловеласом, но он нравился ей, и Дани почему-то была абсолютно уверена в том, что он не будет управлять ею, как другими женщинами. Она собиралась убедиться в этом.

Почему же она ощущает душевный трепет, испытывает беспокойство от одной лишь мысли, что снова будет вместе с ним?

Ответ был прост. Никогда не встречала она мужчину, похожего на него. А значит, не было у нее и опыта, на который можно было бы положиться, не с чем было сравнить. Она также ни с кем не могла посоветоваться и знала, что каждое мгновение их общения придется полагаться только на собственную интуицию.

Неожиданно Дани рассмеялась вслух, и все ее существо наполнилось бодрящим чувством радости – и ей стало тепло и хорошо под куполом Сакре-Кёр с раскинувшимся у ее ног Парижем. Она твердо знала, что не боялась этого ошеломляюще красивого русского. И с нетерпением ждала самого волнующего периода в ее жизни… И исход был не важен!

Магазин находился на небольшой площади, и Дани немало гордилась зданием, которое она приобрела. Поначалу магазин будет занимать совсем небольшую территорию, но, если дела пойдут нормально, он непременно расширится. В комнатах над магазином жили молодые художники, и она стремилась подружиться с ними.

Она отперла переднюю дверь и, сняв накидку, деловито начала осмотр вещей, выставленных на продажу. Следуя совету Китти и также с ее помощью, Дани удалось отыскать расположенный в другой части города антикварный магазин, который продавался. Дани не понравилось расположение магазина, но она с радостью приобрела его экспонаты, поскольку владелец их умер, а его наследники были заинтересованы в том, чтобы как можно быстрее ликвидировать оставшееся после него имущество.

Она с любовью осмотрела наиболее понравившееся ей из приобретенных предметов: желтый стол из грушевого дерева с затейливой резьбой; прекрасные полотняные портьеры из Бельгии; фламандские картины, датируемые 1520 годом; портрет незнакомца работы сэра Генри Рейберна.

Были у нее и японские изделия из перегородчатой эмали, о которых прошлой ночью на приеме услышали истинные ценители произведений искусства и сказали ей, что они весьма заинтересованы в том, чтобы приобрести эти экспонаты. Как забавно, подумала она, ведь те же самые предметы, возможно, были выставлены на продажу в течение многих лет в другом магазине, в другом районе, но благодаря ее социальному положению, тому, что она состоятельна, люди хотели купить их у нее.

Дани подошла к картинам из Монако, висящим на стене, которую она затянула бледно-голубым шелком, чтобы создать более выгодный фон. Как обычно, взгляд ее приковала к себе картина «Александровский дворец». Было в ней что-то необъяснимое, какая-то непонятная сила, завораживающая ее. Сначала Дани решила, что, возможно, дело в ее раме, сделанной на скорую руку из переплетенных ивовых прутьев. Но нет, пожалуй. Она покачала головой, зная, что причина загадки не в раме. Сама картина таила в себе что-то печальное и таинственное. В реальности дворец, вне всяких сомнений, был ослепительным, и художник, скорее всего дилетант, сумел отобразить его архитектурное великолепие и в то же время передать меланхолию.

Дани вздохнула и поежилась, словно испугавшись чего-то. И все же она обожала эту картину и не собиралась продавать ее, каким бы заманчивым ни было предложение покупателя. Вскоре она отправится в Австрию и, несомненно, приобретет множество других картин для пополнения своей галереи. После официального открытия она собиралась убрать картину «Александровский дворец», которая послужит в дальнейшем началом ее личной коллекции картин.

Услышав мелодичный перезвон колокольчика у двери, она обернулась.

Вошел Дрейк, приветливо улыбаясь ей.

– Так же красивы, – пробормотал он. – Я боялся, что вы были только сном.

Дани невольно подумала, как много других женщин слышали подобное приветствие, но вслух произнесла:

– Добро пожаловать в мой магазин и галерею.

– Благодарю вас за то, что пригласили меня на частный просмотр.

– Вы, возможно, не будете столь признательны, когда увидите мои скромные экспонаты. Я еще не до конца заполнила свой фонд, но, полагаю, здесь все же есть несколько интересных предметов.

Пока Дани водила его по магазину, показывая выставленные на продажу экспонаты, Дрейк сгорал от нетерпения увидеть находки из Монако. Как долго он искал! Но сейчас он впервые с начала поисков увидит картину, изображавшую дворец… и, насколько ему удалось выяснить, это именно то, о чем так долго и безрезультатно мечтал он все эти годы.

– А здесь, – торжественно произнесла Дани, намеренно оставив показ галереи на десерт, прекрасно зная, что это самые интригующие экспонаты ее скромного маленького магазина, – мы поместили замечательную находку из винного погреба имения графа де Бонне в Монако. – Она сделала широкий жест рукой и отступила в сторону.

Дрейк шагнул вперед, затаив дыхание и притворившись равнодушным. Он медленно двигался слева направо, внимательно изучая каждую картину, чтобы не вызвать у Дани подозрений своей поспешностью. Инстинктивно он чувствовал: картина, изображающая дворец, будет последней.

И вот теперь он стоял перед ней.

Окинув картину быстрым, цепким взглядом, он решил, что даже если это действительно та картина, которую он искал более десяти лет, то загадка не будет разрешена в мгновение ока. Необходимо тщательно изучить картину… ведь именно этого хотел от него лжехудожник.

Дани заговорила. Дрейк слушал, но не понимал смысла слов. Он с трудом оторвал взгляд от картины, заставил себя улыбнуться.

– Простите, что вы сказали?

– Я не знаю, почему все находят ее завораживающей, – повторила она.

Он почуял неладное, однако сохранил хладнокровие.

– Все? – слабым эхом отозвался он и тут же нашелся: – Я думал, только мне позволили привилегированный просмотр.

Дани поспешила объяснить:

– О, мне не стоило так обобщать. Был только Сирил Арпел. Он и Китти знают друг друга уже довольно долго, и когда он попросил ее устроить частный показ, я не увидела в этом ничего страшного. Но я очень удивилась, когда он сказал, что хотел бы купить эту картину. В конце концов это даже неудачная работа дилетанта… – Она остановилась и взглянула на картину. – Но в ней есть нечто захватывающее.

Дрейк нахмурился и отвернулся, чтобы она не видела выражения его лица, поскольку ему все сложнее было оставаться спокойным, когда внутри него все клокотало. Почему такой знающий человек, Сирил Арпел, заинтересовался столь слабым в художественном отношении произведением?

Дрейк понял, что каким-то образом Сирил узнал о тайне, сокрытой в картине. Знали ли о ней другие? Дрейк решил, что нет. Сирил, вероятно, услышал совершенно случайно и никому не станет рассказывать об этом. Царь будет держать свое слово, Дрейк был в этом уверен.

Поглощенный своими мыслями, он не слышал звука колокольчика, не заметил, что Дани поспешила навстречу посетителю, не слышал, как она вернулась.

– Дрейк! – Она дернула его за рукав, слегка разозлившись, потому что уже несколько раз окликнула его, но ответа так и не дождалась. – Дрейк, я с вами разговариваю…

Он повернулся, посмотрел на нее, словно не узнавая, затем усилием воли заставил себя очнуться, отругав за то, что поддался собственным размышлениям, забыв обо всем на свете.

– Боюсь, я увлекся картиной. Простите меня.

Она понимающе улыбнулась и извинилась, объяснив, что ей придется покинуть его на несколько минут. Один из арендаторов хотел показать ей что-то, нуждавшееся, по его мнению, в срочном ремонте. Не будет ли он возражать, если она отойдет ненадолго?

Он покачал головой, испытывая острое желание остаться в одиночестве, чтобы внимательно осмотреть каждую деталь «Александровского дворца».

Помимо воли он перенесся в прошлое, к болезненным воспоминаниям, которые, вероятно, будут преследовать его до того дня, когда он наконец восстановит поруганную честь своей семьи.

В венах Дмитрия Михайловского текла королевская кровь – предком Михайловского был царь Алексей Михайлович, правивший Россией с 1645 по 1676 год. Благодаря кровным связям и богатству семьи Дмитрий вырос в императорском дворе России в окружении роскоши и атмосферы преданности правящему царю и его семье.

Отец Дмитрия, Сергей Михайловский, преданно служил Александру I в течение всех лет его правления, а затем посвятил себя его преемнику – Николаю I. В Крымской войне, которую Россия вела с коалицией стран в составе Англии, Франции и Турции, Сергей был убит. И в течение всех лет преданной службы Сергея своему императору Дмитрий воспитывался вместе с сыном царя, Александром II, считая его своим старшим братом. Несмотря на то что разница в возрасте составляла тринадцать лет, они были неразлучны, и Дмитрий называл Зимний и Летний дворцы царской семьи своим домом.

Царь управлял Россией из столицы – Санкт-Петербурга, который находился на болотной топи северного края его империи. Империя была так велика, что рассвет приходил на побережье Тихого океана, когда солнце только садилось на западных границах.

Тридцать миллионов подданных русского царя были разбросаны на одной шестой поверхности суши земного шара – славяне, балтийские народы, грузины, евреи, немцы, узбеки, татары и армяне.

Считалось, что царь не мог сделать ничего плохого. Его называли царем-батюшкой, отцом русского народа, а одна из русских пословиц гласила: «До Бога высоко, а до царя далеко!» Считалось, что обитель царя находилась ближе к небесам, чем к земле.

Царская семья обожала Санкт-Петербург, который называли Северной Венецией. Его считали европейским, а не русским городом, ибо все: архитектура, мораль, образ жизни – находилось под прямым влиянием Запада. Итальянские архитекторы, привезенные Петром Великим более ста лет назад, оставили свой след в огромных дворцах, построенных в стиле барокко, расположив их между широкими и прямыми бульварами.

Санкт-Петербург был северным городом, и арктические широты играли здесь шутки со светом и временем. Зимней порой странные огни северной Авроры взвивались над шпилями дворцов и замерзшими каналами города. Лето было столь же светлым, сколь зима темной, двадцать два часа в сутки освещая столицу дневным светом.

Однако не в Санкт-Петербурге мечтали проводить время Дмитрий Михайловский и будущий царь России. Больше всего они любили Александровский дворец, построенный Кваренги в период с 1792 по 1796 год по приказу Екатерины II для ее внука Александра I. Дмитрий с другом и наставником при каждом удобном случае старались уезжать туда.

После смерти своего отца Николая I в 1855 году на трон вступил Александр II. Было ему тогда тридцать семь лет, а человеку, которого по праву считали его наперсником, – двадцать четыре.

Спустя шесть лет царь заслужил титул «Освободителя», отменив крепостное право. Обретенная свобода, однако, не увеличила урожай, и когда черная земля стала трескаться, возвещая о засухе, и погибло зерно, так и не убранное с полей, крестьяне возмутились и в государстве начались беспорядки.

Тем временем Дмитрий наслаждался своим положением первого приближенного царя и неослабевающим вниманием со стороны самых желанных молодых дам двора. Однако вовсе не голубая кровь завоевала его сердце… а голубые глаза.

Юной балерине Аннин Бьюмонд было всего семнадцать, когда она приехала из Франции для того, чтобы учиться в Императорской балетной школе в Санкт-Петербурге. Она была жизнерадостна, обладала изящной фигуркой с пышной грудью, тонкой шеей, гибким телом, темными, нежными, словно шелк, волосами… и неправдоподобными голубыми глазами.