– Никакого больше оружия, – сказала я. – Никаких бомбежек. Спаклы отступают. Мы уже один раз побили мэра и, если придется, сделаем это снова. И то же самое насчет перемирия со спаклами.
Я посмотрела прямо в глаза мистрис Койл, лицо которой затвердело при этих словах.
– Никаких больше смертей – если это хоть как-то будет от меня зависеть. Даже ради армии, которая этого заслуживает, будь она человечьей или спачьей. Мы найдем мирное решение.
– Хорошо сказано, – с чувством кивнул Брэдли и посмотрел на меня тем своим взглядом, который я так хорошо помнила, полным доброты, любви и гордости за меня – таких яростных, что они почти обжигали.
И я отвела глаза – потому что помнила, как близка была к тому, чтобы отправить ракету в полет.
– Ну, раз вы все так в этом уверены, – голос мистрис Койл был холоден, как дно реки, – я пошла. Мне еще жизни спасать.
И прежде чем ее кто-то успел остановить, она была такова. Побежала к своей телеге и укатила в ночь.
[ТОДД]
– БЕЙТЕ ИХ! – орал мэр. – ГОНИТЕ ВВЕРХ!
Неважно даже, што именно он орал – да хоть названия фруктов! – солдаты все равно затопляли нижнюю часть дорожного зигзага, лезли через завалы на месте взрыва, настигали лезших впереди спаклов, стреляли в них.
Мистер О’Хеа возглавлял ведущий атаку отряд, а вот мистера Тейта мэр остановил и подозвал к нам, туда, где мы стояли, на равнине внизу.
Я соскочил с Ангаррад, штобы рассмотреть стреловую рану у нее в ляжке. Рана оказалась не так уж плоха, но кобыла все равно молчала, не говорила ничего у себя в Шуме – никаких даже нормальных лошадиных звуков. Одна тишина. Кто его знает, што это значило, но вряд ли што-то хорошее.
– Девочка? – я попытался ласково, спокойно погладить ей бочину. – Мы тебя зашьем, девочка, не волнуйся, ладно? Мы тебя починим, будешь как новенькая, слышишь, девочка?
Но она только стояла, свесив голову к земле, капала пеной с губ, лоснилась потом на боках.
– Простите, што задержались, сэр, – говорил у меня за спиной мэру мистер Тейт. – Надо еще поработать над их мобильностью.
Я кинул взгляд туда, где располагалась артиллерия. Четыре громадные пушки сидели на стальных телегах, которые волокли изможденного вида волы. Металл пушек… он был черный, толстый и выглядел так, словно прикидывал, как бы так почище сковырнуть тебе череп с плеч. Оружие… тайное оружие, выстроенное где-то подальше от города… и людей, што его строили, держали отдельно, штоб никто не слышал их Шума. Оружие, которое собирались использовать против Ответа, готовое разнести их на мелкие кусочки, без проблем, сэр, и теперь сделавшее то же самое со спаклами.
Безобразное, зверское оружие… сделавшее мэра Прентисса еще сильнее.
– Оставляю все улучшения на вас, капитан, – отвечал мэр. – В ваших умелых руках. А сейчас отыщите капитана О’Хеа и передайте, чтобы отступал к подножью холма.
– Отступал? – невольно воскликнул мистер Тейт.
– Спаклы бегут, – мэр кивком показал на дорогу – она была практически чиста, спаклы скрылись за гребнем холма, в верхней долине. – Но кто знает, сколько их там, наверху, на дороге? Возможно, тысячи. Они перегруппируются и выработают новый план. Мы здесь поступим так же и будем готовы встретить их лицом к лицу.
– Есть, сэр!
И мистер Тейт поскакал прочь.
Я приник к Ангаррад, вжался лицом ей в бок, закрыл глаза… но все равно видел все в Шуме: спаклов, людей, битву, огонь, смерть, смерть и смерть…
– Ты хорошо справился, Тодд, – мэр подъехал сзади почти вплотную. – Просто превосходно.
– Это было… – начал я, но замолчал.
Потому как… што? што это было?
– Я горжусь тобой, – выдал он.
Я обернулся к нему с таким лицом, што он расхохотался.
– Я действительно горд. Ты не сломался, выдержал невероятное напряжение, не потерял головы. Сохранил коня, даже несмотря на рану. И, что важнее всего, ты сдержал свое слово, Тодд.
Я посмотрел ему в глаза… в эти черные глаза цвета приречных скал.
– Ты действовал как мужчина, Тодд. Воистину это так.
И в его голосе была правда. В словах была правда.
Но ведь у него это всегда так, не забыл?
– Я ничего не чувствую, – произнес я. – Ничего, кроме ненависти – к тебе.
Он лишь улыбнулся.
– Возможно, сейчас это выглядит по-другому, Тодд, – сказал он, – но потом ты будешь вспоминать это как день, когда ты, наконец, стал мужчиной. – Его глаза сверкнули. – Как день твоего превращения.
[ВИОЛА]
– Кажется, у них там все кончилось, – заметил Брэдли, глядя в проекцию.
На дороге образовался водораздел. Мэрские люди отступали в свою сторону, а спаклы – в свою, оставляя посередине пустой, голый холм. Теперь вся армия мэра была на виду – огромные пушки, которые он невесть как раздобыл; солдаты перестраиваются в какой-то новый порядок у основания холма… наверняка готовятся к следующей атаке.
И… боже, Тодд.
Я, наверное, вслух выкрикнула имя. Брэдли тут же приблизил картинку – к той точке, куда я тыкала пальцем. Сердце припустило вскачь, потому что там стоял Тодд, привалившись к боку Ангаррад, – живой, живой, живой…
– Тот самый твой друг? – спросила Симона.
– Да! Это Тодд, он…
Я замолчала.
Потому что там, на картинке, к Тодду подъехал мэр.
Подъехал и завел разговор как ни в чем не бывало.
– А это там не тиран, часом? – полюбопытствовала Симона.
Я вздохнула.
– Все сложно…
– Да, – отозвался Брэдли. – Мне тоже так показалось.