– Слишком много, вот сколько, – ответил я. – Там, скорее всего, весь спачий мир. Ты их всех не поубиваешь.
– Пушки против стрел, мой мальчик. Даже с этим их мудреным огненным оружием и белыми палками, чем бы они там ни были… – пушек у них нет. И летающих кораблей, – он показал подбородком на восток, где сел разведчик, – тоже. Я бы сказал, что в данный момент силы примерно равны.
– Тем больше причин закончить войну здесь и сейчас!
– Тем больше причин продолжать сражаться, – парировал он. – На этой планете властвовать будет только одна сторона, Тодд. Только для нее одной есть место.
– Но если мы…
– Нет, – уже с большей силой сказал он. – Ты отпустил меня на свободу только по одной причине. Чтобы сделать эту планету безопасной для твоей Виолы.
И я промолчал.
– Я согласился на твое условие, и теперь ты дашь мне сделать то, что должно быть сделано. Ты позволишь мне сделать эту планету безопасной для нее и для всех нас. И для тебя, Тодд, потому что сам для себя ты этого сделать не сможешь.
Я помнил, как солдаты исполняли каждый его приказ… как кидались в битву… и умирали… – просто потому, што он так сказал.
Да, он прав. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь сделать такое.
Он мне нужен. Ненавижу, ненавижу его за это, но он мне нужен.
Я отвернулся. Закрыл глаза, уткнулся лбом в шею Ангаррад…
Я есмь круг и круг есть я, подумал…
Если контролировать Шум, контролируешь себя.
А если я смогу контролировать себя…
Возможно, я смогу контролировать и его.
– Возможно, и сможешь, – согласился он. – Я всегда говорил, что в тебе есть сила.
Я поднял глаза.
Мэр улыбался.
– А теперь, – сказал он, – поставь лошадь на ночь и как следует отдохни.
Он втянул носом воздух. Теперь, когда нам не грозило умереть в любую секунду, сделалось ощутимо холоднее. Над вершиной холма разливался бледный отсвет спачьих бивуачных костров.
– Мы выиграли первую стычку, Тодд, – сказал мэр. – Но война – она только началась.
И Третий
(Возвращение)
Земля ждет. Я жду вместе с ней.
И горю ожиданием.
Потому что мы победили врага. У подножия их холма, на окраинах их города мы окружили армию людей, и теперь она в нашей власти. Они были сломлены, растеряны и готовы потерпеть поражение…
Битва почти выиграна. Мы победили.
Но в этот миг земля разверзлась у нас под ногами и наши тела полетели в воздух.
Мы отступили. Мы бежали, карабкаясь вверх по холму, по битому камню, по размозженной дороге, вверх, за гребень, чтобы лечить наши раны и оплакивать мертвых.
Но мы были близки к победе. Так близки, что впору попробовать ее на вкус.
Я и сейчас чувствую этот вкус, глядя на долину внизу, где люди из Расчистки разбивают лагерь, лечат свои раны и хоронят своих мертвецов, небрежно побросав наших в кучи.
Я помню другие кучи тел, в другом месте…
Я снова горю от одного воспоминания.
А потом я вижу еще кое-что, оттуда, где сижу, с гребня холма – рядом с тем местом, где река рушится в долину. Я вижу свет, парящий в ночном небе.
Следящий за нами. Следящий за Землей.
Я подымаюсь на ноги, чтобы уйти, и обнаруживаю Небо.
По речной дороге я углубляюсь в лагерь. Полнотелая тьма ночи пятится от костров. Брызги воды на перекатах поднимают туманную дымку – от огней она тихо мерцает. Земля смотрит, как я лавирую между ними, их лица светлы, хоть и устали от битвы, голоса открыты.
Небо? показываю я голосом на ходу. Где здесь дорога к Небу?
В ответ мне показывают путь меж костров и спрятанных бивуаков, меж яслей и выгонов для боерогов…
Боерогов, шепчут за пределами взгляда – потрясенно и даже с отвращением, потому что это слово не из языка Земли, а из речи врагов, из Зачистки, и я возвышаю голос, чтобы заглушить его, и показываю Небо?
Земля показывает дорогу дальше.
Но за этой готовностью помочь я слышу… – неужели сомнения?
Потому что кто я такой, в конце-то концов?
Герой? Спаситель?
Или жертва? Опасность?
Начало я или конец?
Воистину ли я от Земли?
И если быть честным, я тоже не знаю ответов.
Они показывают мне дорогу к Небу, и я иду меж них и чувствую себя листом, плывущим в реке… над рекою… в реке…