– Вот именно, – кивнул он.
– А второй подарок? – Я все еще надеялся, што это может оказаться она.
– Мой второй подарок, Тодд, сейчас, когда ты окружен со всех сторон этим вожделенным лекарством, – он широким жестом обвел ящики, – это не дать тебе его.
Я поджал губы.
– Эээ?
Но он уже шагал в мою сторону, словно покончив со всеми разговорами.
И вот в ту секунду, как он проходил мимо…
Я есмь Круг и Круг есть я.
Прозвенело у меня в голове – один раз, одна-единственная фраза – но прямо из центра меня, из центра того, кто я вообще такой.
Я аж подскочил.
– Почему я это слышу, если вы сами принимаете лекарство? – вскинулся я.
Но он лишь улыбнулся лукаво и исчез на лестнице, оставив меня в одиночестве.
Ну, с прошедшим днем рождения, чего.
Я – Тодд Хьюитт, думал я, лежа в постели и таращась в темноту. Я – Тодд Хьюитт, и четыре дня назад я стал мужчиной.
Никакой разницы вообще-то.
Все это ожидание, с ума сойти, какая важная дата, а я, поди ж ты, все тот же – тот же старый, глупый, етьский Тодд Хьюитт, бессильный хоть што-нибудь сделать, бессильный даже себя самого спасти, а не то што ее.
Тодд етьский Хьюитт, да.
И вот пока я лежал в темноте, а мэр Леджер храпел у себя на матрасе, я услышал тихонький хлопок где-то там, далеко, снаружи – видать, какой-то дурень солдат выпалил из своего ружьища бог весть по чему (или кому) – и именно в этот момент подумал.
Подумал, што как-то справиться – недостаточно.
Остаться в живых – недостаточно, если ты едва живешь.
Они будут играть со мной ровно столько, сколько я им позволю.
А она тем временем – где-то там.
Она сегодня могла быть где-то там.
И я ее найду…
Первый же шанс, который мне выпадет, – я им воспользуюсь, и я ее найду…
А вот когда найду…
И тут я заметил, што мэр Леджер больше не храпит.
– Вам есть чего сказать? – спросил я у тьмы.
Но он снова захрапел, и Шум его был серый и спутанный, и я подумал, уж не привиделось ли мне.
10
В божьем доме
[Виола]
– Не могу передать, как мне жаль.
Он предложил мне чашку с корнеплодным кофе. Я не шелохнулась.
– Виола, пожалуйста. – Он настойчиво протянул ее мне.
О’кей, взяла. Хотя руки все еще тряслись.
Так и тряслись, с самого прошлого вечера.
С тех пор, как я увидела, как она падает.
На колени сначала, потом на бок, на гравий, с открытыми глазами.
Открытыми, но уже ничего не видящими.
Я смотрела, как она это делает. Падает.
– Сержант Моллот будет наказан. – Мэр сел напротив. – Он действовал самовольно. Я никогда не приказывал ему ничего подобного.
– Он ее убил, – произнесла я, но вышло почти беззвучно.
Сержант Моллот отволок меня в дом исцеления. Он колотил в дверь прикладом ружья, перебудил всех, выгнал из дома – принести тело Мэдди.
Я потеряла дар речи. Даже плакать толком не могла.
Они все на меня не смотрели – и мистрис, и другие ученицы. Даже мистрис Койл решительно не встречалась со мной глазами.
Чем ты занималась, а? Куда ты ее потащила?
А сегодня утром мэр Прентисс вызвал меня сюда, к себе в собор, то есть домой, то есть в дом божий. К богу в дом.
И вот тут они совсем перестали на меня смотреть.
– Прости, Виола, – сказал он. – Некоторые мужчины из Прентисстауна – из старого Прентисстауна, конечно – до сих пор таят злобу на женщин за то, што случилось много лет назад.