– Не то это всё. Я перестаю ему верить, может, это потому, что он перестаёт верить в себя.
– А ты как думал? Перестанешь тут в себя верить, естественно. Ты видел, какая у него была депрессия, которая ухудшалась с каждым днём и с каждым человеком? А такая депрессия может вылиться только или в ненависть к себе, или в ненависть ко всему миру. Но если ненавидеть себя, то с такой депрессией исход один – суицид, а этого он не может сделать по определению, вот он и начал изливать свою злобу.
– А причём здесь тогда это его решенье с интервью? – не понял Иван.
– Хочет изменить мир, вот и хватается за любую соломинку.
– Как бы ему не перепутать соломинку с бритвой.
– А утопающему всё равно.
Нависла тягучая, липкая тишина.
– Ну, о чём ты теперь задумался? – нарушил молчание Сергей.
– Уйду я, наверное, потерял я тот свет, за которым шёл раньше.
– Ты что, сдурел? – выпучил глаза Сергей. – Ну, накричал он разок, каждый человек может сорваться, а ты из этого глобальных выводов наделал.
– Прежний Василий этого никогда бы не сделал.
– Люди меняются. Да и чего уж в нём особо изменилось?..
– Ничего себе, «чего»! Только то, что он стал брать плату, уже меняет всё.
– Ну, подумаешь, перестал отказываться от подачек, кому от этого лучше, или хуже? Я бы на его месте, честно говоря, и побольше бы брал.
Иван вздохнул и обречёно посмотрел на Сергея.
– Зачем ты вообще стал его учеником? Ради веры, или ради денег?
– Догадайся, – Сергей ехидно прищурил глаз. – Религии приходят и уходят, а жрать всегда в моде.
Иван отвёл взгляд и замолчал.
Сергей посмотрел на часы.
– Что-то мне говорит, что Василий там надолго, пойду куплю что-нибудь перекусить, что и тебе советую.
Глава 7
Маленькая комната со старенькими выцветшими обоями, чёрно-белым телевизором и мебелью выпуска где-то середины семидесятых годов. Хозяйкой всего этого была некая старушка, которая вчера и приютила Василия, а сегодня разрешила побыть у неё дома. Старушка эта в данный момент отсутствовала, будучи в гостях у соседки.
Посередине комнаты стоял обеденный стол, накрытый красочной скатертью, за которым и восседал Василий. Позади него сидели Сергей и Иван. Сергей совершенно безразлично смотрел то на стены, то на приходивших людей, а Иван всё время смотрел куда-то себе под ноги и иногда на Василия, как бы постоянно задавая ему один и тот же неслышимый вопрос. При появлении нового посетителя он старался не встречаться с ним взглядом.
Посетителей, кстати, сегодня было немного, так как в этом городе они уже были, да и новый, ещё незнакомый человек появлялся не чаще, чем раз в полчаса, а так всё больше уже известные люди.
Послышался скрип открывающейся двери, и в комнату робко вошла женщина бальзаковского возраста и, немного помявшись, присела на стул.
– Здравствуйте.
– Добрый день.
– Вы меня не узнаёте?
– Боюсь, – Василий попытался вспомнить. – Нет.
– Я Зинаида Аркадьевна, вы тогда…
– Ах да, вспомнил, как внук?
– Теперь всё в порядке, ещё раз спасибо вам.
– Угу.
– Жаль, что он ещё не говорит, а то он сам бы всё сказал.
– Я рад за вас, – Василий попытался улыбнуться.
– А вы изменились, – продолжала Зинаида Аркадьевна.
– Почему вы так решили?
– Ваша манера говорить, ваш взгляд… Они стали более уставшими, что ли, или даже, если можно так сказать, более земными.
– Жизнь пообтесала.
– Ой, да что же такого уж могло произойти в вашей жизни?
– Вот вы тогда поверили в меня?
– Конечно, я и сейчас в вас верю.
– А почему же тогда в вашей жизни ничего не изменилось? – Василий посмотрел ей в глаза.
Зинаида Аркадьевна отвела взгляд.
– Я изменилась так же, как и все.
– То есть, не изменились вовсе.
– Ну-у, – протянула Зинаида Аркадьевна, не отрывая взгляда от пола. – А что я, особенная, что ли? Что я-то буду меняться, если никто не меняется? Что я одна могу сделать?
Василию надоело постоянно объяснять одно и тоже.
– Ладно, что вы хотите?
– Ой, вы что, обиделись?