Сезон пурги и пепла

По крайней мере, философы на это надеялись.

Поэтому вместо медведя Азарь напустился на учителя.

– Лугин? – поражённо прошипел он. – Лугин Заозёрный? А это мой ученик Азарь? А как же вот это твоё: «Меня зовут Пазей, а это мой сын»? Какого дедера, Луги?

– Медведь и впрямь очень умён, я решил не обижать его ложью. На которую, между прочим, он не повёлся с самого начала! – в ответ зашипел старый философ. – Тем более их была целая толпа. Пожалуй, не стоило раздражать мишек.

– Вообще-то у медведей очень хороший слух, – проворчал Трес. – Так что я всё слышал. Я очень рад, Лугин Заозёрный, что ты решил не лгать, но не считайте меня больше глухарём!

– Как скажешь! – проворчал Азарь.

– И не называйте нас больше мишками…

– Что, плохие воспоминания? – не удержался от ехидства молодец.

– Что-то вроде того…

Они пришли к некой усреднённой постройке между медвежьей берлогой и человеческой землянкой. Лаз был занавешен грубой мешковатой дерюгой, а на покрытой дёрном и сухостоем крыше росла малина.

Внутри было достаточно просторно, чтобы берлога вместила в себя штук пять-шесть медведей, причём вытянувшихся в полный рост на нормальных таких дубовых полатях. В действительности же в дальнем углу был свален ворох примятой соломы, на которой, видимо, спал Трес. По всей земляной стене справа от входа тянулись берестяные короба. А слева…

Слева – это был отдельный разговор, поскольку там стояли книжные полки. Они были грубо вырублены – не сколочены, а именно вырублены, – из цельного ствола огромного дуба. И книг на них было не меньше пятидесяти. Ничего удивительного, что Азарь в первую очередь подошёл именно к ним.

– Мать честная, Луги, ты тоже это видишь?

– Так же отчётливо, как и тебя. И ты всё это прочитал, почтенный Трев? – обратился он к медведю.

– Трес.

– Прости, пожалуйста, – повинился Лугин. – Я просто немного сбит с толку.

Трес разложил хворост перед коробами и размял затёкшую спину – совсем как человек.

– Честно говоря, не всё, Лугин Заозёрный. Твою книгу я не осилил. Ох и нудный же ты мужик…

Азарь расхохотался.

– Видишь, Луги? Не один я так считаю! Чёрт возьми, тут и правда есть твоя писанина! – воскликнул Азарь, уставившись на увесистый том под названием «Трактат о сути вещей».

Лугин вздохнул.

– Вообще-то я написал много чего и помимо него…

Медведь между тем наломал хворост мелкими веточками и сложил в маленький шалаш прямо на землю в самом центре берлоги. Потом Трес что-то пробубнил себе под нос, и хворост занялся огнём.

– О, – поражённо произнёс Лугин, хотя чему тут было удивляться, когда Трес или кто-то из его медведей смог укрыть целый отряд пологом невидимости?

Говорящий зверь порылся в коробах и выудил оттуда закопчённый глиняный горшок, куда высыпал несколько пригоршней сушёных трав, а потом выкатился во двор, чтобы набрать в кувшин снега.

Азарь и Лугин на какое-то время остались в берлоге, предоставленные сами себе. Оба философа продолжали изучать медвежью библиотеку и тихо дурели. Тут тебе и «Луэнсио» Мореля Геннора, и «Странствия» Ярыги Трумсфьелля, и «Житие святого Арефа-затворника» от неизвестного автора, не говоря уже о «Трактате о сути вещей» самого Лугина. Книги были самые разные, от тоненьких берестяных тетрадей, наскоро переплетённых меж собой, до толстенных пергаментных фолиантов в твёрдых кожаных переплётах. Нашлось даже несколько глиняных табличек с клинописью.

Временами философы переглядывались и пучили друг на друга глаза в невероятной степени изумления. Обоим хотелось обсудить небывалое открытие, но, памятуя о хорошем слухе медведей, пока не решались.

Когда вернулся Трес, он поворошил прогоревший хворост и поставил кувшин со снегом и травами прямо на него. А совсем скоро все трое сидели на коробах и пили душистый отвар малины, смородины, кипрея и мяты из кое-как выструганных деревянных плошек.

– Трес, – начал Лугин, – прости мне, старому, моё любопытство, но всё-таки: откуда ты взялся? Откуда взялись вы все? Вы же настоящее чудо! Я раньше никогда даже не слышал о разумном медвежьем племени.

– Мы называем себя комами. И существуем, в общем-то, давно. Мы всегда жили с лысыми в мире. Они делились с нами всякой вкуснятиной, а мы взамен позволяли им охотиться в нашем лесу и добывать дикий мёд. Есть у вас такое кушанье – блины вроде. Так вот, они как пекут, так первые нам несут на поклон. Первый блин – кому. Приятно, знаете ли… Ну, и мы их не обижаем, вы не думайте. Я им, помню, сам как-то целый туес мёда земляных пчёл приносил.

– Они разве медоносят? – изумился старый философ.

Медведь изумился в ответ:

– Всегда медоносили, а у вас что, нет?

– Подожди, – вклинился Азарь, – это что же выходит, ты нам таки поверил, что мы не из тех лысых, что от вас за ручьём живут?

– Да уж конечно, – ком закинул ногу на ногу и подбоченился. – Были б местными, всякие глупости бы не спрашивали. Диво, конечно, что где-то ещё лысые живут. Ну да чудес в мире и так вдоволь. Кто знает, чему придётся удивляться завтра?

Лугин повернулся к Азарю.

– Мне нравится этот парень!

Азарь и Трес расхохотались одновременно.

– Глупые братья у нас тоже имеются, – продолжал ком, – те, что на четырёх лапах ходят и разговаривать не умеют. Вот их, пожалуй, медведями можно было бы назвать… Но тоже лучше не надо.

– Так почему вас не стоит медведями называть? – вернулся к этой теме Азарь. – Это у вас какое-то оскорбление или что?

Ком замолчал и уставился на дно своей миски.

Лугин повернулся к Азарю и постучал указательным пальцем себе по лбу. Молодой лишь развёл руками.

– В общем-то нет, – продолжал медведь после недолгой паузы, не обращая внимания на людей, – никакое это, конечно, не ругательство…

Философы обратились в слух. Лугин отставил питьё.

– Некоторым даже нравилось, когда нас называли мишками. Мило так. Говорю же, мы жили с лысыми в ладу.

– Жили? – тут же почуял неладное Азарь.

– Да, – кивнул Трес. – Мы с лысыми веками мирно существовали бок о бок, помогали друг другу, устраивали гуляния… Они в нашу честь даже целый праздник придумали.

– Комоедица! – догадался Азарь.

Косолапый кивнул.

– Комоедица. Весело жили, дружно. Пока не появилась она.